– Человек ее светлости?
– Да. – Малгрейв нахмурился. – Он темная лошадка.
– Я хочу узнать о нем больше. Загляни ко мне после того, как снова побываешь в Барнуэлле… или раньше, если что-нибудь выяснишь, особенно о Холдсворте.
– Как угодно вашей чести.
Уичкот отвернулся и уставился в закопченное окно.
– Можешь идти.
Малгрейв кашлянул.
– Прошу прощения, сэр, но как обстоят дела с моим счетом?
– Не сейчас.
– Он растет, сэр.
– Я же давал тебе денег на днях! – рявкнул Уичкот.
– Пару гиней в счет погашения долга в конце марта, сэр. – Малгрейв достал и раскрыл записную книжку. – Двадцать девятого марта, сэр, если говорить точнее. На тот момент долг достиг тринадцати фунтов, восьми шиллингов и четырех пенсов. Сейчас, боюсь, он несколько вырос и составляет почти двадцать фунтов.
– Черт побери, ты их получишь. Но не сейчас.
Малгрейв стоял на своем:
– Прошу прощения, сэр, но я невольно заметил, что в последние несколько месяцев вы уже не так щедры, как прежде. Разве вы не рассчитали лакеев? Вам прислуживают только мальчишка и женщины.
– Мои домашние дела тебя не касаются, и я не собираюсь их обсуждать. Уходи.
– А еще тот случай с вашей долговой распиской, сэр. Я имею в виду неприятности на платной конюшне.
Уичкот сдержал гнев.
– Срок твоего счета еще не подошел. В любом случае твои деньги в безопасности, все равно что в Банке Англии. Просто в доме сейчас временная нехватка наличных.
– О да, сэр, не сомневаюсь. Осмелюсь заметить, что вы можете начать все с чистого листа, если заложите или даже продадите дом, ведь он, верно…
– Пошел к черту, Малгрейв.
– Вот что, сэр, я не хочу быть нелюбезным, и мы с вами, сэр, знаем друг друга уже очень давно. Но человеку нужно на что-то жить. На моем попечении есть иждивенцы, как и на вашем. – Малгрейв высоко поднял брови. – Пожалуй, мне следует обратиться к ее светлости.
– Какой еще светлости? – произнес Уичкот почти шепотом, зная ответ еще до того, как спросил.
– К леди Анне, разумеется, сэр. Учитывая, сколько я сделал для мистера Олдершоу с тех пор, как он поступил в Иерусалим, и особенно теперь, у доктора Джермина. Я еще не представил свой счет. В любом случае ее светлость может немного утешить беседа о его здоровье. – Он похлопал себя по жилету. – Мне так жаль ее, сэр. Я ведь тоже родитель.
– Ни к чему ее беспокоить, – ответил Уичкот. – Что касается счета, если хочешь, я немедленно займусь этим делом и попробую частично погасить долг.
– Целиком, если позволите, сэр. Считая долговую расписку, это составит чуть менее восьмидесяти фунтов. – Малгрейв снова открыл записную книжку. – У меня здесь точная цифра, сэр.
– Частично погасить, я сказал.
Словно сама земля уходила у него из-под ног. Однажды зимним днем, еще во времена студенчества, он охотился на Болотах[13], и земля под ним проделала именно это: твердая на вид поверхность оказалась жидкой грязью, которая затягивала его все глубже, и глубже, и глубже. Если бы компания местных жителей не услышала его крики, он бы утонул. Они вытащили его дрожащее тело в промокшей, испачканной одежде. Стояли вокруг и смеялись.
– Да, сэр, – сказал Малгрейв. – Целиком. Вы можете выручить немалую сумму за дом, я уверен. Это несложно.
– Пошел вон! – рявкнул Уичкот. – Вон! Немедленно!
Малгрейв неспешно направился к двери. Прежде чем открыть ее, он остановился и оглядел комнату.
– Уверен, старый Дживонс не замедлит оказать вам услугу, сэр. Знаете его? Угол Слотерхаус-лейн. Даст самую справедливую цену, если учесть все обстоятельства. Всегда есть способ, ваша честь, всегда есть способ.
Они поднимались бок о бок по широкой лестнице с низкими ступенями. Часы тикали в прохладной темноте в глубине коридора. Воздух пах воском, лимонным соком и уксусом. Дом излучал нормальность так мощно и превосходно, что сама нормальность казалась зловещей.
На площадке Джермин остановился.
– Возможно, вам не много удастся добиться от бедняги, – пробормотал он. – Как врач, я не могу выразить словами, насколько важно продолжение лечения. Я имею в виду лечение здесь… перевозить его поистине преступно.
Частная лечебница – предприятие коммерческое. Холдсворт сомневался, что мотивы, которыми Джермин руководствовался при ее основании, были исключительно или хотя бы в первую очередь научными, не говоря уже о благотворительных. Любопытно, сколько леди Анна платит врачу за стол, проживание и лечение сына, а также всякие пустяки, которые неизбежно набегают вследствие пребывания в доме молодого джентльмена столь высокого ранга? Пять гиней в неделю? Шесть? Если у Джермина хотя бы полдюжины таких пациентов, они приносят ему изрядный доход. Если их, скажем, дюжина – его доход превышает таковой большинства землевладельцев.
На втором этаже двери, выходящие на площадку, были закрыты. Джермин без стука вошел в первую справа. Джон проследовал за ним в просторную спальню. В комнате было два окна, выходящие на площадку для игр за домом. Воздух приятно пах.
Широкоплечий, мускулистый мужчина поднялся со стула у двери. Джермин вздернул брови в молчаливом вопросе. Мужчина кивнул. Оба посмотрели на юношу, сидящего за карточным столиком в дальнем от двери углу. Юноша внимательно смотрел на что-то перед собой и не поднимал глаз.
Джермин направился к пациенту:
– Ну-с, Фрэнк? Как настроение?
Юноша не ответил. Холдсворт все еще не видел его лица. Он был одет в черное, просто, но хорошо. Как и многие молодые люди, парика он не носил.
Джермин кивком подозвал Холдсворта и снова обратился к пациенту:
– А, замечательно, Фрэнк, просто замечательно. Мне нравится, что вы заняты полезным делом.
Пересекая комнату, Холдсворт заметил крепкое деревянное кресло у стены рядом с камином. К его подлокотникам, ножкам и спинке были приделаны широкие кожаные ремни. Ремни имели мягкий и эластичный вид, какой кожа приобретает от частого использования.
Женщина могла бы назвать лицо Фрэнка Олдершоу красивым. Он смотрел вниз, слегка хмурясь, точно ангел, размышляющий о несовершенстве человечества. На столе перед ним лежало несколько десятков маленьких деревянных кубиков. На каждой грани была вырезана маленькая картинка. Шесть кубиков стояли в ряд, их рисунки перетекали друг в друга, так что начала вырисовываться общая картина. Кубики показались неожиданно знакомыми, и внезапно Холдсворт узнал их. Подобные познавательные головоломки использовались в детских комнатах. Из кубиков можно было составить шесть разных картин. Засечки на миниатюрной резьбе гарантировали необходимость поворота всех кубиков нужной стороной. Одна картина изображала генеалогическое древо королей и королев Англии вплоть до короля Артура. Другие иллюстрировали эпизоды из Ветхого Завета, с особым акцентом на пророков, выстроенных в хронологическом порядке. Фрэнк Олдершоу трудился над таблицей полезных знаний, представленных в логическом виде. Холдсворт несколько месяцев подряд торговал головоломкой в магазине на Лиденхолл-стрит, но она плохо продавалась.
– Фрэнк, вы должны на время прервать свое занятие. К вам гость.
Фрэнк очень медленно положил зажатый в руке кубик на стол и посмотрел сперва на Джермина, затем на Холдсворта.
– Встаньте, сэр, – потребовал Джермин. – Так принято поступать в порядочном обществе, когда вас кому-то представляют.
Фрэнк медленно встал. Он был крупным юношей, почти таким же высоким, как Холдсворт, хотя и менее широкоплечим; его движения все еще отдавали отроческой неуклюжестью, как будто он не вполне привык справляться с незнакомой длиной и тяжестью своих конечностей. Несмотря на красоту лица, в нем не было ни грана женоподобности. Он стоял, округлив плечи и свесив голову. Холдсворт поклонился. Фрэнк в ответ дернул головой.
– Хорошо, – сказал Джермин. – Вполне прилично. Мы делаем огромные успехи, не правда ли?
