После этого великого и единодушного порыва, полного любви к родине, веры в свою славную судьбу и уверенности в победе, внезапное появление французов, подошедших к предместьям Вены 9 мая 1809 года, привело население в состояние растерянности, которое легко себе представить. Все надеялись на то, что немцы остановят или, по меньшей мере, задержат продвижение Наполеона, но те предали своих братьев-соплеменников, пропустили захватчика и, более того, в большинстве своем встали под его знамена. Труд, который весь народ вложил в усиление укреплений, в сосредоточение на бастионах артиллерии, которая должна была остановить врага, пропал даром. Тщетной оказалась попытка преградить путь вражескому потоку с помощью неэффективных, а порой и просто смехотворных средств: деревья, посаженные в Пратере Иосифом II для того, чтобы в их тени могли гулять венцы, спилили и построили из них совершенно бесполезные заграждения; мосты были сожжены, но вместо них элитные отряды французских понтонеров, которые прославятся своей самоотверженностью при отступлении из России, немедленно навели понтонные переправы. Эти отчаянные меры принимались в надежде на то, что они позволят выиграть время и армия эрцгерцога Карла успеет подойти из Богемии и преградить дорогу противнику.
Хотя французы были уже в предместьях, еще оставалась надежда защитить окруженную стеной часть города в границах Гюртеля,{34} но было уже слишком поздно. Курьеры Наполеона привезли приказ о приведении в порядок «апартаментов Императора» в Шенбруннском замке, который победитель занимал четырьмя годами ранее, и вскоре после этого в великолепном замке Марии Терезии разместился главный штаб, а замковый парк вновь превратился в территорию для учений солдат, парадов и торжественных построений, которыми Император любовался с балкона замка.
Однако не все еще было потеряно: со дня на день мог подойти эрцгерцог Карл, и тогда судьба сражения могла измениться в пользу австрийцев. Оставалось лишь продержаться до этого момента. И Вена сражалась с благородной отвагой и упорством, заслуживавшими лучшего исхода.
«Однако французской армии удалось обложить город; французские цепи, описывая большой круг, продвигались, с одной стороны, от Шенбрунна к Дунаю через западные пригороды Отгакринг, Вэринг и Дёблинг, с другой — от Шенбрунна к Венскому лесу и Дунаю. На другом берегу реки находился австрийский корпус Хиллера, но его сил было недостаточно для атаки. Все ожидали армию эрцгерцога Карла, двигавшуюся из Богемии. Венцы отвергли предложение сдать город, и 11 мая французы начали военные действия с двух сторон. На юге Наполеон приказал навести понтонный мост через Дунайский канал, и по нему его войска прошли в Пратер. В Пратере находились австрийские гренадеры, обеспечивавшие связь между городом и противоположным берегом Дуная. Пока они тщетно пытались оказать сопротивление французским отрядам, внимание города было приковано к другой операции противника. Генерал Бертран разместил артиллерийские батареи за императорскими конюшнями, и, как только стемнело, они начали обстрел. В городе в нескольких местах возникли пожары».[91]
Эта тревожная ситуация осложнялась тем, что батареи бастионов не могли не потерпеть поражения в артиллерийской дуэли, и тем, что после уничтожения гренадеров в Пратере связи с этим берегом больше не было. Это налагало тяжелую ответственность на эрцгерцога Максимилиана, осуществлявшего руководство операцией и командовавшего войсками. Упорствовать в сопротивлении противнику, намного превосходившему силы венского гарнизона, означало бы подвергнуть город опасности длительной осады и, что еще хуже, такому убийственному артиллерийскому обстрелу, что в случае продолжения сопротивления он превратился бы в дымящиеся развалины. Поэтому эрцгерцог предложил сдать город, и уместно воздать хвалу венцам за то, что именно они воспротивились унизительной капитуляции.
Однако менее благородная позиция Максимилиана была более мудрой: эрцгерцог Карл уже больше не мог успеть вовремя подойти со своей армией, чтобы спасти положение. Отрезанный от всех связей с Ольмуцем, где находился Франц, он не мог информировать императора об обстановке и требовать от него решений. Франц, предупрежденный курьером, сумевшим прорваться через боевые порядки осаждавших, послал эрцгерцогу Максимилиану приказ продержаться еще по крайней мере два дня, но курьер прибыл слишком поздно: Максимилиан уже сообщил Наполеону о готовности сдать город. Он приказал отвести войска и открыть городские ворота. Пушки на бастионах смолкли. На воротах Хофбурга развевался белый флаг.
На заре 13 мая делегация в составе бургомистра Воллебена, архиепископа Хоенварта и графа Дитрихштайна отправилась из подавленной событиями Вены в Шенбрунн. В этот момент французские войска спускались из Пратера по Егерцайле к центру города. Гарнизону было предложено сложить оружие и сдаться победителям. Все военные были признаны военнопленными и уведены из города. Ополченцев Ландсвера, военный статус которого Франция не признавала, вполне могли бы посчитать партизанами и попросту расстрелять, но Наполеон проявил великодушие и удовольствовался расформированием их частей. При этом он предупредил, что горожане, которые впредь будут иметь неосторожность вступить в какие-либо другие военизированные организации, будут казнены, их дома сожжены, а все их имущество будет конфисковано.
Не была ли сдача города неоправданно быстрой? Не слишком ли поспешил капитулировать Максимилиан? Могли ли спасти Австрию от катастрофы те назначенные императором два дня, в течение которых он приказал продержаться? По всей вероятности, нет. К моменту, когда французские войска ставили на площадях в козлы свои винтовки и обосновывались в общественных зданиях, части эрцгерцога Карла дошли лишь до Бизамберга на Дунае, где столкнулись с двигавшимися им навстречу полками Наполеона. 21 мая в Асперне и Эсслинге между обеими армиями завязалось сражение. Война продолжалась до 12 июля, когда было заключено перемирие, которого одинаково желали и австрийцы, и французы: эрцгерцог Карл — для того, чтобы могли перевести дыхание его войска, Наполеон — чтобы избежать серьезного сражения, исход которого отнюдь не был предрешен. Эсслингское сражение прославило эрцгерцога Карла, который оказался один перед лицом Великой армии и ее союзников. Приветствуя эрцгерцога, к его имени отныне добавляли прекрасный титул, которым его наделил Клейст: «победитель Непобедимого».
Многим венцам перемирие принесло облегчение. Действительно, они могли надеяться на то, что после подписания мирного договора французы уйдут. Их присутствие воспринималось огромным большинством жителей Вены как унижение и причиняло настоящую боль. Старый Гайдн не выдержал этого и умер от горя. 28 марта, еще до взятия города, Сальери исполнил его ораторию Сотворение мира в Большой аудитории университета, где взорам слушателей представилась трогательная сцена: Бетховен с пылкой нежностью целовал голову и руки старого маэстро. Французская военная форма, мозолившая ему глаза на улицах любимой Вены, была для него таким ударом, что старый музыкант слег и поднимался с кровати только к пианино, чтобы сыграть национальный гимн, сочиненный им тремя годами ранее; такое усилие и переживаемое при этом волнение отнимали у него последние силы, но он верил в то, что таким образом разделяет страдания своей страны. После смерти Гайдна 31 мая его по какой-то зловещей иронии судьбы окружили люди именно в ненавистной французской военной форме. Наполеон, этот великодушный победитель, также хорошо знавший цену людям, как и цену, которую придаст этому жесту Европа, прислал французский почетный караул к гробу старого капельмейстера князей Эстерхази.
Однако город постепенно привык к присутствию французов. День рождения Наполеона 15 августа был отпразднован с соблюдением того же церемониала и так же весело, как и день рождения императора Франца, при этом обошлось без малейших инцидентов. Вена перестала считать великого Императора «корсиканским чудовищем»; его офицеров принимали в салонах аристократов и буржуа, они танцевали вальс с венскими девушками, и нет сомнений, что на этой почве зародилась не одна идиллия.
