Меняются и представления о числах. Двадцать человек это толпа; сотня — это город. Возвращаться обратно в Джорджтаун это не только двигаться из прошлого в настоящее, это еще и двигаться из пустынного в сверхпере-полненное. На побережье, где искоренили малярию, наблюдается демографический взрыв — и земельный голод. Количество детей в Джорджтауне пугает. В полдень улицы в районе Албустаун выглядят как школьный двор на перемене. Даже сейчас существует безработица. Переселение на побережье в места, где еще много неиспользованной земли, очень дорого, освоение внутренних территорий еще дороже. И потому миграция из Британской Гвианы с населением в 600 000 человек на 80 000 квадратных миль возрастает. И нельзя избавиться от ощущения, что эта ситуация какая-то до удивления гвианская.

Джаганы — самые энергичные политики-пропагандисты в Вест-Индии. Каждые выходные они или их коллеги отправляются в какой-нибудь из районов страны. В эти выходные они собирались в Бербис, на родину доктора Джагана, которая, по отзывам многих, является самой «прогрессивной» частью страны, и пригласили меня с собою. Доктор Джаган сам должен был забрать меня из отеля.

А я опоздал. Я отправился в ресторан через дорогу «по-быстрому» перекусить. Сорок пять минут ожидания, три минуты поедания (яичницы). Когда я вернулся, доктор Джаган стоял, опершись на высокий табурет у барной стойки. Он был в спортивной рубашке и выглядел отдыхающим. Тут я вспомнил о стирке. Я помчался к себе в комнату и спустился со свертком грязной одежды, которую оставил бармену вместе с чаевыми. (Это не сработало. Когда я вернулся два дня спустя, вещи так и лежали под стойкой, глубоко озадачив, как выяснилось, бармена следующей смены.)

Джаганы живут в непритязательном одноэтажном деревянном доме, стоящем, как принято в Гвиане, на высоких сваях.[*] Внизу у них живет ручная обезьянка, а наверху нет ничего, что отлйчало бы этот дом от множества других домов Гвианы, кроме набитых книгами полок и журнального стеллажа (среди журналов есть и «Нью-Йоркер»).

В Бербис ехали всей семьей. Двое детей Джаганов, мальчик и девочка, должны были остаться с матерью доктора Джагана. Дети отнеслись ко мне с полнейшим равнодушием; и если судить по тому, что говорилось и писалось о них, в особенности о мальчике, меня это не удивило. Вскоре появилась и миссис Джаган. Она быстро собралась — есть должны были в машине — и чуть-чуть задержалась, выбирая книгу. «Бродяга» Колетт (в Вейкенаме она читала Дорис Лессинг)[13]. В машине было тесно, но к нам должны были присоединиться еще двое детей брата доктора Джагана, Сирпаула. Мы забрали их возле деревянного дома на другой улице. «Как на пикник», — сказал доктор Джаган. Это так и выглядело, особенно когда они раздали детям апельсины и бананы.

Я узнал, что один из братьев доктора Джагана — мой тезка, и мы поговорили об именах. Миссис Джаган сказала, что когда Сирпаул был в Нью-Йорке, он с удивлением обнаружил, с каким почтением к нему относится прислуга. Надпись на счете все объяснила: счет был адресован сэру Паулу и леди Джаган.

Мы все еще ехали через Джорджтаун. Негр на велосипеде крикнул: «Кули все равно, даже если Джаганы их похоронят!»

Это была скорее бытовая фраза, чем настоящее оскорбление, как бы странно это ни выглядело: маленький автомобиль, под завязку набитый Джаганами, — и одна из главных политических проблем, столь бесхитростно сформулированная. Можно было бы ожидать чего-то менее неформального.

— Быть вежливым с оппонентами — этому в Англии учатся, — сказал доктор Джаган.

Мы продолжили беседу об именах. Миссис Джаган рассказала, что другой брат доктора Джагана изменил имя с Чунилал на Дерека; все, кроме одной из сестер, взяли себе английские имена.

Ровно сто лет назад Троллоп жаловался на прибрежную дорогу в Британской Гвиане — это было единственное, что ему не понравилось в Британской Гвиане — и с тех пор дорога не улучшилась. Ее поверхность — горелая земля, чья прочность лишь местами превышает прочность негорелой, а сама дорога — это череда рытвин, расположенных так, что их не объехать, как ни петляй. Контраст с гладкими «экспериментальными» отрезками впечатляет, но они длятся недолго, чем и довершают охватывающее вас чувство безнадежности. И однако автобусы и такси регулярно пользуются этим путем, трясясь в медленной, но упорной очереди, когда движение плотное, и петляя, точно безумные муравьи, когда дорога пуста. Низкокачественный боксит, которым изобилует Британская Гвиана, мог бы стать более твердым покрытием, но горелая земля — это крестьянские доходы, и использовать надо горелую землю.

Мы проехали мимо множества негритянских поселений. Название одного из них — Бакстон — намекает на их историю. Томас Бакстон, вместе с Уилберфорсом[14], был одним из тех, кто выступал за отмену рабства; и эти негритянские деревни были созданы после освобождения — покинутые плантации, обрабатываемые совместно бывшими рабами, которые не хотели работать на хозяина. Первая из таких плантаций была куплена в 1839 году. Она стоила 10 ООО долларов. Шесть тысяч долларов мгновенно собрали наличными по подписке восемьдесят три негра. Деньги торжественно перевезли на ручных тележках; оставшиеся четыре тысячи выплатили в три недели. Уход в деревни продолжался несмотря на сопротивление плантаторов и правительства. Плантаторы теряли рабочую силу. Правительство боялось обрушивания экономики, и чтобы создать «свободного, но безземельного работника», оно ограничило доступ к землям, принадлежащим Короне, и стало накладывать штрафы на тех, кто занимал свободные земли, которых предостаточно в Британской Гвиане.[*]

В таких условиях проблему рабочей силы решила иммиграция из Индии. А бывшие рабы потерпели поражение, столкнувшись с проблемами дренажа и ирригации земли, которые могли решать только большие поместья. Мы проехали по одной серой грустной деревне, как раз такой, какие видел Троллоп: серые, побитые непогодой деревянные дома на сваях, стоящие на островках натоптанной грязи посреди серого болота. Доктор Джаган рассказал мне, что в этом районе нет никаких дамб и что люди здесь и не думали их строить: они стали не фермерами, а рыбаками.

Нью-Амстердам, второй город Британской Гвианы, стоит на реке Бербис. Доктору Джагану сказали, что паром отходит в пять минут третьего. Мы приехали как раз вовремя и узнали, что паром отходит в 1.25 и 3.45. «Бестолковость людей в этой стране просто поражает!» — сказал доктор Джаган. Однако скоро реку должен был пересечь катер из поместья Блэрмонт, и чтобы попросить разрешения им воспользоваться, мы подъехали к главному зданию усадьбы, низкому белому строению; в каналах вокруг аккуратного газона спокойно плыли широкие белые диски «виктории Регии», открытой исследователем Шомбургком[15] на этой же реке Бербис. Миссис Джаган, хихикнув, как девочка, сказала, что они стараются сохранять как можно более корректные отношения с поместьями; и я почувствовал, хотя она этого и не сказала, что и в просьбе об услуге, и в важности, с которой та была оказана, присутствовала некоторая неловкость.