Литмир - Электронная Библиотека

Координируя действия с транспортной картой, Петрос пропустил несколько бульдозеров, выбиравшихся на поверхность, активировал системы освещения. Камеры, установленные на технике, фиксировали каждую деталь заоваленных стен тоннеля, укрепленных пеноцементом.

Остановив цепочку машин у поворота в нужный коридор, Петрос переключился на управление буром, двинув вперед его могучий корпус. Где-то впереди, согласно схемам, залегали подземные коммуникации Старого Города, которые при строительстве новой транспортной системы предстояло аккуратно миновать. Сверившись с предоставленными координатами и данными глубинного зондирования, он начал бурение, работая осторожно, но быстро.

2

«Какими категориями определяется «человечность» сознания? Его способность создавать конструктивное сверхсоциальное общество? Что позволяет доминировать одному виду над иными в многообразии их, выделяться интеллектом или умением приспосабливаться, самосовершенствоваться и устанавливать поведенческие нормы? Ведь современная биология знает массу примеров проявления недюжинных способностей без всякой попытки превалировать над собратьями по экосистеме… Так, например, проживавшие огромными, до десяти миллионов особей, колониями пингвины имеют весьма развитый язык общения, базирующийся на взмахе крыльями, утробных звуках и качании головами. Эти уникальные вымирающие птицы даже умеют выставлять дозорных, которые, отслужив смену, совершенно по-человечески будят своих собратьев, призывая заступить на службу».

«Социализация высших млекопитающих и иных живых организмов»,
д. б.н., академик РАН,
ректор Российско-Европейского Университета систематики и экологии животных СО РАН
Эльдар Котляков,
2064 год

– Бодрячка заварил?

– Чего?..

Дремота никак не хотела отпускать, делая речь бессвязной.

– Бодрячка, спрашиваю, заварил уже?

– Вставай, балбес, опять на работу опоздаешь… – В руку ткнулась теплая железная кружка, благоухающая ароматами свежезаваренной соломы.

Неугомонный Ливень мотался по общей комнате, одеваясь и жуя. Казалось, время на сон он не тратит принципиально.

– Убегаю, сегодня моя смена. Не забыл, надеюсь? После обеда придет Тугой, заплатишь ему за квартиру, деньги в тайнике. Да, кстати, это уже второй месяц, как я за двоих башляю, в курсе? Ты мне уже на триста целковых торчишь.

– Да помню, помню… – Сорока поскреб редкую бороденку. Нагнулся, свободной рукой нашаривая под койкой носки. – На днях Сливоносый зэпэ выдаст, рассчитаюсь…

Он глотнул горького, но мигом прочищающего сознание напитка. Скривился, заставив себя допить до дна. Со стуком поставил пустую кружку на фанерную прикроватную тумбу, чуть не уронив сломанный вентилятор.

Побрел в сортир. Отлив в специальный бак, прополоскал зубы защитной жидкостью.

– Надо помои вынести, уже через край льет… – Парень вернулся в комнату, все еще пошатываясь. – И за водой сходить, на дне едва осталось.

– На выходных сходим, ага…

Сон был тяжким, сумбурным. Такие еще долго не отпускают, после себя оставляя лишь зловонный провал или обрывки неприятных образов.

В квартиру, которую они снимали на пару с Ливнем, медленно вплывала утренняя жара. Солнце, окончательно проснувшееся и осмелевшее, пыталось пробраться внутрь, выискивая бреши в дырявых шторах. Солнце, которого всегда мало, даже когда загорелая кожа начинает шелушиться и чесаться.

– Пожрать есть чего?

Сорока наконец нащупал под кроватью носки. Надел мешковатые оливковые штаны, сунул ноги в разношенные ботинки с высоким голенищем.

– Пара сосисок на сковородке, хавай. – Ливень натянул кепку, принялся собирать сумку: бросил внутрь пару перчаток из тефлоновой ткани, скомкал фартук, стеганный такой же армированной нитью. – Сегодня обещали паек, так что ужин с меня, не заморачивайся.

– Добро… – Почесывая голое пузо, Сорока прошлепал на кухню, вдыхая запах сосисок, не имеющих ничего общего с мясом. – Я тогда самогонки раздобуду.

– Есть повод?

– А он нужен?

Ливень рассмеялся, заливисто и заразительно.

Иногда Сорока искренне благодарил судьбу за друга, с которым жизнь свела восемь лет назад. Бывали в их непростой житухе моменты, когда удержаться на плаву обоим позволяли только его оптимизм или верткость…

Подобрав со спинки стула мятую майку, парень набросил ее на голову, на ощупь пытаясь включить радио. Чуть не своротил приемник с холодильной камеры, ругнулся. Ругнулся снова, сонно вернулся в комнату, забрал кружку. Налил еще бодрячка, глотнул.

– А для тех, кто только что присоединился, – ловко подловил его ведущий сквозь легкую трескотню помех, – напоминаем, что температура сегодня составит примерно двадцать семь градусов выше нуля, осадков не предвидится. Во всяком случае, из окна нашей радиостанции я вижу кристально-чистое небо. Возрадуемся же, дети мои.

Сорока сел за кухонный стол. Вывалил еще теплые колбаски в пластиковую тарелку, из которой чуть раньше ел Ливень. Тот все еще возился в коридоре, шнуруя ботинки.

Компаньон работал сортировщиком на свалке – одном из самых крупных и прибыльных предприятий Циферблата. Туда стекались потоки мусора из Пробирок, содержащие все необходимое для поддержания жизнедеятельности их умирающего города.

– Настало время объявить очередного победителя Лотереи! – продолжал упиваться солнечным летним утром ведущий радиопередачи. – Буквально через несколько секунд я назову фамилию счастливчика, а вы, уважаемые радиослушатели, пока трепещите в ожидании. Трепещите, я говорю!

– Что за пальба ночью была, не сообщали?

Охваченный тоскливым ожиданием, но старавшийся этого не показать, Сорока сунул в рот первую сосиску. Закусил пресной галетой.

– Нет. – Ливень закинул сумку за спину. – Бандосы, стопудово, никто даже желтопузых не вызвал. Ты слушай, слушай. – Выглянув из коридора в кухоньку, он многозначительно кивнул на радиоприемник. – Вдруг сегодня вечером будем в «Загуле» пировать, вспоминая о прошлом как о страшном сне?

Мусорщик хохотнул, а Сорока показал ему неприличный жест.

Он уже давно разочаровался в Лотерее и временами даже жалел, что вообще подал заявку. В конце концов, это было небезопасно. Хотя что вообще безопасно в современном мире?

И все равно, пусть и в безверии, когда по радио объявляли фамилии, сердце замирало…

– Итак… Вскрываю конверт… – Ведущий выдержал драматическую паузу, а барабанная дробь усилила эффект. – Один миллион июньских рублей выигрывает Лариса Бажанова из Восьмичасового Сектора! Поздравляем счастливую обладательницу этой огромной суммы и желаем ей с умом распорядиться богатством. Если в данный момент Лариса не слушает нашу станцию, найдите ее и сообщите эту радостную новость! Как можно скорее найдите, вы слышите меня?! Вот так сюрприз, право слово…

– Ну, значит, пока не судьба, – криво усмехнулся Ливень. – Но ты не грусти, старина. Лотерея – дело пожизненное, а тебе только двадцать три. Успеешь свою удачу словить, я верю…

– Ага, или пулю, – оскалился в ответ Сорока, запивая огорчение остывшим бодрячком.

На душе стало поганенько. Причем не только от того, что вместо фамилии Сорокин ведущий назвал какую-то Бажанову, но и от ожидания второй части розыгрыша…

– Да ну тебя! – отмахнулся компаньон. – На Циферблате живет почти шесть миллионов человек. И уж точно половина из них подала заявки на Лотерею. Сам смекни, какова вероятность, что «морковка» выпадет именно тебе?

– Откуда мне знать? – Сорока дожевывал сосиску, похрустел безвкусной галетой. – Я ж не математик…

– Чтобы не разрушать интригу, получателя неотвратимого «оранжевого билета» мы узнаем не сейчас, – заливался ведущий. – Допустим… в час дня. В это время я с нетерпением жду своих любимых радиослушателей у их приемников. Именно в час пополудни мы убедимся, что в мире и природе существует баланс, в нашем городе построенный на фундаменте равноправия и свободы воли…

4
{"b":"178321","o":1}