В итоге комиссия сделала следующие выводы:
«1. Линейный корабль “Новороссийск” (бывший итальянский линкор “Юлий Цезарь”) …в результате модернизации, проведенной итальянцами в 1935—1937 гг., имел крупные конструктивные недостатки, был перегружен, что серьезно ухудшало все элементы непотопляемости корабля. Командование Черноморского флота и эскадры, зная о таком неблагополучии в части непотопляемости корабля, не разработало и не приняло дополнительных и специальных мероприятий по устранению хотя бы части конструктивных недостатков корабля… Все это привело к тому, что линейный корабль “Новороссийск”, находясь в строю, подвергался постоянной угрозе…
2. Наиболее вероятной причиной подрыва линкора является взрыв под днищем корабля, в носовой его части, немецкой мины типа “RMH” или “LMB”, оставшихся со времени Великой Отечественной войны…
3. Нельзя полностью исключить, что причиной подрыва линкора является диверсия, так как охрана Севастопольской гавани со стороны моря была неудовлетворительной, ненадежной, а приказы и инструкции по охране водного района крепости… систематически грубо и преступно нарушались… Входные ворота в боновом противокатерном и сетевом противоторпедном заграждении не закрывались неделями и месяцами. После взрыва линкора не были приняты меры по усилению противолодочной обороны, хотя истинная причина взрыва в то время была неизвестна и должно было предполагать нахождение подводной лодки…»
Решение президиума ЦК от 16.11.55 гласило: «…этот тяжелый случай свидетельствует о расхлябанности и серьезных недостатках в ВМС и показывает, что руководство ВМ флотом находится в неудовлетворительном состоянии…» Были отстранены от своих должностей и понижены в воинских званиях адмиралы Пархоменко, Кулаков, Никольский, Калачев, Галицкий и капитан 2–го ранга Хуршудов. Но наибольшее наказание, явно несоразмерное с его личной виной, понес адмирал флота Советского Союза Н. Г. Кузнецов. Он был освобожден от должности главнокомандующего Военно–морским флотом, разжалован до вице–адмирала и уволен из вооруженных сил без права на восстановление. В свете этого странным выглядело сравнительно легкое наказание, которое понесли главные виновники гибели крупнейшего советского военного корабля и множества моряков — Пархоменко и Кулаков. К тому же эта вина довольно скоро, по сути дела, была с них снята: им вернули их прежние воинские звания, и они еще немалое время продолжали свою руководящую деятельность…
По версии правительственной комиссии, линкор подорвался на донной магнитной мине, которые довольно широко использовались немцами во время Великой Отечественной войны. Мины такого типа были выставлены ими в 1944 году при уходе из Севастополя. Перед возвращением Черноморского флота в свою главную базу ее акватории были протралены и обследованы водолазами. Для надежности их еще и пробомбили глубинными бомбами. Но полной гарантии безопасности достичь не удалось. Подобные мины не раз обнаруживались и уничтожались в Севастопольской гавани. Правда, при этом источники электропитания таких мин оказывались практически разряженными, а взрыватели почти у всех неработоспособными. Поиск же донных мин в условиях Севастопольского внутреннего рейда был чрезвычайно затруднен, так как истинное дно его, как выяснилось после трагедии «Новороссийска», находилось много ниже поверхности грунта, ибо было покрыто в разных местах многометровым, уплотняющимся с глубиной слоем ила. В нем, вероятно, и таилась роковая мина…
Тут, правда, возникает немало вопросов. Первый — почему эта мина не взорвалась раньше? Ведь линкор и другие корабли становились на бочки № 3 десятки, если не сотни раз. Специалисты объясняют это так: мина пролежала здесь много лет, глубоко зарывшись в ил, и поэтому была не замечена ни при тралении, ни при водолазном обследовании. А не взорвалась она ранее оттого, что ее часовой механизм был выведен из строя специальными подрывами глубинных бомб. При этом механизм взрывателя застопорился, поэтому мина многие годы не реагировала на проходившие корабли и на те, которые становились на бочки № 3. При неудачной попытке подойти к носовой бочке № 3 «Новороссийск» своей вытравленной на значительную длину якорь–цепью, проволочившейся по грунту и как бы «протралившей» большую поверхность дна, потревожил эту мину, а возможно и подтянул ее к своему борту. От нового сотрясения часовой механизм мины отстопорился и вновь заработал, приведя ее в боевое положение…
Но почему сила взрыва была значительно больше, чем от взрыва обычной немецкой мины (это зафиксировано, в частности, на лентах крымских сейсмографов)? Возможный ответ: да потому что это была, скорее всего, не одна мина, а связка из двух мин или из мины и прикрепленных к ней ящиков со взрывчаткой. Такие ящики с тротилом, а иногда и мины в связке с ними немцы действительно ставили перед своим уходом во многих местах Севастопольского рейда. Это объяснение дает ответ и на вопрос, почему некоторым, кто слышал взрыв, он показался как бы «сдвоенным».
Возникают еще вопросы, на которые нет ответов в докладе правительственной комиссии: почему так странно выглядело после подъема линкора место взрыва в его корпусе? Как свидетельствуют документы и очевидцы, в носовой части днища с правого борта была огромная пробоина и кроме того — большая вмятина вдоль киля (со стрелкой прогиба 2—3 метра) по левому борту. В глубину корпуса пробоина доходила до диаметральной плоскости корабля, а потом круто переходила в вертикальный проем, проходивший через все палубы, в том числе и броневые, насквозь, с выходом на верхнюю палубу бака. То есть взрыв носил явно комбинированный объемно–направленный характер. Экспериментальные же взрывы подобных немецких мин, проведенные специалистами из правительственной комиссии, были намного слабее, да и характер разрушений корпусов кораблей во время войны при взрывах таких мин был иным.
Известно, что направленный взрыв, способный прожечь броню, обычно дает специальный кумулятивный заряд. Значит, одна из мин, подорвавших линкор, имела кумулятивное устройство, которое и привело к таким необычным разрушениям? Но немецкие мины подобного типа их не имели… Многое в вопросе выявления истинных причин гибели линкора прояснил бы химический анализ покрытий корабельных помещений, через которые прошел поток раскаленных газов. Такой анализ не мог не производиться после подъема линкора, поэтому следовало бы поискать его результаты в соответствующих архивах. Они помогут установить, что за взрывчатое вещество было применено.
С выводом правительственной комиссии о том, что линкор подорвался на немецкой донной мине, можно было бы согласиться. Все тут вроде бы довольно логично и убедительно, но уж очень много в этой версии разного рода «совпадений»… Почему‑то именно «Новороссийску» в этот злополучный день «не повезло», и он подорвался на старой мине, находясь на бочках, на которые множество раз до этого становился линкор «Севастополь», да и «Новороссийск», и другие корабли тоже. Ведь и у них бывали неудачные подходы к этим бочкам, и все это место было неоднократно «перепахано» якорями и «протралено» якорь–цепями. При этом взрыв при отданном левом якоре произошел… с правого борта, причем в одном из самых уязвимых мест корабля — в районе артиллерийских погребов главного калибра, загруженных мощнейшими снарядами и зарядами. И почему часовой механизм мины после 11 лет покоя и нахождения в воде сработал в самый глухой, полуночный час, а электробатареи взрывателя за такой большой срок не разрядились и сохранили свою работоспособность?
Версия о подрыве линкора на мине конечно же очень устраивала командование Военно–морского флота страны в лице адмирала Горшкова. Эта версия хоть как‑то прикрывала вопиющие недостатки, вскрытые правительственной комиссией в организации службы главной базы ЧФ, в особенности в деле охраны Севастопольской бухты. Но в выводах этой комиссии не исключалась и возможность диверсии. Для этого были определенные довольно‑таки веские основания…
Кто‑то мог использовать близость к берегу последней длительной якорной стоянки «Новороссийска», возле которой находился нережимный участок побережья бухты с пляжем для купания горожан, и мог беспрепятственно подложить взрывное устройство. Этот человек, вероятно, хорошо знал корабль. Поэтому и выбрал одно из самых уязвимых на нем мест, не прикрытое системой противоминной защиты — возле носовых артиллерийских погребов главного калибра, до которых оставались считанные метры…
