Литмир - Электронная Библиотека

Еще один раздел книги Видера посвящен анализу личности самого Ф. Паулюса. Здесь следует обратить внимание на прослеживающуюся во многих отечественных исследованиях идеализацию военного образования и опыта штабной работы в карьере полководца. Наши военачальники часто получают упреки в невыдержанности, невоспитанности и взрывном характере. Однако при этом забывается, что военачальник – это не кабинетный ученый и от него требуются качества, следствием которых может быть неприятный в человеческом общении характер. Получивший блестящее образование Паулюс, как ни странно, проигрывал менее образованным, но более энергичным и волевым коллегам: «Многолетняя служба в высших штабах наложила неизгладимый отпечаток на личность Паулюса и его деловые качества. Этому вдумчивому, осмотрительному генштабисту, обладавшему превосходной подготовкой, глубокими знаниями и незаурядными способностями в планировании крупных операций, недоставало боевого опыта, твердости, решимости, находчивости, умения и желания рисковать – одним словом, всего того, чем в избытке обладает настоящий полководец». Читая рассказы о разносах, устраиваемых Г.К. Жуковым или А.И. Еременко, нужно помнить, что перед нами не преподаватели воскресной школы, но солдаты и оборотной стороной внешне благопристойного поведения может быть вялость и слабоволие. Видер дает нам возможность оценить личные и профессиональные качества Ф. Паулюса, прошедшего путь от создателя плана «Барбаросса» до первого фельдмаршала, взятого в плен союзниками во Второй мировой войне.

Одним словом, Иоахим Видер написал разноплановую, одинаково занимательную и как воспоминания, и как историческое исследование книгу, которая привлечет внимание всех интересующихся историей Второй мировой войны.

Воспоминания уцелевшего

Хаос огня, свинца и исковерканной брони… чудовища стальные, выйдя из-под власти своих творцов, их обрекли на смерть…

Тот, на чьих глазах разорванные в клочья погибали друзья и братья, тот, кто искал спасенья, извиваясь, как червь, на обесчещенной, истерзанной земле, – лишь горько усмехнется, заслышав речи лживые, «героям» воздающие хвалу… нет больше Марса, дряхлый бог сражений сам сгинул в пламени войны…[1]

Стефан Георге

Немецкая группировка окружена

19 ноября 1942 года навсегда сохранится в моей памяти как самый черный день из всех, что мне довелось пережить.

В то пасмурное утро глубокой осени промозглый туман вскоре сменился метелью – наступила суровая русская зима. Но еще раньше, в предрассветных сумерках, здесь, на самом опасном участке Восточного фронта, где мы, немцы, глубже всего проникли на территорию противника, разразилась катастрофа, которую предчувствовали и ждали с нараставшей тревогой многие из нас. Русские перешли в наступление и сразу же нанесли сокрушительный удар сначала по румынским соединениям, находившимся на левом фланге нашей группировки. Это произошло в большой излучине Дона, южнее станицы Кременской[2].

Наступлению предшествовала тщательная подготовка, проведенная Советским командованием в грандиозных масштабах; наши вышестоящие штабы в общем были осведомлены о длительном процессе сосредоточения сил противника, хотя развертывание проходило в лесистой местности и под прикрытием осенних туманов. Развивая наступление, превосходящие танковые и кавалерийские соединения русских в тот же день молниеносно обошли нас с севера, а на следующий день и с востока. Вся наша армия была взята в стальные клещи. Уже три дня спустя в Калаче на берегу Дона кольцо окружения сомкнулось. Соединения русских непрерывно усиливались.

Ошеломленные, растерянные, мы не сводили глаз с наших штабных карт – нанесенные на них жирные красные линии и стрелы обозначали направления многочисленных ударов противника, его обходные маневры, участки прорывов. При всех наших предчувствиях мы и в мыслях не допускали возможности такой чудовищной катастрофы! Штабные схемы очень скоро обрели плоть и кровь в рассказах и донесениях непосредственных участников событий; с севера и с запада в Песковатку – еще недавно тихую степную балку, где размещался наш штаб, вливался захлестнувший нас поток беспорядочно отступавших с севера и запада частей. Беглецы принесли нам недобрые вести: внезапное появление советских танков 21 ноября в сонном Калаче – нашем армейском тылу – вызвало там такую неудержимую панику, что даже важный в стратегическом отношении мост через Дон перешел в руки противника в целости и сохранности[3]. Вскоре из расположения XI армейского корпуса, нашего соседа слева, чьи дивизии оказались под угрозой удара с тыла, к нам в Песковатку хлынули новые толпы оборванных, грязных, вконец измотанных бессонными ночами людей.

Прелюдией ураганного русского наступления на участке Клетская – Серафимовичи была многочасовая артиллерийская подготовка – уничтожающий огонь из сотен орудий перепахал окопы румын. Перейдя затем в атаку, русские опрокинули и разгромили румынские части, позиции которых примыкали к нашему левому флангу. Вся румынская армия попала в кровавую мясорубку и фактически перестала существовать. Русское командование весьма искусно избрало направление своих ударов, которые оно нанесло не только со своего донского плацдарма, но и из района южнее Сталинграда, от излучины Волги. Эти удары обрушились на самые уязвимые участки нашей обороны – северо-западный и юго-восточный, на стыки наших частей с румынскими соединениями; боеспособность последних была ограничена, поскольку они не располагали достаточным боевым опытом. Им не хватало тяжелой артиллерии и бронебойного оружия. Сколько-нибудь значительных резервов у нас по существу не было ни на одном участке; к тому же плохие метеорологические условия обрекли на бездействие нашу авиацию. Поэтому мощные танковые клинья русских продвигались вперед неудержимо, а многочисленные кавалерийские подразделения, подвижные и неуловимые, роем кружились над кровоточащей раной прорыва и, проникая в наши тылы, усиливали неразбериху и панику[4].

Впрочем, обстановка вскоре окончательно прояснилась: наша 6-я армия и части 4-й танковой армии – более 20 первоклассных немецких дивизий, составлявших четыре армейских и один танковый корпус, – были полностью окружены. Вместе с ними в гигантский «котел» попали дивизия ПВО и несколько крупных авиационных соединений; приданные артиллерийские подразделения резерва главного командования: два дивизиона самоходок и два минометных полка, с десяток отдельных саперных батальонов, а также многочисленные строительные батальоны, санитарные подразделения, автоколонны, отряды организации Тодта («Имперская трудовая повинность»), части полевой жандармерии и тайной военной полиции. Здесь же оказались и остатки разгромленной румынской кавалерийской дивизии, хорватский пехотный полк, приданный одной из наших егерских дивизий, и, наконец, несколько тысяч русских военнопленных и «вспомогательные части». Всего, таким образом, в окружение попало около 300 тысяч человек[5], которых судьба связала друг с другом в буквальном смысле слова не на жизнь, а на смерть.

Лишь много позднее мы поняли, что окружение 6-й армии было только частью гигантской операции по охвату наших войск, спланированной и проведенной русскими по известным немецким образцам[6]. С севера нас охватывали лучшие ударные части русских, в том числе и переброшенные сюда отборные дивизии их Юго-Западного фронта, которому до начала наступления противостояли соединения, примыкавшие к нашей 6-й армии слева. И этот внезапный и сокрушительный удар был нанесен противником, который, как упорно твердила наша официальная пропаганда, давно уже исчерпал все свои резервы и возможности. Но особую тревогу у нас вызывал тот факт, что советская стратегия и тактика, которые обрели теперь такую гибкость, прочно захватили инициативу.

вернуться

1

Перевод Н.С. Португалова.

вернуться

2

Видер допускает неточность. Удар южнее Кременской был осуществлен войсками Донского фронта 19 ноября одновременно с ударом Юго-Западного фронта, наступавшего с плацдармов юго-западнее г. Серафимовичи и станицы Клетская. К окружению группировки гитлеровцев привел, однако, не удар Донского, а удар Юго-Западного фронта, войска которого 23 ноября в районе г. Калач соединились с войсками Сталинградского фронта, начавшими контрнаступление на один день позже (20 ноября) с плацдарма в районе Сарпинских озер. – Прим. ред. (Здесь и далее примечания, отмеченные звездочкой, даны русской редакцией. Примечания, касающиеся военных действий в Сталинграде, сделаны подполковником В.К. Печоркиным.)

вернуться

3

Мост был захвачен небольшим отрядом под командованием подполковника Г.Н. Филиппова. Танки Филиппова с включенными фарами подошли к переправе. Гитлеровцы, охранявшие мост, приняли их за своих. Советские танкисты, переправившись через реку, уничтожили охрану и захватили мост. (См. «Битва за Волгу». Волгоград, 1958, с. 133–134 и «История ВОВ», Воениздат. М., 1961, т. III, с. 33–34.)

вернуться

4

В действительности метеорологические условия не исключали действия авиации, а лишь ограничивали их.

вернуться

5

В окружении оказались 22 дивизии 6-й и 4-й танковых немецких армий. В составе окруженной группировки было 15 пехотных дивизий (44, 71, 76, 79, 94, 113, 295, 297, 305, 371, 376, 384, 389-я пехотные, 100-я легкопехотная дивизия гитлеровцев и 20-я пехотная румынская дивизия), 3 танковые дивизии (14, 16 и 24-я), 3 моторизованные (3, 29 и 60-я), 1 кавалерийская (1-я румынская), а также 160 отдельных частей всех родов войск. Общая численность всех этих войск достигала 330 тысяч человек. Помимо окружения этих сил, советские войска в ходе контрнаступления разгромили 3-ю румынскую армию, пять дивизий которой были взяты в плен к моменту окружения, и нанесли поражение VI и VII армейским корпусам румын. Был разгромлен XLVIII танковый корпус, составлявший оперативный резерв противника.

вернуться

6

В истории мирового военного искусства немало примеров операций на окружение, начиная от знаменитых Канн. Однако контрнаступление на Волге было спланировано весьма оригинально Советским командованием, что неоднократно подтверждает и сам Видер.

2
{"b":"178522","o":1}