Захват с застывшими шарнирами неловко раскачивается надо мной. Чтобы окончательно вывести его из строя, достаточно мощного напора сжиженного воздуха – я посылаю импульс.
Но, к моему удивлению, ничего не происходит. Система подачи воздуха отказала. Осматриваюсь: на ее месте – лишь безобразные рубцы и следы грубой сварки. Спешно сканирую весь корпус и в ужасе замираю.
Броня, моя прекрасная броня из хрома и прочного стального сплава, матовая черная краска осыпается. Неуязвимая когда-то поверхность покрылась вздутиями из-за коррозии. На месте главных орудий – зияющие дыры. Плавные очертания башни изуродованы ржавыми выпуклостями. От них вниз по бортам тянутся потеки. Гусеницы слетели с катков. Неудивительно, что я слышал лязг при каждом движении.
Но не могу же я бездействовать, когда на меня нападают. Пусть я лишен мощных плазменных пушек, дезинтеграторов и энергощитов, профессиональное чутье осталось.
Боевая машина тридцать первой серии – лучшая военная техника, что существовала в нашей Галактике со времен древнейших сражений. Не так-то просто меня обезвредить. Хотя, конечно, мне очень не хватает голоса командира…
Не встретивший сопротивления захват удерживает меня, пока к нам приближается машина с резаками. Подаю напряжение на аккумулятор, жду, когда заискрятся контакты, а затем посылаю разряд в машину. Та встает на дыбы и замирает. Теперь пора заняться захватом.
Надо быть реалистом: да, меня создали для уничтожения самого мощного оружия, но сейчас я в таком плачевном состоянии, что и это примитивное устройство может представлять опасность. Пока захват в нерешительности медлит, теряя преимущество, провожу беглый осмотр. Посылаю серию импульсов, чтобы проверить, какие соматические сенсоры еще исправны. Отправив тридцать тысяч импульсов и проанализировав отклики на них, оцениваю свои возможности; это занимает больше секунды.
Вместо знакомого набора телескопических инструментов я обнаруживаю лишь несуразные клешни, кусачки и молотки, бесполезные для боевой машины. Но выбора нет, придется ими воспользоваться. Вытягиваю две хлипкие клешни, хватаю механическую конечность, которая все еще пытается меня удержать, и надавливаю. Сначала манипулятор не реагирует, а затем принимается выкручиваться и тащит меня за собой – грубой силы ему не занимать. Беру его клешнями выше и ниже кистевого шарнира и выгибаю назад. С огромным запозданием – 0,3 секунды – он пытается вырваться. Этого я и ждал: поспешно меняю положение, подставляю вытянутую клешню, враг натыкается на нее и ломает шарнир. Отстреливаю вторую клешню – она повисает, вцепившись в вышедший из строя захват. Это был достойный соперник, но уж больно неповоротливый. Гремя при каждом движении, перемещаюсь ближе к стене.
Пытаюсь оценить обстановку на основании скудной, почти бесполезной информации, которая хранится в оперативной памяти. Судя по состоянию корпуса, последний осмотр был давно. Согласно заложенному в меня представлению о самом себе, мой внешний облик безупречен: со следами сражений, которыми я горжусь не меньше окаймляющих башню боевых орденов из золота и эмали… Тут я понимаю, что нащупал подсказку. Сосредотачиваюсь на личностном центре – ядре, без которого не могу функционировать как единое целое. Здесь хранятся лишь элементарные данные, но среди них – сведения о наградах. Запускаю сканирование.
Сознание. Переменчивость форм. Разночастотные колебания. Вот свет, палитра красок, а это звук, тона… Твердое – мягкое, маленькое – большое, там – тут…
…Голос командира. Преданность. Послушание. Братство…
Наскоро просматриваю основные настройки моей личности.
…Я сильный, гордый, способный. У меня есть обязанности, я хорошо с ними справляюсь, я в гармонии с самим собой. Контуры в порядке, нахожусь в режиме ожидания…
…Боюсь забвения. Хочу и дальше служить своей цели. Крайне важно не дать себя уничтожить.
Сканирую дальше, ищу раздел опыта. Вот…
Мы с товарищами выстроились в шеренгу на изрытой равнине. По команде транслирую боевой гимн бригады. Внимаем мелодическому рисунку в соответствии с настройками наших моральных центров. С музыкой ассоциируется символ «ритуальный танец огня» – абстракция, выражающая дух нашей прославленной бригады. Этот символ напоминает нам, что борьба со слабым врагом бесчестна, а с победой приходит одиночество. Говорит о том, что мы Динохромные, доблестные, древние.
Передо мной стоит командир. Он прикладывает к моей башне орден, который я закрепляю по его приказу. Затем собратья настраиваются на мою волну, а я вновь проигрываю в памяти этот эпизод…
Проезжаю мимо почерневшего остова товарища, посылаю опознавательный сигнал, улавливаю слабый отклик. Собрат в безопасности, законсервирован в спасательном модуле. Утешаю его и еду дальше. Это уже четвертая выведенная из строя машина. Никогда еще Динохромные не сталкивались с таким сильным противником. По моему прогнозу, если не удастся снизить огневую мощь врага, мы не замкнем кольцо окружения. Засекаю приближающуюся ракету, просчитываю траекторию и без ущерба для себя подрываю ее на высоте 2704,9 метра. Видимо, я нахожусь ближе всех к месту запуска ракеты. Прошу разрешения прервать выполнение задания и обезвредить артиллерийскую батарею. Разрешение получено. Взбираюсь на каменную осыпь. Натыкаюсь на пучок раскаленных лучей и отражаю его.
Уклоняюсь от пристрелочного огня минометов. Выстрелы учащаются; подключаю резервный контур. Это помогает, но защитные системы уже на пределе – нужно действовать.
Ускоряюсь и мчусь вперед по кускам глинистого сланца. Теперь, при десяти выстрелах в секунду, минометы для меня не помеха; но если я и дальше буду двигаться в таком темпе, то испорчу ходовую. Гусеницы дымятся, подшипники опасно нагреваются. Чувствую усталость металла – надо замедлиться.
Приближаюсь к огневой позиции. Минометный огонь стихает – за двенадцать секунд спринта я преодолел около мили. Радиация зашкаливает; поднимаю экраны. Такое интенсивное излучение губительно для меня – оно способно проникнуть до спасательного модуля. Но я должен идти дальше. Вспоминаю четверых собратьев, обездвиженных, надеющихся на спасение. Отступать нельзя. Через крошечное отверстие в щите посылаю радиолокационный сигнал, нацеливаю орудия и стреляю.
Командир поймет, у меня не было времени на запрос разрешения. Минометы замолчали.
На мгновение радиация ослабевает, потом вновь усиливается. И хотя ее уровень в целом снизился, он все еще остается опасно высоким. Теперь нужно атаковать и уничтожить ракетные установки противника. Двигаюсь вверх, вижу пусковую шахту глубоко в скале. Обожженное жерло таращится на меня. Решаю взорвать ее термоядерным зарядом малой мощности, готовлюсь… Вдруг на меня обрушивается град зажигательных снарядов. Корпус прожжен в нескольких местах; посылаю сигналы резервным орудиям, но автоматы цепи тут же выбивает; радар вышел из строя; теплозащитные экраны под наружной обшивкой расплавились и застыли, став плотной неподвижной массой. Враг умен – одним ударом отразил мою атаку.
Зондирую плато, устанавливаю местоположение шахты. Пытаюсь тронуться с места, гусеницы оплавлены – не пошевелиться. Но нельзя же стоять и ждать следующего залпа. Как бы ни было тяжко, иду на отчаянный шаг – отстреливаю гусеницы.
Отдача отбрасывает меня в сторону – и как раз вовремя: через серые зубцы краев взрывной воронки хлещет пламя. Продвигаюсь вперед, неуклюже маневрируя, вгрызаясь в землю оголенными колесами. Занимаю позицию над устьем шахты. Прикасаюсь к металлической поверхности шахты, посылаю импульс и сканирую пусковой стакан.
Ракета с боеголовкой готовится к старту, но тут срабатывает аварийная сигнализация – приказ о запуске отменен. В мое днище там и сям ударяются зондирующие импульсы, но я непоколебим: пока я блокирую пусковую установку, она бесполезна. Докладываю командиру о положении дел. Уровень радиации все еще довольно высок; надеюсь, подмога не заставит себя ждать. Удерживаю позицию, пока товарищи окружают противника и вынуждают его сдаться.
