Канберра, как говорил Гриффин, планировалась по английскому образцу, когда небольшие районы объединялись в самостоятельные, в противоположность планировке континентальных городов, представляющих собой единое целое, город за крепостной стеной (порожденный необходимостью защиты от нападений). Крепостные стены Гриффин заменил свободным пространством и деревьями. Он влюбился в австралийские деревья. «Эвкалипт не кажется мне однообразным и монотонным, но, напротив, привлекает меня. Это дерево поэта, оно должно иметь другое, более достойное его имя. Эвкалипт! Название не соответствует дереву. Это изумительное дерево — дерево архитекторов»^[28],— писал Гриффин. Зеленые массивы современной Канберры понравились бы ему.

В наши дни строительство в городе контролируется Комиссией по строительству столицы, основанной в 1957 г. Она имеет широкие полномочия, необходимые финансовые средства и грамотного руководителя. Стиль города не может оставаться прежним. Ведь раньше владельцы домов строили их так, как им хотелось, и в довершение ко всему здания иностранных миссий придали городу опереточный оттенок, так как построены они были в национальных стилях, напоминая переодетых в псевдонациональные костюмы крестьян, позирующих перед туристами. Посольство Соединенных Штатов — это типичное американское здание в миниатюре; Южной Африки — старая голландская ферма со всеми ее атрибутами, включая завитки на фронтонах; Франции — здание, которое Робин Бойд определил как построенное в стиле «маленького Трианона» и т. д.

Политически Канберра всегда напоминала «горячую картофелину», но два человека оказались достаточно смелыми, чтобы схватить ее. Причем трудно было бы найти более разных людей. Первый — Кинг О’Мэйли, американец по происхождению, ловкач, преуспевший в Канзасе как агент по продаже недвижимого имущества, основавший религиозную секту под названием «Храм краснокожих». В Австралии он был министром внутренних дел федерального правительства в то время, когда строительство столицы еще только начиналось. Кинг О’Мэйли поддерживал все начинания своего соотечественника— Гриффина. Второй — Роберт Мензис^[29]— в последние годы лично занимался благоустройством города и гордился тем, что столица из сухого, пыльного, захудалого и нищего поселка превратилась в просторный город-сад с двенадцатипроцентным ежегодным приростом населения, что составляет один из самых высоких процентов в мире. В первую очередь город украшают люди, его населяющие, но также и здания. Он отличается великолепным климатом, достаточно холодной зимой, чтобы придать жителям бодрость, но и достаточно теплым летом, чтобы они не забывали о пляжах, расположенных всего в двух часах езды от столицы. В сверкающих лучах осеннего солнца деревья стоят такие же золотые и багровые, как в любом другом штате Нью-Гэмпшира и Вермонта. Молодые люди тем не менее находят город скучным — здесь нет оркестров поп-музыки, мало кафе, сравнительно немного наркоманов — в общем сплошная порядочность.

Во всех столицах мира есть зоопарки, и генеральным планом предусмотрено создание зоопарка в Канберре^[30]. Для этого потребуется четыре миллиона. Если деньги найдутся, то будет создан зоопарк совершенно нового типа, который послужит образцом для всего мира. По сути дела организуется подлинный Биологический центр. Подобная идея родилась у блестящего молодого патологоанатома, сотрудника научно-исследовательского института им. Джона Кертина. Доктор Стефан Бойден видит свой Биологический центр не как место, где глазеют на зверей, а как окно в мастерскую природы, где можно наблюдать, как все целесообразно в природе, тонкой и изумительной системе, где человек и животное, птицы и пресмыкающиеся, насекомые и микроорганизмы, деревья и растения поддерживают и уравновешивают друг друга. Центр должен стать местом, где можно будет изучать единство природы и человека.

Животных, число которых предполагается постоянно пополнять, будут тщательно исследовать на предмет того, как они добывают пищу, начиная от ультрамикроскопических организмов до тех видов, которые охотятся друг за другом. Центр поставит также такие проблемы, как сохранение плодородия почвы; рост населения и баланс в природе; зависимость количества живых существ от наличия пищи; распространение заболеваний насекомых, типы заболеваний и возможность контроля над ними; миграция птиц; пути общения животных с помощью сигналов, обоняния или танцев (пчел, которые таким образом сообщают друг другу, где находится мед); принципы иерархии, ранга и порядка среди огромного количества живых существ и т. д.

Все, что может жить, будет живым — насекомые и бактерии, растения и морские водоросли, вирусы и клетки. Посетители увидят здесь муравьев, доящих стада тлей; послушают записи голосов птиц, кваканья лягушек; понаблюдают ночью с помощью инфракрасных лучей маленьких пугливых ночных млекопитающих, таких, как сумчатые мыши; узнают, как растения и животные (например кузнечики, чьи яйца начинают развиваться за четыре дня до наступления периода дождей) приспосабливаются к условиям пустыни.

Доктору Бойдену хочется также, чтобы в его центр приходили не только учиться, но и получали от него удовольствие. Детишки придут сюда посмотреть на мир, молодые пары подержатся за руки, наблюдая за кенгуру или крабами; любители более спокойных развлечений посмотрят фильм о миграции птиц, танцах аборигенов и совершат общую экскурсию.

Две сотни акров отведены для претворения в жизнь проекта, который предложит миру нечто новое, творческое и значительное.

Доктор Бойден может послужить моделью современного ученого — человек, обладающий мягким характером, без претензий, вдохновленный идеей, которая, по мнению его друзей, изменила его, придала ему силы, дала возможность выступить перед большой аудиторией, в то время как раньше только «дуновение ветерка» приводило его в смущение. Я видела однажды, как из его кармана появился очаровательный маленький фалангер в серо-черную полоску, длиной не более шести дюймов, не считая пушистого хвоста. С удивительным проворством он прыгал по комнате, взбирался на занавески, где пытался спрятаться, на плечи присутствующим, но только мужчинам. По мнению доктора Бойдена, зверек выбирал мужчин, так как, возможно, плотная ткань мужских пиджаков отдаленно напоминала ему кору деревьев.

Летающие фалангеры или сумчатые летяги живут на деревьях, свернувшись калачиком в дуплах, сосут сок и жуют лепестки, добираясь до нектара. Говорят, что они могут преодолевать по воздуху до пятидесяти ярдов, но натуралист Гарри Фраука из Квинсленда утверждает, что двадцать футов — это самое большое расстояние, которое мог проделать живущий у него зверек, но и это совсем немало для такого крохотного существа. В воздухе его поддерживает мембрана, натянутая, как у летучей мыши, между кистями и коленями, а рулем служит длинный упругий, словно резиновый, хвост. Когти на лапах помогают зверьку цепляться за деревья и расчесывать шерсть. Новорожденный детеныш шестифутового кенгуру достигает в длину не менее одного дюйма, а новорожденная летяга может быть не более булавочной головки.

Канберра расположена у подножия Большого Водораздельного хребта, который тянется от севера Квинсленда до Виктории и является единственным крупным горным массивом страны. Его вершина — гора Косцюшко возвышается всего на семь тысяч сто тридцать шесть футов. То, что австралийцы называют горой, мы считали холмом, а их холмы в нашем понимании просто холмики. Ведь континент представляет собой огромную в целом плоскую равнину, рельеф ее сглажен ветрами и эрозией. Так что горы около Канберры не производят величественного впечатления.

В горах недавно основан небольшой национальный парк. В этом районе леса были вырублены, рыба в реках уничтожена. После новых лесонасаждений и улучшения системы землепользования сюда должна вернуться дичь, и земля вновь расцветет. Здесь, в долине Тидбинбилла, основал свою станцию Отдел охраны фауны государственной научно-исследовательской организации, так называемый КСИРО^[31]. Станция занимается исследованием лирохвостых (Menura noval hollandiae). Один из ее сотрудников, Норман Робинсон, огородил проволокой участок в двенадцать тысяч ярдов и установил столбы на расстоянии двадцати пяти ярдов друг от друга. К некоторым из них прикреплены термометры, показания которых через равные промежутки времени передаются в небольшой деревянный дом среди деревьев. Записываются на магнитофон звуки леса, песни лирохвостов^[32].