— Конечно, Любитель! — улыбнулся в ответ Кошмарик. — Мне очень нравится это имя. Я бы сам хотел назваться Любителем, потому что тоже много чего люблю.
— И что же ты любишь? — на лице Любителя изобразилась заинтересованность.
— Много! «Алису» люблю, мотоциклы крутые, хорошие шмотки, вкусную шамовку, пиво «Карсберг», а еще — рыбалку.
— Да, немало! — улыбнулся Любитель. — А хорошую музыку, старинные картины, мебель, фарфор, бронзу любишь?
Мужчина взял со стола пульт, навел его куда-то в угол зала, и тут же со всех сторон, будто обволакивая все вокруг сладкой пеленой, зазвучала тихая спокойная музыка — скрипки, виолончели, флейты и гобои.
— Нет, эта музыка не по мне. Скучная, просто голяк. У вас «Алисы» нет? — спросил Кошмарик, немного послушав.
— К сожалению, нет, — как-то сухо ответил Любитель, выключая музыку. — Ну, так давай поговорим о деле? Что ты хотел продать?
— Одну старинную монету, римскую, серебряную…
— Да, да, я помню — пятый век до новой эры. Так ведь?
— Все верно, — сказал Кошмарик, залезая в куртку, чтобы достать бумажник, где у него хранился карандашный рисунок с монеты Каракаллы. — Только с самой монетой я к вам идти сегодня не решился. Она немалых денег стоит. Вот рисунок…
Ленька протянул Любителю листок. Мужчина с листком подошел к красивому торшеру, где каждая лампа была заключена в цветок изящной формы из стекла. Кошмарик внимательно следил за его лицом и видел, что на нем появилась счастливая улыбка.
— Вот это да! — сказал он, ударив рукой по листу бумаги. — Сестерций Каракаллы! Не такой ли у тебя?
И любитель, сунув руку в карман брюк, что-то выудил оттуда и подошел к Кошмарику — на его раскрытой ладони лежала монета, проданная Ленькой в комиссионку! Как он не учел того, что лысый перекупщик, которого Володя повстречал на горе, мог привезти Любителю сестерций. Нужно было что-то ответить, и Кошмарик с простодушием воскликнул:
— Вот уж в умат! Точь-в-точь как моя монета!
— Выходит, так, — сверлил Любитель взглядом Леньку. — Мне ее на днях один человек привез из Петербурга. На меня работают многие. Знают мое пристрастие. Я ведь Любитель…
Кошмарик осмелел. Значит, оценщик из питерского магазина не сказал хозяину о том, кто принес ему монету. Это давало Кошмарику шанс.
— Мастер, — переходя к своей обычной развязной манере, начал Ленька, — и почем же загнал тебе монету тот мен?
Любитель удивленно взглянул на Кошмарика — «мастер» и обращение на «ты», видно, задели его, но обижаться он не стал.
— Ты, похоже, хочешь узнать, какую цену я бы мог предложить за твой сестерций?
— Ну да, мастер, конечно. Я ведь для этого и пришел к тебе.
Любитель подумал, провел рукой по лбу:
— Ну, долларов двести удовлетворили бы тебя?
— Нет! Это не цена! — небрежно сказал Ленька. — Пятьсот баксов, не меньше. Питер большой, найду покупателя в другом месте. Мне спешить некуда.
И Кошмарик замер, ожидая приговора Любителя. Сейчас он был готов даже к тому, что тот откроет дверь и велит ему убираться, вот тогда бы и начался настоящий торг. Но к удивлению Леньки, Любитель не стал его гнать. Наоборот, он мягко и широко улыбнулся:
— Ты мне очень нравишься, Ленька, своей привязанностью к деньгам. Таких жадных мальчиков я никогда не встречал. Впрочем, повторяю, мне это по душе. Знаешь, я готов дать тебе пятьсот долларов за монету, если ты только честно расскажешь мне, где ты ее взял. Идет?
Кошмарику очень нужен был этот вопрос. С него-то и мог начаться настоящий разговор. Ленька, словно соображая, нужно ли отвечать, помялся, полез в карман косухи, его палец нащупал кнопку пуска записи и нажал на нее.
— Расскажу, а почему бы не рассказать, — начал Кошмарик, прогуливаясь по залу взад-вперед. — Было это, как я помню, первого июня — как раз в День защиты детей. Решил я прогуляться перед сном, чтобы крепче спалось. Вышел я эдак около двенадцати, хожу — так хорошо, тихо, никто не мешает, курю сигарету. Кстати, можно я у тебя покурю?
— Конечно, Леня, кури! — великодушно разрешил Любитель. — Пепельница на столе.
Ленька не торопясь закурил и продолжил:
— Гуляю я так и вдруг вижу впереди, метров за тридцать, идет какой-то тип, мужик то есть. Высокий, вроде тебя. Идет он осторожно и к чему-то впереди приглядывается. Мне интересно стало, куда это он смотрит, вот и стал я следить за ним. Мужик этот, дойдя до одного участка, остановился и пошел прямо на пустой двор. Там один только котлован был под фундамент. Понимаешь?
— Да, я все понимаю, рассказывай, пожалуйста, — взволнованно попросил хозяин, и Ленька со страхом увидел, что тот глубоко и часто дышит, а глазами так его и ест.
— Рассказываю все как было, — словно в оправдание, произнес Ленька. — Вижу я, значит, что тот мужик на цыпочках стал подходить к какому-то парню, который стоял на этом участке, подошел и вдруг то ли за плечи, то ли за горло его как схватит. Я услышал, как парнишка тот хрипеть стал. Я не понял, что происходит. Но тут мужик как заорет! А почему он орал, я тоже не понял. Бросился он на дорогу, а сам за ногу держится и ругается почем зря, хромая мимо меня пробежал, я к забору прижался, и он меня не заметил. Парнишка же тот куда-то в другую сторону побежал и пропал в темноте.
— Н-да, любопытная история, — процедил сквозь зубы Любитель. — Только я не пойму, какое она имеет отношение к твоей монете?
— А я поясню. Пошел я на следующий день, утром, на то место — так, безделья ради. Нашел следы и того парнишки, и мужика, а потом гляжу — блестит что-то! Нагнулся — монета, вроде старинная. А потом мне один старичок местный — в костюмчике белом ходит и на палочку опирается — объяснил, что-де монета эта старинная, римская, вот и стал я искать покупателя.
— Да, мне передавали, что ты мной очень интересовался…
— Тобой? — гыкнул Кошмарик. — Нет, не тобой, а тем, кто монету может купить, а лично ты, Любитель, мне не нужен.
Мужчина помолчал. Кошмарик видел, что он смотрит на свои двигающиеся, как щупальца осьминога, пальцы и улыбается, обдумывая что-то.
— Леня, а ведь ты мою монету нашел… — сказал вдруг он, а сердце у Кошмарика так и подскочило чуть ли не к горлу — он не ожидал такого признания.
— Как это? — совсем по-дурацки раскрыл рот Кошмарик. — Это что же получается? Неужто это ты тогда ночью на участке был? Нет, постой, постой! — шагнул Кошмарик к Любителю и сделал вид, что всматривается в его черты: — Постой, ей-богу, это ты тогда мимо меня ночью пробегал! Но, хоть убей, не пойму — чего тебе от того пацана нужно было? Мне почудилось, что ты душил его! Мне-то без разницы — просто интересно! Люди-то с разными интересами есть, ты вот — Любитель…
Тот, расхохотался длинно и раскатисто, потом подошел к Кошмарику, сильно хлопнул его по плечу и сказал:
— Ты мне нравишься, Ленька! В тебе, я вижу, сидит… какое-то острое шило! С тобой осторожно надо. Но, я знаю, ты любишь пиво «Карсберг». Выпьешь со мной по бутылке?
— Спрашиваешь!
Любитель быстро подошел к стене, нажал на кнопку, деревянная панель отъехала в сторону, и открылся просторный бар-холодильник со множеством бутылок. Любитель взял за горлышки в обе руки четыре бутылки, подошел с ними к столу и поставил, а панель вернулась на место.
— Садись! — коротко приказал он.
Ленька сел за овальный стол напротив хозяина, и тот, пользуясь пастью бронзового льва как ключом, открыл две бутылки. Подав одну Кошмарику, сказал:
— Ну, расскажи, что ты еще знаешь обо мне? Вот так живешь-живешь и не ведаешь, что кто-то может наблюдать за твоей жизнью со стороны. Рассказывай!
— Что ж, расскажу, — подмигнул Ленька. — Расскажу тебе, как шестнадцатого мая один местный пацан, Кирюха Котов, пошел прогуляться, да и не вернулся потому, что сильно напугал его один человек, и мне сдается, что был тот человек сильно на тебя похож. Зачем детей пугаешь, Любитель?
— Я пугаю? — удивился тот или сделал вид. — Нет, я детей очень люблю.