Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Выяснив таким образом вопрос о личности г-на Бидермайера и не забывая о том, что в сознании его создателей это имя связывалось со словом «буржуа» и означало все, что относится к буржуазии, мы констатируем, что, за исключением некоторых артистических или пролетарских кругов, Вена в течение целых тридцати лет покорно пребывала под скипетром г-на Бидермайера: эти годы явились свидетелями обогащения, процветания и прихода к власти класса, который до того влачил скромное растительное существование, обретаясь на пути между народом и аристократией, причем гораздо ближе к первому, чем ко второй.

Воцарение буржуа

Огромные расходы, которые возложила на уже обедневшую из-за войн аристократию обязанность «вести себя достойно», ненадежность «деревянных денег», инфляция и увеличение массы банковских билетов довольно сильно ударили по классу дворянства, которое оказалось в долгах у банковских воротил, иными словами, у буржуа. Золотой век банкиров начался еще при правлении Иосифа II, который, как это ни парадоксально, одновременно с ратованием за уравнивание сословий благоприятствовал созданию категории финансистов, и те не замедлили впоследствии прибрать к рукам наследство матушки Австрии. «Сто флоринов в сотне бирж, — писал император, — стоят больше, чем тысяча флоринов в одной». И тем не менее он позволил австрийским или иностранным финансистам, главным образом швейцарским, до некоторой степени монополизировать достояние страны.

Расчет был хитрым. Иосиф не любил аристократию; имперские вельможи раздражали его и вызывали у него опасения. Идея опереться на класс, который будет обязан ему своим богатством, и создать единый с ним фронт против «феодалов», против всех этих венгерских, австрийских, польских дворян, командующих миллионами подданных и кичащихся порой большей родовитостью, чем у императора, — эта идея привела «просвещенного самодержца» к образованию буферного класса, который, как он надеялся, будет ему предан и поспособствует осуществлению реформ. Абсолютизм, о котором мечтал Иосиф, как бы он ни желал считать себя революционером, был нереализуем, поскольку серьезным препятствием на его пути была аристократия. Так пусть какая-нибудь партия или каста, которую он сделает такой же сильной, как аристократия, или еще сильнее, поможет ему опрокинуть это препятствие. Он создал «блок» финансистов против Кауница, который за многие годы правления обрел мудрость, рассудительность, осторожность и опыт.

«В этот период венский банк был в основном в руках иностранных финансовых воротил. Чтобы привлечь к себе этих могущественных людей, Иосиф II пожаловал некоторым из них баронский титул. Так получили дворянство Фуксы, Пауль Казати из Праги, Якоб Гонтар из Франкфурта и еврей Арнштайн, а протестантский банкир Фриз к большому возмущению австро-венгерской аристократии был удостоен графского титула. Иосиф II, часто бывавший у Арнштайнов, говорил о музыке и литературе с красавицей женой банкира Фанни Ициг».[131]

Стремление буржуа занять места, традиционно сохранявшиеся за аристократами, не обошлось без сопротивления со стороны последних, но, поскольку толчок был дан, остановить процесс было уже невозможно. Войны Империи, сделавшие монархов должниками банкиров, Венский конгресс, во время которого последние стали кассирами Величеств и Высочеств, собравшихся для решения судьбы Европы, укрепили финансовые позиции буржуазии и открыли ей дорогу к процветанию и почестям. Порой это происходило настолько быстро, что разбогатевших буржуа нельзя было не считать выскочками, гордившимися тем, что было средством их выдвижения, — своими деньгами.

Однако в Вене никогда не было безудержного, всепоглощающего, почти патологического культа денег, характерного для периода французской Реставрации, бесчисленные примеры чего мы находим в произведениях Бальзака. Австрийцам никогда не были свойственны жадность и скупость. В Вене, где все легко тратили свои доходы и очень часто жили не по средствам, что было на руку крупным и мелким заимодавцам — я имею в виду тех, кто авансировал сотни тысяч флоринов аристократам, оказывавшимся в стесненных обстоятельствах, а также скромных ростовщиков, позволявших какому-нибудь мелкому служащему дотянуть до конца месяца, не умерев с голоду, — в этой Вене был немыслим такой, например, персонаж, как папаша Гранде.

Поставщики государства: банкиры, промышленники, оптовые торговцы — эта буржуазия, укреплявшая свой престиж и веру в себя и гордившаяся принадлежностью к «достойному и процветающему классу», по мере дальнейшего обогащения навязывала свой образ жизни и свои вкусы эпохе, отмеченной сгущавшимися сумерками европейских монархий, предвещавшими эру демократизации независимо от желания или нежелания монархов.

Возрастание роли буржуазии, которая сложилась в Австрии в то же время, что и во Франции, если не по одним и тем же причинам, то, по меньшей мере, в результате сходных процессов социального развития, является одной из основных черт жизни Вены в первой трети XIX столетия. Сложные экономические и политические условия благоприятствовали воцарению буржуа, которое совпало с наступлением индустриальной эпохи и, конечно же, зависело от него.

Успех буржуазии объясняется тем, что в ее руках оказывается сосредоточена вся экономическая жизнь. Буржуазия обогащается по мере обнищания дворянства, всех этих крупных землевладельцев, нередко владевших огромными поместьями размером с провинцию, приносившими при этом лишь незначительные доходы. Вплоть до начала XIX века Австрия оставалась в основном сельскохозяйственной страной. Развитие промышленности повлекло за собой развитие финансов. Дворянство, постепенно лишившееся части своих состояний в результате войн, девальвации денег и невозможности сбалансировать расходы с доходами, оказывалось все в большей и большей зависимости от финансовых воротил.

Безденежные дворяне, легкомысленные в силу национального характера и традиций своего класса, с презрением относились к деньгам, в которых так нуждались. Они беспечно опустошали счета, которые открывали им банкиры, не думая о том, что придет день, когда придется возвращать ссуды, отягощенные большими процентами. По мере того как богатство таяло, уменьшались их влияние и авторитет. Поскольку престиж и власть всегда на стороне денег, в момент, когда они перестали быть хозяевами — или, по меньшей мере, единственными хозяевами — этих денег, они потеряли все, что у них оставалось. Таким образом, можно сказать, что крупными фигурами эпохи бидермайера являются представители буржуазии, не лишенные оригинальности, а порой даже блистательные.

Облик общества и характер самой Вены претерпели глубокие изменения в результате этой социальной эволюции, которая существенно ускоряется с конца XVIII века и вплоть до революции 1848 года. Революция же обозначала, разумеется, не упадок буржуазии, потому что в ее руках остались командные рычаги, а рождение новой силы — пролетариата. Действительно, появление пролетариата является неизбежным следствием развития промышленности, и, чтобы предотвратить скопление беспокойных бедняков, способных в любой момент превратиться в ниспровергателей режима, правительство в течение длительного времени пыталось защищать Вену и ее ближайшие окрестности от вторжения и разрастания заводов.

Развитие промышленности было одной из основных необходимых мер, провозглашавшихся энциклопедистами и просвещенными самодержцами, претендовавшими на роли учеников и соперников философов. Иосиф II, разумеется, не забыл, что Петр Великий, которого он считал для себя образцом, работал собственными руками, дабы познать ремесла и технологии, и что индустриализация России была одним из самых эффективных средств ее модернизации. Несомненно, все мечтали о прогрессе, который обеспечил бы скорейший и легчайший доступ к счастливой жизни, когда можно будет доверить большую часть ручной работы машинам.

Эта главная идея заканчивавшегося XVIII века представлялась слишком соблазнительной, чтобы кто-нибудь захотел воспрепятствовать ее реализации. Частью кредо, питавшего химеры века просвещения, было доведение городского рабочего до уровня цивилизации и счастья, превосходящего уровень крестьянина. Мыслители и инженеры, возлагавшие надежды на прогресс машинизации, не подозревали, что могут получить какие-то иные результаты, кроме благоприятных. Радикальные изменения, которые не мог не внести в равновесие социального порядка рост промышленного пролетариата в ущерб сельскому хозяйству, изначальному источнику богатства во всех странах, и в особенности в Австрии, сосредоточение богатства в руках фабрикантов, торговцев и банкиров, скудость денежного содержания, от которой страдали военные и чиновники, и, наконец, упомянутое выше перемещение денег, повлек шее за собой моральные и психологические последствия не в меньшей степени, чем социальные, серьезность которых было даже невозможно предвидеть, — все это начинает служить подготовке революции за полвека до того, как она разразится.

вернуться

131

Un Habsbourg revolutionnaire: Joseph II, par Francois Fejt. Paris: Plon, 1953.

65
{"b":"178114","o":1}