– Могу лишь обещать вам, – вкрадчиво сказал мистер Фолкерк, – что оставлю достаточно денег для найма подходящей прислуги. А как только вернусь в Шотландию, сделаю все, чтобы убедить его светлость увеличить пожертвования на приют. – Вот они, веские аргументы!

Было очевидно, что его слова до некоторой степени умиротворили миссис Бэрроуфилд, однако взгляд ее беспорядочно блуждал, ни на чем не останавливаясь.

– Почему бы вам не рассказать мне все, что вы знаете об этой девушке? О Таре… – миролюбиво предложил мистер Фолкерк. – У нее есть фамилия?

– Фамилия? – с насмешкой переспросила миссис Бэрроуфилд. – Неужто вы забыли, что это «Приют безымянных»? Разумеется, у нее нет никакого другого имени, кроме того, которое она получила здесь – как и у остальных подкидышей, которых мне навешивают день за днем, неделю за неделей…

Она возмущенно фыркнула, прежде чем продолжить:

– У меня для вас еще один незаконнорожденный щенок, заявил мне доктор Харланд буквально на прошлой неделе. Можете оставить его себе, ответила я, нам уже не втиснуть сюда даже мышь, не то что ребенка. Да ладно вам, миссис Бэрроуфилд, возразил он, вы же добрая женщина и не захотите, чтобы это существо закончило свои дни где-нибудь на дне Темзы. Мне безразлично, где он закончит свои дни, заявила я, но сюда я его не приму, даже и не надейтесь…

– И что, он забрал его? – осторожно спросил мистер Фолкерк.

– Да если бы! – устало отмахнулась от него миссис Бэрроуфилд. Она несколько успокоилась и уже не шипела, как раскалившийся на огне чайник. – Я-то думала, мне удалось убедить доктора, что у нас нет больше места, но Тара заявила, что малыша можно положить в кроватку к другому ребенку, и теперь двое спят вместе. Вот так!

Мистер Фолкерк молчал. Что он мог сказать ей в ответ?

– Да ты спятила, так я и заявила ей потом… Взвалить на себя новую работу!

– То есть Тара не возражала? – тихим голосом уточнил мистер Фолкерк.

– Это я должна возражать! – вспыхнула миссис Бэрроуфилд. – Это я получила еще один голодный рот! И ни пенни, чтобы купить еду! «Никогда не встречала таких прожорливых созданий», – всегда говорю я тем, кто постарше, но они только хнычут и просят есть.

Из внутреннего кармана дорожного костюма мистер Фолкерк вытащил внушительного вида бумажник. Вынув оттуда несколько банкнот, он положил их на стол перед миссис Бэрроуфилд в качестве успокоительного средства на первых порах.

– Тут двадцать фунтов, – как можно более мягко сопроводил он свои действия. – Это чтобы продержаться до тех пор, пока я вернусь в Шотландию и распоряжусь насчет вашего приюта.

В глазах миссис Бэрроуфилд загорелся хищный огонек. И мистер Фолкерк невольно задал себе вопрос: интересно, какая часть этих денег будет потрачена на еду для сирот, а сколько уйдет на покупку портвейна, чтобы хозяйка успокоила себя в тревоге за малышей? Но сейчас ему не оставалось ничего другого. Эта грузная женщина и правда находит – единственную, пожалуй, – радость в том, чтобы смешать кровь, бегущую по ее жилам, с вином…

– Прежде чем послать за Тарой, расскажите мне все, что вы о ней знаете, – невозмутимо попросил он, ничем не выражая невеселых своих размышлений.

– Вы действительно хотите забрать ее у меня?

– Сожалею, миссис Бэрроуфилд… Но мне не остается ничего другого… Разве что у вас есть еще одна девушка подходящего возраста.

Миссис Бэрроуфилд бросила на него мрачный взгляд:

– Что именно вы хотели бы знать о Таре?

– День ее появления в приюте… Когда это случилось? Расскажите мне все, что вы помните… Полагаю, вы делаете записи?

Взгляд миссис Бэрроуфилд метнулся в сторону, из чего стало ясно, что записи, если они и были, хранились только до определенного времени, а потому нечего было и надеяться узнать оттуда что-нибудь новое.

Поспешно, как бы желая отвлечь его внимание от этой темы, миссис Бэрроуфилд произнесла:

– Видите ли… Тара не совсем такая, как прочие дети…

Мистер Фолкерк в удивлении приподнял брови.

– Она родилась здесь, в нашем приюте, – ответила на его безмолвный вопрос миссис Бэрроуфилд.

– Как это произошло? – Мистер Фолкерк чуть подался вперед, заинтересованно приготовившись слушать. Это был совсем другой мир, люди жили в нем совершенно иначе, чем аристократы среди себе равных, подумал он.

– Дело было летом, в начале июля, если не ошибаюсь. Я сидела в этом самом кресле, когда услышала шум, способный разбудить мертвого. Вскочив на ноги… – она улыбнулась почти кокетливо, – в те времена я была помоложе и двигалась пошустрее, – к миссис Бэрроуфилд вернулась способность шутить, довольно отметил про себя мистер Фолкерк, – я бросилась к двери, чтобы посмотреть, из-за чего переполох.

Миссис Бэрроуфилд решительным жестом опрокинула в себя остатки портвейна в стакане, после чего продолжила:

– На улице уже собралась толпа, и два человека держали женщину, которая была без движения… – Она замолчала, не то вспоминая события и их подробности, не то впадая в мимолетный пьяненький транс.

– Что же произошло? – спросил мистер Фолкерк, не желая терять ни секунды в беседе с этой пылкой, темпераментной дамой. С нею ему было даже интересно, но дело есть дело, ему следовало его закончить и в назначенный срок вернуться в поместье.

– Несчастный случай, – очнулась миссис Бэрроуфилд. – Экипаж сбил ее, когда она шла по улице. Бедняжка попала под колесо, но кучер даже не остановился, чтобы посмотреть, что с ней.

Миссис Бэрроуфилд многозначительно подняла пустой стакан, и мистер Фолкерк поспешил наполнить его портвейном – в бутылке оставалась самая малость.

– Вот вам эти кучера – наглости хоть отбавляй, и плевать им на тех, кто попадает им под колеса! – Ее явно сносило в смежные плоскости относительно магистральной темы переговоров. И явно влекло в патетическую тональность, благо был зритель и слушатель, в значительной степени сейчас зависящий от нее. Во всяком случае, ее ощущения были примерно такими, хоть она и не отдавала себе в том отчета.

– Так что там случилось с Тарой? – напомнил ей мистер Фолкерк.

– Ну что… Женщину принесли в дом, и я послала парнишку за доктором. В то время за приютом надзирал доктор Веббер… Он жил неподалеку, всего в трех улицах отсюда. Неприятный тип!.. Такой, знаете ли, самодовольный… Я его всегда с трудом переносила. – Она снова готова была взяться за проповедь и провозглашать правила, каковым, по ее мнению, сейчас мало кто следовал, и все беды земные проистекали именно из сего прискорбного обстоятельства.

– А что же… женщина? – проявляя недюжинное терпение, в очередной раз вернул мистер Фолкерк свою собеседницу в нужное русло.

– Я думала, она мертва, – покорно промолвила миссис Бэрроуфилд как ни в чем не бывало, так же легко отвлекшись от воспоминаний о ненавистном ей докторе, как она им предалась, – но та в скором времени начала стонать и метаться, и я вдруг поняла, что у нее начались схватки…

– Так вы что, не заметили сразу, что она беременна? – в состоянии крайнего изумления спросил мистер Фолкерк.

– Должна признать, нет. С годами я стала наблюдательнее, а тогда это ускользнуло от моего внимания. Вам трудно в это поверить? Но так бывает… Вдобавок на этой худышке было свободное платье, так что живота сразу и не разглядишь… Бывают такие фигуры у женщин… Как вам сказать… – Она приготовилась сформулировать какую-то сложную для нее сейчас мысль и мучительно подыскивала слова; этот умственный труд для нее был в этот момент почти физическим.

– И что потом?.. – История отчасти даже детективная, мысленно отметил мистер Фолкерк, но не дал рассуждениям собеседницы сползти в наблюдения над женским телом.

– Что потом? Прошло несколько часов, прежде чем доктор добрался до нас… То ли его не могли найти, то ли он сам не пожелал идти к нам… Не припомню, в чем там была загвоздка. Но я сделала все, что могла, и ребенок едва не появился на свет, прежде чем доктор ступил за этот порог.

Сказано это было с нескрываемой язвительностью.