почти до самого конца войны, — ответил дракон. — Техника постоянно изнашивалась, с

ремонтом было плохо, в результате в составе эскадры редко числилось больше дюжины

исправных машин.

— Насколько я понимаю, — заговорил, откашлявшись, Герман Вольф, — ремонтировать

FW.200 было довольно трудно. А эти машины постоянно гоняли для транспортных

перевозок на разничных фронтах. Вообще чудо, что из-под Сталинграда кто-то вернулся!

В общем, в середине осени сорок четвертого эскадрилью расформировали. Летчиков

пытались переучивать — осваивать реактивный истребитель Me.262 — но самолетов они

так и не получили. Ну и на этом, по большому счету, капут.

— Погодите-ка, — вмешалась Брунгильда, — а мне интересно насчет России. Что там

было, под Сталинградом, с «Кондорами»?

— А, — усмехнулся дракон. — Вам бы, конечно, куда живописнее рассказал это товарищ

младший лейтенант Вася, но он сейчас в полете. Как известно, именно на «Кондоре»

прилетал в Советский Союз министр иностранных дел Германии Риббентроп — для

подписания мирного договора. Так что самолетик — точнее, самолетище, — в сине-белой

раскраске Люфтганзы побывал в советском небе еще до войны. Ну а под Сталинградом..

Дракон задумался и мечтательно выпустил облачко пламени.

— Когда армия Паулюса была окружена, — заговорил он после паузы, — германское

командование решило с воздуха снабжать ее боеприпасами, продовольствием,

медикаментами и так далее. Задействовали лучшие транспортные и бомбардировочные

эскадры, самолеты гражданского флота, отправили даже два элитных самолета,

построенных специально для перевозки руководства Третьего Рейха. Там, говорят, салоны

были отделаны по высшему разряду. Но ничего не жаль для фронта, как говорится. И вся

эта прелесть полетела к Сталинграду.

— Ну и как? — спросил Герман Вольф. Он спохватился: — Не смейся, Горыныч. Мы все

знаем, чем закончилась Сталинградская битва. Интересны конкретные действия

«Кондоров».

— Так бы и сказал, — посмеиваясь, отвечал дракон. — «Кондоры» возили грузы, это

понятно, а заодно бомбили железнодорожные эшелоны в советском тылу. Летать было

сложно, сами понимаете, — русская зима. Плюс советские ВВС тоже не сидели на земле.

И как Черчилль в свое время, советское руководство сочло уничтожение немецких

транспортников приоритетной задачей.

— И много «Фокке-Вульфов» сбили? — спросила Брунгильда. Ей было жаль красивых

пассажирских самолетов.

— Девять, — ответил дракон. — Причем два были брошены экипажами на аэродромах, и

русские взяли их в качестве трофеев. Естественно, их тут же перегнали в НИИ ВВС и

изучили. По мнению советских специалистов, этот самолет не обладал необходимыми для

современного бомбардировщика характеристиками.

— То есть, иначе говоря, — подытожил Герман Вольф, — уже к середине сорок третьего

«Кондор» начал устаревать.

Дракон кивнул:

— Именно. Скорость и потолок малы. Когда установили вооружение и броню, а также

дополнительные бензобаки, самолет сделался слишком тяжелым. И мощные моторы тут

не очень помогли. Вообще если почитать отчет советских испытателей, становится

понятно, что самолет фактически штатский: быстро набирает скорость, управляется легко,

хорошо балансируется в полете, устойчиво планирует и так далее. Но маневрировать на

такой машине затруднительно, нет обзора назад для пилотов. Сами понимаете, что это

значит. Ну и несмотря на то, что самолет утяжелили, система бронирования все равно

недостаточна, а задние стрелки при атаке сверху сбоку из задней полусферы фактически

вообще беззащитны. Ну и осталось еще довоенное уязвимое место — бензобаки и

маслосистема.

— Погоди-ка, — заговорил Билл Хопкинс, — не русские ли угробили и последний из

летающих «Кондоров»? Уже в пятидесятом году?

— Ха! — дракон плюнул небольшим огоньком. — В своем роде это можно считать

символическим возмездием за штуку, которую проделал Курт Танк с русскими после

войны.

— Так, стоп, — Брунгильда умоляюще подняла руку, — что за штуку он проделал?

— Чрезвычайно изящный ход, — ответил дракон, посмеиваясь. — В сентябре сорок

шестого он явился в отделение СМЕРШ города Берлина. Ну, профессор,

самолетостроитель, все дела. Предложил свои услуги опытно-конструкторскому бюро.

— Советскому? — переспросила Брунгильда.

— А то какому!.. — Дракон засмеялся. — Начальник ОКБ-1 товарищ Олехнович дал

согласие. Тогда герр Танк попросил немножко денег — чтобы привлечь в группу

специалистов. Он собирался прийти в ОКБ вместе с коллективом. В общем, Танк получил

десять тысяч дойчмарок... и исчез. Советские спецы полагали, что Танк перебрался в

английскую зону оккупации. Но англичане его тоже не видели. Он всплыл в Аргентине и

строил там военные реактивные самолеты. В пятьдесят пятом, когда немецких спецов из

страны выдворили, Танк на время исчез — и появился уже в Индии... А закончил свои дни

в Германии, где и умер в возрасте восьмидесяти пяти лет.

Повисло молчание, которое нарушил Герман Вольф:

— Однако как же русские угробили последний «Кондор»?

— Один из трофейных «Кондоров» передали Полярной авиации, — поведал дракон. —

Доработали, заменили моторы. В апреле пятидесятого в Якутске этот самолет сажал пилот

Шатров из Московской авиагруппы особого назначения. Он не справился с управлением и

выкатился за пределы посадочной полосы. Сначала разрушилось левое колесо. Затем

сложилась ферма левой опоры шасси. Самолет с работающими моторами упал на крыло...

И, в общем, на этом — всѐ. Чинить там было нечего, учитывая, что запчастей к «Кондору»

не имелось...

— Вот случай, когда война послужила не к славе, а к бесславию замечательного самолета,

— помолчав, подытожила Брунгильда. — Хотя вообще-то замечательного в его карьере —

хоть отбавляй.

© А. Мартьянов. 29.01.2013.

66. Несчастливая «омела»

— Что меня всегда изумляло, так это «сумрачный германский гений», — не без пафоса

произнес Змей Горыныч.

— Э... Нельзя ли пояснить, что в данном случае конкретно имеется в виду? — обратился к

нему вахмистр Вольф. — У германского гения, знаешь ли, было много разных

проявлений. «Фауст» Гѐте, например...

— Какой еще Гѐте, какой «Фауст», — если бы Горыныч был человеком, он бы

поморщился, а так — лишь досадливо моргнул кожистыми веками. — Почему мы вообще

затронули столь приземленную материю, как поэзия? Я говорю, разумеется, о самолетах!

— Опять же, Горыныч, нельзя ли выражаться более определенно? Германский ум породил

немало прекрасных самолетов!

— Если охватывать картину в целом, меня больше всего поражает способность немцев

планировать серийный выпуск принципиально новой машины где-нибудь так в июне

сорок пятого... В апреле сорок пятого прошли испытания, и вот принимается решение, что

машина годная, поэтому хорошо бы в июне запустить ее в серию. При полном игноре

творящегося вокруг.

Вольф пожал плечами:

— Если верить некоторым германским асам, они, очутившись в английском или

американском плену, отнюдь не считали себя побежденными. Мол, «конкретно меня

никто не победил, а что там творится в Европе — не мое дело, и уберите ваши руки».

— Способность отвлекаться от реальности — прекрасная вещь, — подытожил Горыныч.

— Помогает сохранить психику в целости и сохранности. Поэтому я так популярен.