— Твоя сестра рассказала о трудностях, которые ты испытывала дома и о твоей надежде найти в Делфте работу, — сказала Катарина со своего места у камина.
— Да, это так, — Алетта вернулась к своему стулу. — Сегодня я мысленно отметила несколько вариантов. Кажется, у жены булочника не хватает рабочих рук, и я набрела на небольшую лавку, где продают вышитые изделия, в том числе и чепцы, которые я, по-моему, делаю довольно хорошо. Мне хотелось бы приступить к работе поскорее, пока у меня еще есть деньги, чтобы снять где-нибудь небольшую комнату.
— Ты не хочешь остаться у фрау Вольф?
— Я не могу себе это позволить, как бы сильно мне не хотелось жить в одном доме с сестрой.
— У меня есть предложение. Насколько я могу судить по рассказам Франчески, ты — способная молодая женщина. Я подумала, не согласишься ли ты — в качестве временной меры, пока не найдешь чего-нибудь более подходящего, — помочь мне с детьми. Это даст тебе возможность передохнуть, и не придется поспешно хвататься за любое предложение только из-за того, что тебе надо побыстрее устроиться работать. Я не в состоянии платить очень много, и тебе придется делить комнату с Игнатиусом, которому девять месяцев, но каждую неделю у тебя будет несколько свободных часов, и никто в этом доме не ходит голодным!
Алетта была глубоко признательна за предложение, но колебалась.
— Судя по словам Франчески, ваш муж не хотел, чтобы в доме находилась еще одна женщина.
— Верно, но в данный момент его нет дома, и все вопросы решаю я.
— У меня нет опыта в присмотре за детьми.
— Но ты любишь их, правда?
— Конечно, но я хочу быть предельно честной во всем. Мне хотелось бы работать здесь, но, кажется, сейчас мне не хватает терпения, если что-то раздражает меня.
— Тем лучше. Моим отпрыскам нужна твердая рука, — Катарина доверительно понизила голос. — Я, должно быть, вновь беременна. Я еще не знаю наверняка, но меня тошнит без всяких на то причин. Элизабет — хорошая горничная, но у нее достаточно работы, и хоть раз — именно ради моего мужа, когда он вернется, — я буду рада, что моей маме не придется суетиться возле меня.
— Когда вы хотите, чтобы я приступила к своим обязанностям?
— Может, завтра?
— Я переберусь в ваш дом завтра утром, когда приду с Франческой.
Чуть позже в этот вечер Алетта написала Сибилле и попросила переслать сундук с вещами, стоявший уже собранным. Франческа сомневалась как Сибилла и Мария справятся по дому, но Алетта сама подняла этот вопрос.
— Мария не выпустит из рук управления финансовыми расходами, как бы сильно Сибилла ни пыталась завладеть ими, а Грета почувствует себя старшей, лишь на словах уверяя остальных двух в своем послушании. По-моему, мы иногда забываем, как долго она пробыла с нами, сколь многому научилась и какой компетентной экономкой стала. Несмотря на то, что наговорил мне отец, я никогда не покинула бы их в беде, если бы не чувствовала, что они смогут управиться без меня.
Вселившись в Мехелин-Хейс, Алетта обнаружила, что из ее комнаты на третьем этаже в передней части дома открывается вид на особняк де Веров. Как раз в тот момент, когда она выглянула, возле их входной двери остановилась заляпанная грязью карета, с запряженными в нее усталыми лошадьми. Девушка предположила, что это прибыл один из докторов из Амстердама. Предположение подтвердилось, так как человек в обычном черном одеянии врача поспешно направился к дому. Она попыталась догадаться, где расположена спальня Константина. Жилые апартаменты находятся, вероятнее всего, на этаже над конторами. Это означало, что он лежит за окнами, расположенными на одном уровне с ее, так как лучшие покои обычно были в передней части здания.
Дети Вермеров привязались к Алетте, хотя вскоре обнаружили, что у нее железная воля, и она установит дисциплину. Они уважали ее за это, так как выяснили к тому времени положение вещей, и их вполне устраивало существование правил, которым можно было бы противиться в минуты, когда им захочется побунтовать. Своим характером они подтвердили вывод, который Алетта вынесла из собственного детства, — у родителей, любящих друг друга и не скрывающих свою любовь, растут любящие и нежные дети. Они представляли собой сердечную компанию, временами невероятно капризную и непослушную, но в доме Вермеров постоянно слышался смех, и Алетта внешне наслаждалась теплой атмосферой, Хотя внутренне оставалась застывшей и опустошенной. Ян Вермер нравился ей так же, как и его жена, так как относился к ней с необычайной добротой, но она старалась по возможности не попадаться ему слишком часто на пути; хотя ей казалось, что он не имел ничего против ее пребывания в доме, зная, что это всего лишь временная необходимость.
В конце концов, выяснилось, что Катарина не беременна, а страдает какой-то необычной болезнью, и от сильной головной боли ее иногда тошнило так, что она не могла подняться. Были дни, когда она не вставала с постели, но затем наступало улучшение, и Катарину наполняла надежда, что она поправится, и у нее хватит сил печь и готовиться ко дню Святого Николаса.
— Я уже начала готовить выпечку, — сказала ей как-то утром Алетта, — а девочки помогают мне, так что одновременно я учу их. Даже Беатрис снимала шелуху с миндаля после того, как его окунули в горячую воду.
В конце концов, Алетта подготовила все для праздника, включая подарки для детей, так как Катарина еще не настолько хорошо оправилась, чтобы самой делать покупки. Алетта с Франческой также сделали или купили всем членам семьи подарки и послали домой небольшой пакет, в котором находились подарки от них обеих всем домочадцам.
— Ты бы не ставила мое имя на модных пуговицах для куртки, что предназначены папе, иначе он никогда не воспользуется ими.
— Как бы то ни было, я надписала подарок, — ответила Франческа, — а когда я приеду на Рождество, то сама пришью их на его лучшую куртку, если это еще не будет сделано.
До сих пор у Алетты было столько дел в доме Вермера, что она не имела времени поискать какую-то другую работу, да и Катарина все еще нуждалась в ее помощи. Она ни разу не вошла в студию, но нередко задерживалась перед картинами на стенах дома, высоко оценивая полотна как Вермера, так и других художников. Совершенно отстранившись от живописи, она рассматривала эти произведения искусства так, как будто никогда не прикасалась к кисти сама, не в состоянии ощутить до конца чувство потери, которое — Алетта чувствовала это — разрывало ее внутри.
Не проходило и дня, чтобы не произносилось несколько слов о больном в доме напротив. Его мать постоянно находилась возле постели. Так как он потерял очень много крови, она отказывалась позволить кому-либо делать дальнейшее кровопускание, и двое из докторов в ярости уехали. Предписывались всевозможные снадобья, призванные помочь молодому человеку восстановить силы, многие — отвратительные на вкус.
— Ты не помнишь составные части того наваристого бульона, который мама обычно давала нам во время болезней? — спросила Алетта Франческу, узнав о тщетных попытках возродить к жизни пострадавшего.
— Да, я довольно часто варила его, оставшись старшей в доме. Понадобится мозговая косточка, яйца и все остальное, включая достаточное количество подходящих специй, способных возбудить самый сильный аппетит. Полагаю, я догадываюсь, что ты задумала.
— Я знала, что ты поймешь. Если мы сварим бульон и преподнесем его де Верам в качестве подарка накануне праздника Святого Николаса, никто не сможет посчитать наши действия дерзкими и воспринять это как оскорбление.
— Я согласна с тобой. Великолепная идея! Я куплю все необходимое.
— А я спрошу Катарину, можно ли сварить бульон у нее на кухне. Уверена, что ты не хочешь просить одолжения у Гетруд!
Катарина не только с готовностью дала разрешение, но и настояла на том, чтобы они воспользовались ее специями, что сократило расходы. В назначенный день Франческа записала составные части, чтобы подарить рецепт вместе с отваром на случай, если фрау де Вер захочет еще приготовить его для своего прикованного к постели сына.