Приходят и уходят времена года. Прорастают семена, раскрываются почки, расцветают цветы, вырастают растения, чахнут и увядают. Всякая тварь ищет свой закат и находит свое воскресение. Так же и мы: рождаемся, чтобы жить, страдать, умирать. Но кто делает нас снова детьми?

   Так спрашивали меня эллины, слышавшие об учении Господа. Я передал ему их вопросы, и он раскрыл тайну второго рождения: «Если пшеничное зерно, пав землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода. Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную». После этого, дабы постигли мы, что должны встретить смерть, чтобы снова родиться, привел он нас к этой могиле.

   В пещере, как эта, родился Господь нашей Жизни, – близ Вифлеема, что означает Дом Хлеба. Мать его, Мариам, в ясли положила дитя свое, в пищу всем людям, там он и спал, – так веяло, отделяющее зерно от плевел, стало колыбелью для Диониса, дважды рожденного бога.

   Он был ветвью древа Исайи, отца Давида. Его родной город лежал под сенью священной рощи, где сирийские женщины сокрушались об Адонисе, он же Господь Зерна, как прежде матери у северных ворот Храма скорбели об их Истинном Сыне Таммузе, а ныне плакальщицы из Вифании оплакивают обвитое саваном тело.

   «Я есмь Хлеб Жизни», – сказал Господь. Когда я передал слова Его эллинам, открыли они мне, как их самих посвятили в тайны Элевсинских мистерий. Мать Земля коснулась их рук своей растительной силой, и в виде срезанного колоса съели они ее во время жертвенной трапезы. Тогда я поведал им, как мы, ученики Его, пошли в поле в субботу. Там, как колос, сорвали мы нашего Господа и размололи в руках, чтобы принять в себя Его великую силу. Он же предрек, что в урочный день мы вкусим тело его в виде опреснока. И тогда жизнь Его перейдет в нас, и мы уподобимся ростку пшеницы, который всякий раз возрождается, поднимаясь из своей могилы в земле.

   Услыхав сие, эллины поняли, что это и есть то учение, которое исповедовали во всех пределах вокруг Великого Моря. Им был известен рассказ о египетском царе Осирисе, сыне Неба и Земли, который то же, что и Господь Зерна. Как срезают серпом колос, так тело его разрезано было на четырнадцать кусков братом и врагом его Сетом и разбросано по черноземному илу долины Нила.

   Супруга его Исида отправилась искать куски его тела и отыскала их все, кроме четырнадцатого: срамных частей. Тогда вылепила она их своими руками и вновь вдунула жизнь в его тело. Так Осирис восстал от смерти и сделался царем подземного мира. Там до сих пор кладет он души людские на чашу весов и выносит им свой приговор. Праведные обретают вечное блаженство, неправедные – вечную кару. После смерти и чудесного воскресения Осириса жители этой страны плодородного Нила бальзамируют, окутывают пеленами и укладывают в саркофаг своего умершего родственника и вместе с хлебными колосьями готовят его к загробной жизни.

   Но не только Осирис умер насильственной смертью, чтобы вновь возродиться. Во Фригии Кибела, матерь богов, поразила безумием Аттиса, сына девы Наны. Он оскопил себя кремневым ножом и повесился на сосне. Из капель его крови выросли фиалки, так же как расцвели анемоны из крови растерзанного вепрем юного бога Адониса.

   Весной наступал праздник Аттиса. Евнухи в женских одеждах поражали свое тело ножами, и брызжущая во все стороны кровь благословляла обезумевших зрителей. Вечером под душераздирающе скорбные вопли погребали изображение Аттиса, но в ту же ночь свет появлялся вновь. Могила распахивалась, и бог воскресал. Верующий получал посвящение через крещение кровью, как то нам было однажды обещано Иоанном на Иордане. В завершение ему, как новорожденному, давали пить материнское молоко.

   Но этот Господь не только бог злаков и зеленых растений. Он также непобедимое Солнце, и персы зовут его Митрой. Поэтому он рождается в праздник зимнего солнцестояния и становится днем весеннего равноденствия, днем сотворения мира, днем его и нашего воскресения.

   Все эти боги умирали и сходили в подземный мир. Так же и мы расстались с жизнью в запечатанной этой могиле. За три дня до весеннего праздника мы спустились по семи ступеням лестницы, ведущей в крипту, где еще не горела ни одна лампа. Молча сбросили мы одежды и закутали тела наши в чистейшее полотно. В тишине простерлись мы в нишах, сжав в правой руке колосок и приложив ее к сердцу. После этого Господь нас покинул. Он вышел наружу и подал знак прислужникам, бывшим на страже. Они прикатили перед входом в гробницу круглый камень, словно черное солнце. И ночь сразу же приняла нас в свои объятия.

   Время, обычное, незримо катилось над нашими преклоненными головами. Между тем наше время преткнулось, замерло и стало вращаться в обратную сторону. Новое тело зашевелилось в нас, мы уже были не взрослыми мужами, но юношами с гибкими членами, как у пантеры. Мы сбросили с себя ветхого человека, словно одежду, суставы наши вновь стали подвижны, мы превратились в мальчишек, в детей, коих он всегда так любил.

   Но как бы нам этого ни хотелось, мы не смогли оставаться детьми, ибо неумолимое время влекло нас назад, к колыбели, к все более раннему детству, когда мы сосунками лежали на груди нашей кормилицы, и дальше, когда мы были еще не рожденными плодами в лоне земли, и еще дальше, в дородовое преддверие, где мы были всего только снами земли, нашей могущественной матери, грезившей о нашем еще не зачатом существовании.

   Но мы погружались все глубже. Мы проникли сквозь землю, нырнув в воды бездны, пока не достигли врат царства мертвых, и они распахнулись пред нами, и мы разглядели мертвых в густом мраке тех мест, что всегда алчут все больше теней и не могут ими насытиться.

   Но когда наши плотские очи привыкли к тьме Авадонны, мы узнали в смутных тенях не только своих умерших сородичей, не только своих умерших матерей и отцов, но также сестер и братьев, друзей и знакомых, которых вчера еще видели мы своими собственными глазами. Изумленные, спрашивали мы самих себя, неужели и они тоже мертвы, пока вдруг до нас не дошло, что то, что мы видим, не подземный мир, но тот самый мир, который мы единственно знали.

   И тогда поняли мы, что все живущие поистине суть мертвецы и что плоть есть могила духа. Только тот, кто умрет и оболочку своего тела сбросит, как платье, нагой, как душа его, возродится для истинной жизни.

   Некий голос шепчет нам о тайне творения. Дух, войдя в человека, ослабел и померк. Будучи заточен в нашем теле, он привязан к миру и времени, к материи и плоти, к желанию и страсти. Его услаждают наши органы чувств, он хочет видеть, слышать, ощущать, пробовать на вкус, обонять, не вникая в то, что ощущения наши вдул в него обольститель, злой дух, дабы совлечь его с пути его истинного предназначения, познания самого себя вне какого-то образа.

   Но вот наконец слышим мы голос, слышим свои имена. Мы пробуждаемся от нашего мертвого сна. Сияющий свет врывается в крипту. В ореоле света стоит ангел в белоснежных одеждах и указывает нам путь из могилы. В полусне-полубодрствовании, еле держась на ногах, бредем мы наружу и падаем на руки Учителю, рыдая, оттого что нам, слепым, во тьме могилы блеснула молния истины.

   Господь Жизни сравнивает нашу слепоту со слепотой бедного Лазаря, который был перенесен ангелами в лоно Авраамово, тогда как богач был наказан вечными муками в геенне огненной. А неделю спустя услыхали мы от жителей Иерусалима о некоем Лазаре, выведенном Учителем из врат смерти.

Слово от Симона: Восстание

   Братья, пришли мы из Галилеи, чтобы поведать вам хорошие новости. Радуйтесь своему угнетению, ибо всякое угнетение приближает освобождение. Ликуйте из-за вашего голода, ибо он утолен будет. Благословляйте ваши оковы, ибо скоро они будут разбиты. Воспевайте ваше рабство, ибо чаяния ваши скоро исполнятся.

   Первые будут последними, и последние первыми. Кто возвышает себя, тот унижен будет, и кто унижает себя, тот возвысится. Угнетенные утешатся, угнетатели будут изгнаны. Темницы раскроются, и народы мира вострепещут, ибо явится царь царей.