Тебе сердце твоё никогда не говорило, кто к тебе пришёл, чтобы служить тебе?
— О, ужас! О чём ты говоришь, Николай? — застонал Коримский, закрыв лицо руками.
— Правду, отец! Посмотри, здесь лежит мой родной брат, которого я никогда не забуду, замученное сердце которого всегда будет стоять между мной и тобой! Здесь лежит твой отвергнутый, брошенный сын — сын бедной Людмилы Боринской! Я нашёл у него дневник, содержание которого мне всё объяснило. Прочти его, а потом рассуди, есть ли для тебя на земле оправдание и вправе ли ты обвинять.
Словно поражённый молнией, Коримский упал в кресло. Голова его поникла. Он слышал, как Николай ушёл и оставил его наедине с покойником. Трудно себе представить состояние такого отца! Это самый ужасный суд на земле, когда собственный сын, уважавший и любивший отца больше всего на свете во праву осуждает его.
Коримский был один. Вокруг царила гробовая тишина. Он слышал своё дыхание, стук собственного сердца. Изредка вспыхивала свеча… И в то же время Коримскому казалось, что он слышит многоголосое пение, которое он когда-то слышал на этом месте.
«Радостно, радостно шествую в путь
В вечный покой, где могу отдохнуть…
Хоры спасённых навстречу поют,
Радостно к вечному дому зовут..
Скоро окончу я путь свой туда,
Где позабуду невзгоды труда.
Чуждым не буду скитаться душой:
Радостно встречу я отдых святой.
Там все друзья пред Иисусом стоят,
Пламенем вечного счастья горят
И воспевают в восторге души:
Радостно, радостно к нам поспеши.
Сладкого пения голос звучит,
Сердце стремлением к небу живит
Звуки чудесные радостны мне,
Радостно шествовать к дивной стране.
Смерти оковы меня не страшат.
Встретит её мой бестрепетно взгляд;
Смерти закон был Христом побеждён,
Радостно мне, и не страшен мне он.
Вечности утро там ярко взойдёт…
Смерти не будет, и горе пройдёт…
Дивному Богу тогда воспою
Радостно в вечном прекрасном раю»
Страдания Мирослава закончились. Людям он послужил, для него наступил вечный день и мир. Тот, кого Господь принял, когда он был одиноким и брошенным, не видел теперь отчаянную боль человека, не слышал его душераздирающие жалобы, не чувствовал его поцелуи, которым он осыпал его. Он ничего не чувствовал — было поздно!
Когда слуги на другое утро в коридоре встретили своего господина, они увидели согбенного человека с потухшим взором, которого едва можно было узнать. Словно буря сломала дерево, которое не хотело согнуться.
Трудно описать, какое впечатление произвёл этот внезапный случай на всю семью. Это был ужасный момент, когда вчера ещё столь гордый Коримский в присутствии всех признался, кто умер вчера у него в доме, к чему поражённый Аурелий добавил ещё некоторые пояснения. Нет, такие моменты описать невозможно ни пером, ни словами; зато они запечатляются в сердцах тех, кто их пережил.
На третий день молодого провизора похоронили в саду Коримского под старой стеной. Место было очень красивое, специально освящённое пастором из Раковиандля этой цели.
На похороны приехал также барон Райнер. У могилы Мирослава Урзина впервые Коримский и Райнер подали друг другу руки. Когда украшенный цветами гроб опускали в могилу, все плакали. Все присутствующие были его вечными должниками.
В похоронах участвовал также каплан Ланг. Когда уже все разошлись, он ещё долго стоял у могилы «мечтателя», размышляя о его жизни и смерти. Невольно вспомнились ему слова, сказанные когда-то умершим: «Никто на свете вам не может помочь, кроме одного Иисуса Христа».
«Если бы у нас была эта уверенность, которая была у него!» — подумал он печально.
После похорон Николай Коримский в присутствии всех подградцев, полюбивших Господа, сообщил священнику Н., что и в дальнейшем алчущие души будут собираться в его доме для разбора Слова Божия. И господин пастор не осмелился возразить. Они мирно разошлись, хотя Николай представил ему и Степана, сообщив пастору о своих планах с ним. Маргита воспользовалась присутствием свидетелей и сообщила священнику ещё раз о её переходе в евангелическую церковь.
Этим закончились похороны Мирослава Урзина, которого в Подграде ещё долго будут помнить.
ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
Орлов, 1 декабря 19.. г.
Многоуважаемый пан маркиз!
Где-то под пальмами Египта Вы радуетесь теплу. У нас же дуют холодные ветры. Сейчас точно такая погода, как в тот день, когда неузнанный сын впервые переступил порог отчего дома, когда Свет в образе Мирослава пришёл к нам.
Мы в Подолине. Все заняты приготовлениями к путешествию.
А мне поручено сообщить вам о времени прибытия. К сожалению, я с ними ехать не могу: дедушка нездоров, и мы не можем оставить его одного — это первая причина. Во-вторых, моя врачебная практика так расширилась, что я не могу сейчас оставить моих больных. И в-третьих, не можем же мы оставить своё собрание.
Хотя я Никушу заменить не смогу, так же, как он не может заменить Мирослава, однако нужно свидетельствовать, и я рад, что могу это делать.
О, как я рад, что и Вы, пан маркиз, свидетельствуете о Христе, и я признаюсь, что хотел бы Вас видеть в Египте христианином и представителем Истины Божией. Но самоотречение — тоже завет нашего Господа.
Наша дорогая Тамара уже радуется, что сможет показать Никуше свою родину. Ему перемена климата, наверное, будет в пользу. Но если бы Вас там не было, они, наверное, лучше остались бы дома, потому что они здесь начали хорошее дело.
Тамара привезёт с собой Илону Зарканую — будущую жену пана Вилье.
Адам очень рад, что Маргита едет с ним. Однако я думаю, что они в Египте больше займутся исследованием Истин Божиих, чем египетских древностей. Маргита интересуется прежде всего выходом израильтян из Египта. Они хотят побывать также в священной стране. Они вместе с Тамарой и Николаем положили начало добрым делам. И всё это они оставляют под моим присмотром!
Не слишком ли много почётных поручений?
Вчера я был в долине Дубравы. Скучно там без Степана и Петра. Мариша проводит воскресную школу, и у неё уже доволь, но много учеников. Слово Божие преподаёт им теперь дедушка Градский. И хотя это не захватывающие проповеди Степана, всё же заметно, что Дух Божий говорит устами этого старца и благоприятно действует на души детей.
С кафедры в М. всё ещё мечут громы и молнии против бедных «мечтателей», однако ни один ещё не был поражён. Наш господин пастор Н. более осторожный человек: он с нами подружился.
При встречах мы по-дружески пожимаем друг другу руки. Несколько раз он был даже на наших собраниях. После проповеди Николая он молился. Но отчего мы сейчас такие хорошие друзья, я Вам напишу в конце.
От Степана и Петра мы получили письма, которые нас очень обрадовали. Пётр немного жалуется на тоску по родине, а Степан, у которого дома невеста осталась, полон святого воодушевления:
«Как хорошо, что Иисус Христос нам помогает и даёт каждый день возможность через самоотречение всё более уподобиться Ему и стремиться к совершенству». Его учитель Р. пишет о нём:
«Этот юноша всем своим соученикам настоящее благословение.