Ограничение пребывания в городе иностранцев представляется более естественным и объясняется беспрецедентным для всей Европы глубоко семейным характером уклада старой Австрии, несмотря на ее космополитизм, не сравнимый ни с одной из стран Европы. Естественно, что во время войны высылка граждан других стран была мерой законной обороны. Под эти ограничения подпали даже французские эмигранты, служившие в австрийских семьях воспитателями и гувернантками. В 1793 году было признано неосторожным доверять воспитание «здоровой немецкой молодежи» французам, которых подозревали в способности пропагандировать подрывные идеи, хотя сами они и были жертвами революции. Французские воспитатели и гувернантки были выселены из Вены в Богемию в надежде на то, что там их уроки будут менее вредными. В столицу они смогут вернуться только в 1797 году и только при условии получения разрешения полиции.

Отнюдь не будучи ксенофобами, венцы любили общаться с иностранцами, и их гостеприимство по отношению к ним было любезным и щедрым. Император Франц главным образом опасался бездельников, полагая, что безделье, как гласит пословица, мать всех пороков, в особенности же его заботило присутствие не занятых работой иностранцев, так как никогда нельзя знать, какие опасные идеи они вынашивают и распространяют. В начале Третьей коалиции^{52} враждебность по отношению к путешественникам и иностранцам, не проживающим в Вене постоянно, стала такой выраженной, что всем неавстрийцам пришлось в недельный срок покинуть столицу.

Дефицит жилья и, как неизбежное его следствие, увеличение квартирной платы в значительной степени определяли законы, направленные как против временного пребывания иностранцев, так и против браков среди бедняков. И совершенным парадоксом при этом представляется запрет на строительство новых домов в условиях острой нехватки квартир. Что касается части города, остававшейся в пределах линии городских укреплений, то в конце XVIII и начале XIX века дома здесь так тесно жались друг к другу, что новое строительство лишь увеличивало опасность пожаров в этом нагромождении построек. Несмотря на серьезные градостроительные меры, принятые после турецкой осады и чумы, Вена, как мы уже говорили, оставалась в основном средневековым городом.

За пределами городских укреплений еще существовали свободные участки земли, но и эти площади постоянно сокращались, так как бедные классы, чье расселение в центральной части города было нежелательно, наводняли предместья, где люди строили впритык друг к другу, в полном беспорядке, шокировавшем администрацию, свои «крольчатники», в которых селились обездоленные семьи. Эти не согласовывавшиеся ни с какими проектами постройки вскоре образовали своего рода деревни, а затем и небольшие городки, занимая часть территории, расположенной между городскими укреплениями и пресловутой «линией», которую та же администрация собиралась превратить в «зеленый пояс», заботясь как о здоровье горожан, так и об обеспечении политической безопасности, становившейся все более настоятельной необходимостью.

В 1802 году император обнародовал декрет, которым предписывал представлять лично ему на утверждение каждый проект нового строительства в радиусе одной мили от «линии». В 1803 году он расширил эту «защитную зону» до двух миль. Опасались главным образом того, как бы новые дома не стали предметом спекуляции алчных и далеко не щепетильных банковских воротил, но логично возникал вопрос о том — и Цинцендорф уже высказывал такое опасение, — не провоцировал ли, вольно или невольно, запрет на «крольчатники» эту самую игру спекулянтов. Эрцгерцог Карл, поощряемый министром Колловратом, придерживался мнения, что строительство жилых домов в предместьях и окрестностях столицы было бы превосходным выходом для людей, не знающих, куда девать свои деньги.[133]

В формировании и развитии любого города присутствует один неумолимый элемент, своего рода биологическая фатальность, которая насмехается над законами и правилами. Статистика говорит о том, что, несмотря на все препятствия и всевозможные ограничения, число домов в период с 1790 по 1820 год возросло с 6159 до 7540. Делались попытки обойти все правила путем рытья подземных домов, антигигиеничность которых шла вразрез со всеми мерами, принимавшимися императором ради здоровья населения. В 1811 году в предместьях не оставалось ни клочка незастроенной земли. Чтобы замедлить строительный бум, охвативший Вену в интересующий нас период, понадобились столь парадоксальные меры, как освобождение от налога и от военной службы тех, кто не строил домов. Поощрялись учреждения, выезжавшие из центра города, чтобы обосноваться за его пределами, и император лично поздравил и поблагодарил за хороший пример дирекцию коллежа для девушек, решившую перевести свое заведение в Хернальс.^{53}

Таким же образом предполагалось ограничить увеличение числа промышленных предприятий, в которых виделась опасная угроза как с экономической и политической точки зрения, так и с точки зрения ущерба красоте города и его гигиене. С начала XIX века, как и предчувствовали старые венцы, индустриальная эра начала преобразовывать облик и характер города. Этому неизбежному процессу было невозможно противостоять, но, чтобы ограничить и локализовать ущерб, государственный советник Лоренц предложил установить шестимильную зону за пределами «линии», в которой было бы запрещено строить промышленные объекты. Этот принцип был принят и применен в 1804 году, но сама зона была ограничена четырьмя милями, чего казалось для начала достаточно. Опыт быстро покажет, насколько правилен был расчет Лоренца и насколько ошиблись власти, не посчитавшиеся с его мнением.[134]

Правительство особенно опасалось образования за пределами Вены «зоны лачуг», в которой накапливалась бы масса неблагонадежного населения. Действительно, индустриальная эра ввергла в нищету множество людей при процветании лишь некоторых. В 1810 году на предприятиях насчитывалось двадцать семь тысяч рабочих, положение которых оставалось неопределенным, потому что они полностью зависели от успеха предприятия, на которое нанимались. Заработная плата увеличивалась или уменьшалась в зависимости от прибыли завода, и, если дирекция предвидела сокращение объема производства, она немедленно увольняла часть своих рабочих.

Рабочие жили одним днем. Условия использования детского труда, вновь регламентированные в 1816 году после мер, принятых Иосифом II, если и не были сравнимы с беспримерной жестокостью английских предпринимателей, то оставались достаточно тяжкими. Поэтому были организованы профессиональные училища, в которых детей обучали ремеслу и одновременно давали достойное общее образование. Заработная плата была скромной. Даже семьи рабочих, никогда не терявших работу, с трудом сводили концы с концами. Самой главной расходной статьей семейного бюджета были продукты питания. Как уже отмечалось выше, венцы традиционно любили хорошо поесть. Они потребляли немало продуктов, в том числе много мяса, что особенно относилось к рабочему классу того времени. Статистика 1808 года, почти не отличающаяся от данных предыдущих и последующих лет,[135] дает следующие цифры: при оценочной численности населения Вены около 250 тысяч жителей констатируется, что каждый венец в среднем съедает за год 105 килограммов мяса, 260 килограммов муки и выпивает 174 литра вина и 148 литров пива.

Это вовсе не означает, что каждый усаживался за обильный стол. Были целые классы, никогда не вылезавшие из нужды, например такие, как так называемые «поденщики». Так называли служащих администрации, не получавших регулярного жалованья чиновников, сверхштатных работников, которых нанимали на работу с гарантией на один день, откуда и их название «поденщики», и увольняли, как только кончалась работа, для выполнения которой они были наняты. Нищета этих бедолаг неоднократно описывалась в литературных произведениях того периода. Поденная оплата, которую они получали, была для них лишь «соломинкой для утопающего» и вынуждала влачить существование, соблюдая режим жесточайшей экономии, одеваясь у старьевщиков и питаясь объедками. Среди них было много отставных офицеров, не имевших средств к существованию и вынужденных соглашаться на столь ничтожный заработок С другой стороны, на некоторых категориях наемных работников самым серьезным об-разом отражались изменения нравов и моды. Когда люди перестали пользоваться портшезами, огромное количество их владельцев, этих славных людей, не находивших себе больше работы, оказалось на улице. Война, парализовавшая ряд отраслей промышленности, за исключением сырьевых, обрекла на безработицу тысячи рабочих, а неурожаи гнали в крупные города толпы крестьян, которые не могли прожить за счет своих земельных участков и верили в мираж легких заработков и непрестанных удовольствий. В 1816 году экономические трудности и голод вынудили большинство фабрик закрыть ворота, десятки тысяч людей почти умирали от голода, и можно было видеть, как почтенные рабочие семьи прибегают к самым жалким средствам, чтобы выжить.