Не слишком-то много сведений.

Зато паренька весьма увлекли сочинения, повествующие о похождениях благородных героев. Особенно заинтересовало Отфрида выражение «возлечь», непременно завершающее сюжеты с прекрасными дамами… Четырнадцатилетний баронет уже начал заглядываться на молоденьких горожанок, когда бывал с отцом в Трибуре и Мергене… Баронет гораздо лучше разбирался в способах заточки клинков, чем в девушках, и всей душой мечтал исправить упущение. Частенько он останавливался перед старинной мозаикой и подолгу разглядывал волнующие изгибы женских фигур, и белокожих томных красоток, окружающих римского гостя, и танцующую вдалеке от общего веселья смуглую брюнетку с угрюмым лицом. Древний скульптор — грек или кто он там — был великим искусником, ни в одном фолианте из отцовской библиотеки не отыскалось ничего столь же возбуждающе прекрасного. Мрачная танцовщица запомнилась подростку. Даже несколько раз приснилась.

Пока Отфрид мечтал, дело с Трибуром двигалось к запланированному финалу, и наконец горожане отказались признавать Лоренета сеньором, поскольку он, негодный господин, не в состоянии защитить вассалов. Разумеется, община направила письма его светлости Осперу, в столицу королю, а еще епископу — прошение дозволить трибурцам отступиться от клятвы.

Бедняга Лоренет, раздавленный неудачами, оказался уже не в силах привести непокорных горожан к повиновению военным путем; его поместье было разорено, дела пришли в беспорядок. Разумеется, в ответ на письмо с отказом от ленной присяги Трибур получил послание, в котором угрозы перемежались с увещеваниями… но подкрепить претензии военной силой господин уже не мог. Граф также не стал поддерживать Лоренета в его притязаниях. Город освободился от вассальной зависимости.

Однако община напрасно надеялась, что настанут счастливые деньки. Господин Сьердан совершенно обнаглел. Теперь, когда злодею не приходилось опасаться Лоренета, он устроил укрепленный лагерь на расстоянии трех полетов стрелы от трибурских ворот и грабил кого хотел под самыми стенами. Горожане созвали ополчение и взяли бастилию Сьердана штурмом. Месяцем позже рыцарь-разбойник возвратился с вновь набранным отрядом наемников и принялся за старое…

Трибурские синдики собрались на совет.

«Друг общины» барон Игмор в тот день оказался в городе, и его пригласили принять участие в обсуждении проблемы. Несколько бюргеров помоложе обрушились на барона с упреками — дескать, проклятому злодею покровительствует родич Игмора. В ответ барон, ухмыляясь в дремучую бороду, развел руками — господин Эрлайл такой же владетельный сеньор, как и сам барон, и он, Фэдмар, не властен принудить кузена отказаться от дружбы с тем, кто ему, кузену, мил. Впрочем, барон пообещал съездить в Эрлайл и обратиться к родичу с увещеваниями. Уже покидая ратушный зал, Игмор обернулся и с порога бросил через плечо — дескать, если бы у трибурцев был сильный сеньор, уж он-то защитил бы город от разбойников…

Только теперь те из горожан, кто посмекалистее, начали догадываться об истинных мотивах барона. Но большинство не верили — как-никак три года кряду господин Игмор поддерживал общину в борьбе за свободу…

Фэдмар в самом деле навестил кузена в Эрлайле. С собой барон прихватил сумму, достаточную для того, чтобы Сьердан мог еще не меньше полугода содержать своих наемников…

Во время отцовской отлучки Отфрид предпринял попытку пробраться в спальню барона, где тот прятал запретную книгу. Баронету удалось отпереть замок и проникнуть в комнату, но беглый осмотр не выявил искомого, а устраивать серьезный обыск парень не решался — опасался быть уличенным. Неудача только подогрела в нем желание овладеть таинственным фолиантом — раз уж отец так тщательно прячет его, значит, есть тому причины! Очень хотелось вызнать, что за тайное проклятие довлеет над женщинами семейства Игмор и куда подевалось былое могущество рода. И еще — что такое «эромахия»?

Вернувшись от кузена, барон позвал сына и объявил:

— Отфрид, плод созрел. Вот-вот свалится, остается только протянуть руку. Идем со мной.

По дороге Фэдмар рассказывал:

— Этот мерзавец Сьердан жаден и неглуп. Я даю прощелыге деньги — немного, но вполне достаточно, чтобы содержать отряд. Вдобавок ему достается кое-какая добыча… У мерзавца хватает ума точно следовать инструкциям Удвина и не хапать сверх меры. Боюсь, когда он с нашей помощью поднимется из грязи, станет опасным соседом. Ничего, пока что главное — Трибур. Понимаешь?

— Да, отец.

— Сейчас их выборные заседают почти непрерывно. Никак не могут решить, что делать с этой своей свободой.

— Да, отец.

— Ничего, я им подскажу…

Барон привел парня в кабинет и остановился перед гобеленом, изображающим батальные сцены. Внизу рыцари на поджарых лошадках, выставив пики, гнали по полю пехоту, побежденные бросали оружие. Повыше было изображение битвы, там кавалерия только теснила пеших противников, сомкнувших большие миндалевидные щиты. Сражение и преследование разделяла толстая горизонтальная черта. Отфрид оглядел вытканных воинов и выжидающе уставился на отца. Тот, ухмыляясь в бороду, завернул грубое полотно и накинул край на гвоздь.

— Видишь?

— Что именно, отец?

Перед Отфридом была стена из грубо отесанных камней.

— Нет, не видишь, — удовлетворенно констатировал барон. — Смотри теперь.

Старший Игмор медленно, чтобы сын успел разглядеть и запомнить, положил руку на булыжник с черной прожилкой и с силой надавил. Что-то глухо щелкнуло. Фэдмар ткнул растопыренными пальцами пониже приметного камня — часть кладки повернулась, открывая нишу прямоугольной формы. Мальчик заглянул из-под отцовской руки — внутри покоились туго набитые мешочки. Барон вытянул один и подкинул на ладони. Мешочек звякнул. Фэдмар подумал с минуту и, пробормотав: «Эти бюргеры жадны», — взял еще.

— Завтра отправимся в город. Что уставился? Я нарочно показываю тебе, где лежит серебро. Ты уже большой, Отфрид, теперь я тебе доверяю. Понял?

— Да, отец.

— Если со мной что-то случится, это серебро поможет тебе продержаться… хотя бы на первых порах.

— Да, отец. Баронет пялился в темный проем, пока отец не вернул камень на место и не опустил гобелен с вытканной битвой. Отфрид надеялся высмотреть, где барон прячет «Историю Игморов». В тайнике книги не было. Хотя отец сказал, что доверяет, — однако фолиант по-прежнему был для сына под запретом. «Что-то есть в старой книге, — подумал Отфрид, — что-то такое, что старик бережет от меня более, чем деньги…» Вслух, конечно, он ничего не сказал.

Днем позже барон отправился в Трибур — «на приступ», как он сам выразился. С собой Игмор взял полтора десятка латников. Отфрид тоже поехал с отцом. Перед городом дорога сворачивала, огибая невысокий холм. На возвышенности баронет увидел воинский лагерь — повозки, палатки. С одной стороны холм защищал прорытый вешней водой овраг, с другой — там, где проходила дорога, — вбитые колья в рост человека, переплетенные лозой, и опрокинутые набок повозки. За оградой разгуливали вооруженные люди, поднимался дым костров. Стан разбойника Сьердана. Лагерь на холме выглядел довольно убого, но баронет хорошо видел — взять в конном строю его будет непросто.

Разбойники проводили баронский конвой равнодушными взглядами — хорошо вооруженный отряд их не интересовал, слишком трудная добыча.

В Трибуре барон занял лучшие комнаты на постоялом дворе и вроде бы ничем не занимался.

Но Отфрид знал — по вечерам отец тайно встречается с членами городского совета. Не со всеми, разумеется, а с теми, кто мыслит более здраво и практично. Этим барон старательно вдалбливал: сильный господин куда предпочтительнее, чем сомнительные блага свободы, и особенно хорошо будет тем, кто продемонстрирует господину преданность. Что толку в «свободе», когда все равны? А Игмор готов выделить лучших и возвысить их над толпой. Лучшим есть над чем задуматься, ох есть…