– Что ты делаешь? Ты же упадешь! – Дора вскочила и поспешила за ним. Она продолжала говорить: – Ты хочешь свернуть шею и свалиться в воду? Мне придется тебя вылавливать, а если ты погибнешь, то завтра я пойду в музей ракушек одна. Кому я тогда буду все рассказывать и показывать, если ты умрешь, а я вытащу из воды только твое тело? И что я скажу твоим папе и маме, которые будут винить во всем меня, потому что я должна была лучше присматривать за тобой…

А затем это случилось на самом деле. Лука закричал, и почти тут же закричала Дора, так как его больше не было видно. Она так торопилась, что чуть не свернула себе шею, а затем увидела, что он стоит на плато и считает. Дора точно это знала, хотя он стоял, повернувшись к ней спиной. Она была в такой ярости, ей так надоело постоянно за ним приглядывать, что она набросилась на него с кулаками:

– Ты должен прекратить, сейчас же перестань, я…

Затем Дора увидела то же, что и он. И закричала. Она отвернулась и уткнулась Луке в костлявое плечо. Ей было больно, но Дора обрадовалась возможности отвлечься. Все лучше, чем думать о том, что они только что увидели. Ее сейчас вырвет. Она почувствовала, как тошнота подступила к горлу.

– Что будем делать?

Дора старалась сдержать колбаски, картошку, свеклу, помидоры, огурцы, листья салата, шоколадное мороженое и конфетку, которые просились наружу из желудка. Она никак не решалась открыть рот.

– Дора, что будем делать?

Лука удивленно смотрел на нее, его глаза расширились от ужаса. Но он все же дышал. Теперь Дора могла отвести от него взгляд. Она заставила себя посмотреть на мертвых чаек. Сначала одним глазом. Ее план был таков. Если один глаз привыкнет, можно попробовать взглянуть обоими. Решение было нелегким! Дора моргнула левым, а затем правым глазом. Она столько раз репетировала. Хорошая актриса должна так уметь.

– Что ты там делаешь?

– Думаю, – лишь слегка соврала Дора. Она же правда пыталась думать, просто у нее не получалось.

– Их пристрелили? Это же запрещено! И почему как раз на нашем утесе? Они не должны были так поступать, не имели права…

– Закрой рот! Я не могу сосредоточиться!

Дора яростно посмотрела на него.

– Что бы с ними ни произошло и кто бы это ни сделал, мы должны о них позаботиться, теперь они наши, ведь они оказались около нашей двери.

Лука задумался.

– Ты думаешь, что они, как те дети, которых оставляют на пороге церкви, чтобы другие их опекали?

– Именно так я и думаю.

Дора гордилась Лукой.

– И что мы будем с ними делать?

– Мы похороним их, это ясно. Наверху, в лесу.

– Думаешь, их кто-то пристрелил?

– Нет, мне кажется, они дрались.

– Дрались? Из-за чего?

– Из-за самки, из-за чего же еще! И оба погибли.

– Глупо, по-моему.

Лука так не считал.

– Романтично, – сказала Дора, ее голос звучал мечтательно. – Кто-то так сильно любит, что готов для другого на все…

Она рассмеялась, как будто была где-то в другом месте. Казалось, Дора знает какую-ту тайну и Лука должен приложить усилия, чтобы узнать ее. Лука этого не любил.

– Чушь, – сказал он и подошел к мертвым чайкам.

Он снял футболку и завернул в нее птиц. Его руки дрожали. Он хотел показать, что не боится.

– Итак, идем.

Последний августовский день 1968 года.

Бывают такие разговоры, когда кажется, что дети понимают каждое слово родителей. Они кивают маленькими кудрявыми головками. Молча понимающе улыбаются. Обрадованные родители продолжают говорить, тщательно подбирая слова. Ведь они несколько дней обдумывали, что и как сказать. Разговор может длиться часами. Пока не наступает тишина. Молчание не предвещает ничего дурного, как в фильме, когда нет тревожной музыки. Ничего не подозревающие родители уверены, что у них все под контролем. Как будто во время бури сидишь в тепле с бокалом вина, чашкой чая или какао, наблюдаешь через окно за бушующим морем, порывами ветра и дождя. Ничто не может потревожить твой дом. Внешний мир не имеет к тебе никакого отношения. И ты радуешься, что принял правильное решение и не дал друзьям вытащить тебя из дома. Похлопываешь себя по плечам и уже раздумываешь, как на следующий день будешь смеяться над приятелями. Стоя у окна, взрослые улыбаются и ничего не подозревают.

Внезапно раздается жуткая музыка, ребенок открывает рот и спокойно задает первый вопрос. Дом буквально обрушивается на родителей. И нет никакой радуги. И волшебных красных башмачков. И злая ведьма не умерла.

Стояла середина сентября. Дора слышала ответы не в первый раз. Спрашивала она тоже не в первый раз. На самом деле она уже давно все поняла. Еще три месяца назад. Но ей было так больно, что она старалась убежать от этого. Тогда, в середине июня – учебный год как раз закончился, – Дора нашла Луку, рисующего под своими зонтиками от солнца, села рядом с его складным стулом и заплакала. Лука повел ее в кафе, купил шоколадное мороженое, а затем, когда она его съела и умылась, впервые нарисовал ее портрет. Дора обо всем забыла. До следующего раза. Когда картина была закончена, Дора показала на небо и спросила:

– Ты видишь, там кокер-спаниель виляет хвостом? Видишь?!

Лука растянулся на гладком камне под их утесом и болтал ногами в воде. Он ждал Дору. Рядом с ним лежали альбом для рисования и карандаши. Над ним проплывали облака, но он не хотел на них смотреть. Это игра для двоих. Лука старался не думать о камне, на котором лежал. Забыть мертвых чаек. Как и дохлых жуков и крабов, которых они с Дорой целый год выбрасывали в море.

Дора лежала в пока еще своей постели, зарывшись головой в пока еще свою подушку. На этот раз она спряталась в пока еще своей комнате. Как будто боялась, что ей не хватит сил дойти до пляжа, а уж тем более до утеса. Полки были почти пусты. И шкаф тоже. Ее книги были сложены в ящики. Они стояли в гараже. Коллекция камней необычной формы тоже лежала в ящике. Правда, в другом. Он тоже стоял в гараже. Рисунки. Сухие ветки пинии и кипариса. Ожерелье из ракушек, которое сделал для нее Лука. Раскрашенные стеклышки. Куклы. Все убрано.

Ее простыня еще здесь. Сине-зеленая. Как море в том месте, где они с Лукой последний раз ныряли. Ей было совсем не страшно. Дора восхищенно смотрела в глаза Луки, а он крепко держал ее за руку и утягивал все глубже. Ее сердце разрывалось от счастья и ни с чем не сравнимого чувства совершенства. Дора уже об этом читала. Она вообще много читала, ее любимой книгой был «Поезд в снегу». Дора любила Мато Ловрака и перечитала все его книги. Чувство совершенства наполняло ее так же, когда она в одиночку съедала миску шоколадного пудинга или зимой лежала в горячей ванне с закрытыми глазами и слушала пластинки – у нее были записи буквально всех сказок! – или тогда, когда она нашла потрясающий камень в форме бабочки. Дора подарила его Луке, хотя он их и не собирал. Лука положил камушек в стеклянную коробочку и поставил на ночной столик рядом с рисунком, на котором они с Дорой были изображены на их утесе на фоне белого мягкого облака. «Дельфин», – кричала она. «Нет, вратарь, прыгнувший в сторону», – заметил он. Вспомнив об этом, Дора улыбнулась. Как можно так ошибаться. Дора удивлялась Луке, лежа пока еще на своей подушке и даже не замечала, что наволочка становится все более влажной.

Лука растянулся на гладком утесе и болтал ногами в воде. Он ждал Дору. Рядом с ним лежали альбом для рисования и карандаши. Солнце висело низко над морем. Время было не позднее. Но все-таки уже стоял сентябрь.

Дора лежала на пока еще своей кровати. Она спряталась от всего мира. Ее мама постучала в дверь и тихо окликнула ее: «Дора! Дорис!» И больше ничего. Дора знала, что это конец. Больше ничего не будет. Ни моря. Ни облаков. Ни длинных дней на пляже. Она судорожно сжала пальцами свой портрет, нарисованный Лукой. Ее потная ладошка размазала краску. Все стало неясным. Словно море в тумане.