Публика, однако, утратила интерес к происходящему на сцене. Никто не хлопал и не улюлюкал. Все взгляды были устремлены в темное небо. Над полем повисла зловещая тишина. Казалось, все затаили дыхание в ожидании чего-то страшного. Единственным звуком был рев мотора стремительно удалявшегося с поля фургончика с мороженым.

Шелупоня взял в руки барабанные палочки. Артур занес лапы над клавиатурой. О’Брайен поднес к губам флейту. Верзилка подошла к микрофону, расправила плечи и глубоко вздохнула. За кулисами Чуча с Чипсом сложили пальцы крестиком.

БА-А-А-А-БА-А-А-А-АХ!

Небеса сотряс оглушительный удар грома, сопровождавшийся вспышками яростных молний.

И тут же полил дождь. Хотя дождь — довольно скромное определение для того, что на самом деле началось. Это был настоящий ливень. Потоп. Наводнение. Дождь лил как из ведра, хлестал, молотил, низвергался с небес сплошным потоком. Нет таких слов, чтобы описать это стихийное бедствие.

В мгновение ока зеленое поле превратилось в грязевую ванну. Комья мокрой земли разлетались в стороны и липли к ногам. Зрители повернулись спиной к сцене и ринулись к выходу подобно стаду обезумевших диких животных в намокших панамах, по колено увязая в грязи. Члены жюри бросились со всех ног к шатру для знаменитостей, но он, не выдержав напора стихии, обвалился им прямо на головы.

Непутевые ребята замерли в нерешительности. Сцена стояла под открытым небом, и на подмостках было уже по щиколотку воды. Дождь молотил по их головам и инструментам. Их форменные футболки промокли насквозь. Верзилкина шерсть обвисла склизкими прядями. Дождь заливал им глаза, уши и носы. Но… это же был их звездный час, и они не могли его упустить.

— Раз! — начал отсчет Артур.

— Два! — подхватил О’Брайен.

— Раз, два, три, начали! — скомандовал Шелупоня. И они заиграли. Они играли так, как не играли еще никогда в жизни. Это был настоящий трамтарарам, который тарарамил так, что дух захватывало. Это был огонь, фейерверк, азарт. Барабаны звенели, пианино бренчало, флейта заливалась и свистела. В довершение ко всему Верзилка запела.

Чуча, не в силах сдержать порыв, выбежал на сцену, размахивая руками в такт музыке.

— Да! — вопил он. — Даешь трам-тарарам!

Вслед за Чучей на сцену, выпучив глаза, выскочил Чипс.

— ГЫ! — ревел он. — ГЫ, ГЫ, ГЫ!

И ребята зажгли. Они зажгли так, как не зажигали еще никогда. Артур позабыл обо всех своих обидах, которые одолевали его в течение последней недели. О’Брайен позабыл о проклятии феи. Верзилка позабыла о своем некрасивом платье. А что же Шелупоня? А Шелупоня, как всегда, не видел ничего, кроме своих барабанов.

Им не было дела до дождя. Им не было дела до того, что публика разбежалась. Им не было дела до того, что столик жюри опустел. Для них существовала только музыка — четкий барабанный ритм, мелодичные фортепианные аккорды и заливистые трели флейты. Трам-тарарам — вот что для них сейчас было важнее всего!

Но подождите, разве не вся публика разбежалась?

Перед сценой столпилась кучка — кого бы вы думали? — фанатов!

Да-да, это были фанаты, друзья, родственники и болельщики! Они приплясывали в такт музыке, улыбались и размахивали огромным плакатом. Надпись на нем успело порядком размыть водой, но ее еще можно было прочесть. Она гласила:

Кто же эти болельщики, которые специально заказали автобус, чтобы успеть на концерт из самого Непутевого леса и сделать музыкантам сюрприз? Сейчас вы все узнаете.

Это Мымра. Шарлин, Джемелла и Роксана. Мама Артура. Четырнадцать братьев О’Брайена. Спаг Йети. Конф Йети. Кузен Чипса по имени Роки, с которым они не виделись много лет. Полезный Боб. Тетушка Морин, которая подарила Чуче Гарета. И даже Ширли, подруга Верзилки, с которой они поссорились из-за расчески еще в детстве. Был с ними и еще кое-кто.

Прямо перед сценой в центре толпы стояла феечка. Феечка с тонкими крылышками в кружевном платьице. В руках у нее была крохотная волшебная палочка, которой она размахивала в такт музыке. Поверх кружевного платьица на ней была надета миниатюрная черная кожаная курточка с прорезями для крылышек. На ногах у нее были массивные высоченные ботинки, которые ну никак нельзя было вообразить себе на такой милой феечке. Так что, как говорится, ни о ком нельзя судить по внешнему виду. Да-да, как оказалось, феи тоже любят трамтарарам. По крайней мере, эта уж точно его любила.

Несмотря на все свое удивление, «Непутевые ребята» не позволили себе сбиться с ритма, а Верзилка ничуть не смутилась, завидев Ширли. Она перешла к следующему куплету.

Как только стих последний победный вопль Верзилки, Шелупоня подбросил вверх барабанные палочки, Артур захлопнул крышку пианино, а О’Брайен поцеловал свою флейту и исподлобья посмотрел на феечку.

Феечка лукаво ему подмигнула. Это подмигивание означало что-то типа: «Ты достаточно настрадался и, надеюсь, хорошо усвоил урок, так что не вздумай перечить мне еще раз».

О’Брайен подмигнул ей в ответ, что означало примерно следующее: «Я знаю, что перегнул в отношении тебя палку, и прошу за это прощения. Кстати, рад, что тебе понравилось выступление».

А потом фея как бы невзначай взмахнула своей волшебной палочкой, и… дождь прекратился. Не то чтобы он стихал постепенно, нет. Он закончился так внезапно, как и начался. Из-за тучи выглянуло солнышко, как будто никуда и не исчезало. Оно сияло, переливалось и отражалось в грязных лужах, преображая своим светом все вокруг.

Что могло быть прекраснее?

Глава двадцать вторая

Возвращение домой

ри свете полной луны фургон «Непутевых ребят» медленно взбирался в гору по извилистой дорожке. Мотор порядком перегрелся, потому что Чуча забыл подлить в бачок воды. Из-под капота валил густой пар, а двигатель подозрительно чихал и кашлял.

— Остановимся на пару минут, — сказал Чуча. — Пусть немного остынет.

Он выключил мотор и поставил фургон на ручной тормоз. Все молча обернулись, чтобы в последний раз посмотреть на огни Грязьеводска, оставшегося далеко позади. Все, кроме Верзилки, у которой не было окна.