Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— По-твоему, лучше превратиться в алкоголичку?

— Когда ты выбрала эту дурацкую профессию, я не слишком возражала, поскольку и представить себе не могла, насколько она опасна. Ты угодила в аварию, потому что кому-то так захотелось, верно ведь?

— Не совсем. Никому не хотелось, чтобы я разбила машину. Оставим этот разговор, мама.

— Ладно… Я навестила Круза. На нем живого места нет.

Я киваю. Прохладное вино доставляет мне истинное наслаждение, но когда мать хочет снова налить, жестом останавливаю ее. Она отставляет бутылку и продолжает:

— Почему ты не выходишь за Круза?

— Чтобы сразу же, развестись? Он меня раздражает.

— Тебе скоро тридцать…

— Накидывая мне годы, ты старишь самое себя.

Я начинаю собирать со стола, мать делает знак, чтобы я не трудилась, но мне хочется показать, что я нисколько не чуждаюсь мирских забот.

— Круз просил поговорить с тобой, — тихо произносит она.

Что тут ответишь? Я закуриваю и украдкой поглядываю на часы: не опоздать бы на тренировку.

— Спешишь? Что и требовалось доказать: вчера еще валялась без сознания, а сегодня ей опять неймется за преступниками гоняться! Словом, Круз просил внушить тебе, что вы нужны друг другу.

— Мне пора, мама. В следующий раз посидим подольше и наговоримся всласть. А пока прошу об одном: выбрось из головы навязчивую идею, что ты непременно должна меня переделать. Попытайся принять меня такой, какая я есть. Мартин тоже совершенно безнадежный случай. Смирись… Бери пример с отца.

— Да уж, — улыбается она, — с отцом вы хорошо спелись.

— Оно и понятно. Папа гораздо терпимее. Скажи, что я целую его и на днях забегу поговорить. — Уже с порога возвращаюсь за забытым шлемом. Мама целует меня на прощание.

Включив зажигание, вскидываю глаза. Хрупкая, миниатюрная, она стоит на террасе и машет рукой, словно желая предостеречь. Нет, мама никогда не примирится с нашим образом жизни. Покуда жива, в полном недоумении будет взирать на этих кукушат, вылупившихся в ее гнезде.

Разминка идет полным ходом, когда я в своем черном тренировочном костюме вваливаюсь в зал и тотчас встаю в строй, не давая тренеру возможности обрушиться на меня с упреками. Начинается пробежка по кругу, и вскоре я взмокаю как мышь. Переходим к прыжкам. Даниэль, скачущий позади, шепчет:

— Я звонил тебе.

— А я сбежала из дома.

— Надеюсь, по своей доброй воле?

— У тебя мания преследования, — шепчу я в ответ, и тренер в наказание за разговорчики заставляет двадцать раз отжаться.

Плечи у меня как чужие, но я отжимаюсь все двадцать раз, чтоб ему пусто было, этому извергу! Когда всех уже слегка пошатывает, начинается собственно тренировка. Танос показывает несколько новых приемов, отрабатывая их с каждым поочередно. Я вновь вызываю его недовольство, поскольку во всеуслышание заявляю, что с помощью его приемов из данной ситуации не выбраться. Изобретаю иной способ, может, и не лучший, зато более отвечающий моим физическим данным. Тренер не возражает. Четверть часа я отрабатываю на нем приемчики собственного изобретения, после чего тащусь в сторонку, усаживаюсь на краю татами и смотрю, как Танос сражается с моими коллегами.

Танос — давний друг Квазимодо, вероятно, они ровесники. Их дружба длится с юных лет, и до сих пор они встречаются чуть ли не каждый день. Квазимодо однажды обмолвился, что без Таноса ему никогда бы не обрести заново физическую форму. Я невольно заношу тренера в число подозреваемых: логика подсказывает, что Юстицией может оказаться любой, кто умеет грамотно драться. Но Танос, пожалуй, для этой роли не подходит по возрасту — ему под пятьдесят, так что придется исключить его из списка кандидатов.

События последних дней постепенно складываются в моем мозгу в упорядоченную картину. Йон Хольден, которого я отродясь в глаза не видала, созрел для того, чтобы его темным делишкам положили конец. Утвердиться в этом решении меня заставляет не только сломанная рука Мартина. В памяти свежи слезы Конрада, чудовищное зрелище останков Беатриссы Холл на рыночном складе, смерть Олимпии и Гремио, весьма многозначительные слова Дональда о внезапной и неотвратимой гибели. Хольден словно бы бросил мне вызов. Мне страшно, но ведь даже Даниэль Беллок, который вот-вот положит Таноса на обе лопатки, и тот боится. Ну а Квазимодо? Он ведь тоже боялся, однако не сбежал. В награду схлопотал камень в ветровое стекло и искалеченное тело… Но мой страх стремительно перерастает в агрессивность. Загони кроткую, покладистую собачку в угол, и она ожесточится, защищая свою жизнь. Сейчас я сама как загнанный зверь. Мы были вместе с Джилланом перед тем, как исчез маленький Нелл, и наверняка это известно Йону Хольдену. Я с любопытством жду, в какой форме он даст о себе знать. Если предчувствие меня не обманывает, знакомство наше должно состояться в самом ближайшем будущем.

У Даниэля руки связаны из-за Эллы, у остальных — въевшейся в плоть и кровь дисциплиной. Не исключено, что и Шеф попытался бы ставить палки в колеса, знай он, что у меня на уме, ну а высшему начальству и вовсе не по нраву пришлись бы мои намерения. Но это уже их проблемы. Я не очень-то лажу с пишущей машинкой, зато охотно наладила бы контакт с Юстицией. Только как отыскать его среди миллионов других людей? Была одна идея, но Круз не согласился поддержать меня. Придется обратиться к отцу, вся надежда на его газету.

Даниэль распрямляется, Танос остается лежать на полу. Поражение ничуть не обескураживает тренера.

— Жаль, что твой кузен выбыл из строя, — усмехается Танос. — Будь он здесь, ты бы тоже валялся рядом.

— Вполне возможно. — Даниэль церемонно раскланивается и подходит ко мне.

Не давая нам передышки, Танос вскакивает на ноги и продолжает тренировку. Он снова гоняет нас до седьмого пота.

Пока Даниэль готовит ужин, я избегаю волнующей меня темы. Он распределяет свое внимание между сковородками и моими речами, а иной раз, очутившись рядом, поддается нежности и касается меня. Я наблюдаю, как он варит кофе: достает какую-то допотопную колбу, похожую на песочные часы, наливает воды, всыпает свежемолотого кофе и ставит на рассекатель. Когда ингредиенты равномерно смешиваются в стеклянном сосуде, переворачивает средневековую конструкцию вверх тормашками и снова ставит на огонь. Через несколько минут в колбе булькает и по кухне плывет аромат.

— Помнится, ты хотел осчастливить меня кофеваркой. Собираешься похитить ее из музея?

— Эту я, можно сказать, подобрал на помойке.

— Еще не легче! С мусорщиками мне не приходилось иметь дела.

— Ты меня слишком буквально поняла. Просто мой кузен хотел ее выбросить, а я подобрал. Ты получишь кофеварку наиновейшей модели, хотя действует она по такому же принципу.

— Твой кузен, — тотчас подхватываю я, — предпочитает чай.

— Вы знакомы?

— Без преувеличения могу назвать его своим другом.

Даниэль ставит передо мной чашку с кофе и возвращается к своим сковородкам. Он никак не реагирует на мои слова, и я готова встать на уши, лишь бы вывести из равновесия этого невозмутимого типа.

— Сегодня навестила его. Изумительный человек! — восхищенно произношу я. — И в тебя-то, наверное, влюбилась лишь потому, что подсознательно была влюблена в него. Да, скорей всего, именно так и есть.

— Старина Фрейд возопил бы, услышав тебя.

— Ты-то уж, конечно, не завопишь.

— Отчего же? Ты и есть вопль моей души.

— Не хочешь повидать своего родственника?

Я делаю глоток кофе, быстро отставляю чашку и спешно запиваю водой.

— В чем дело? Если крепкий, добавь сливок.

Я поскорее разбавляю кофе, иначе Даниэль способен увести разговор в сторону. Лучше уж пожертвовать собой и выпить эту отраву. Действует напиток мгновенно: сердце колотится где-то у горла, руки-ноги трясутся. Чудесное пойло, ничего не скажешь, я от него постарела на полвека. Даже голос прерывается.

— Как тебе… моя… идея?

43
{"b":"178332","o":1}