Вызвались еще четверо, прельщенные дармовым ящиком пива. Варфоломей первым подкатил к берегу. Опустил на шлеме забрало. Мотоцикл натужно взревел, пробуксовывая на месте, а затем лихо рванул вперед. Байкер не смог достичь и середины бревна, когда стальной конь под ним завалился на бок и, увлекая за собой седока, плюхнулся в воду. Дружный смех был наградой Варфоломею за его комичные потуги. Четырех других мотоциклистов постигла та же участь. Только одному Балыку удалось преодолеть больше половины пути, прежде чем он оказался в воде, как и его предшественники. Зато остальные члены мотобанды повеселились от души. Шутки сыпались на неудачников со всех сторон.

– Дилетанты, – резюмировала Гюрза, опустошая очередную банку пива и сминая ее в руке.

– А ты сама-то сможешь исполнить такой трюк? – запальчиво бросил Варфоломей, чувствуя себя паскудно и неуютно в промокшей насквозь одежде.

– Как два пальца… об асфальт.

– Ха! Продемонстрируй. На ящик пива…

Гюрза затушила сигарету и поднялась из-за столика. Все так же вызывающе покачивая при ходьбе ягодицами, она приблизилась к «Хонде» и оседлала ее. Надела на голову шлем. С глухим стуком упало забрало. Одиннадцать пар глаз внимательно следили за каждым ее движением.

– Можешь покупать пиво, Варфоломей. Я вернусь через минуту.

Легким, но уверенным движением руки Гюрза крутанула ручку газа. Переднее колесо оторвалось от земли, и байк встал на дыбы, как застоявшийся конь. Гюрза разогнала «Хонду» и с цирковой ловкостью перескочила по бревну на противоположный берег на одном колесе. Челюсть Варфоломея отвисла. Остальные тоже разинули рты. Гюрза развернулась и проделала тот же трюк еще раз, только теперь вернувшись по бревну в исходную точку.

– Потрясно! – Крученый разразился аплодисментами. – Даже я так не умею!

– Как насчет двух ящиков пива, Варфоломей? – Гюрза сняла с головы шлем.

– Прочтите, госпожа Понамарева, и, если все изложено верно, подпишите бумагу внизу.

Старший следователь районной прокуратуры Андрей Богославский протянул Лене шариковую ручку и развернул лист бумаги так, чтобы она могла прочесть написанное. При этом чисто машинально он не в первый раз уже отметил, насколько плачевно выглядит потерпевшая. Рука перебинтована, голова тоже, на лице характерные ссадины. Богославский невольно проникся чисто человеческим сочувствием к девушке, и в душе поднялась новая волна гнева, направленная против подонка, который совершил этот низкий поступок. Хорошо еще, что виновник задержан и водворен в камеру предварительного заключения. Андрей повернул голову вправо и обменялся многозначительными взглядами с сидящим в глубоком кресле у окна подполковником Щипачевым. Начальник местного РОВД был пузат, грузен, и его редкие волосы практически полностью окрасились сединой. А ведь Богославский знал, что Роман Данилович всего на десять лет старше его самого. То есть едва пересек пятидесятилетний рубеж.

Лена молча пробегала глазами по тексту, написанному Богославским от руки.

«Находясь на берегу озера, я подверглась… Приметы – мотоциклист на «Днепре» модели 8-157-022, в черной кожанке, таких же штанах… Лица не видела из-за опущенного забрала мотоциклетного шлема, однако сам шлем…»

Девушка подняла глаза на следователя, затем осторожно скосила их в сторону сидящей рядом с ней матери, затем на мрачного и молчаливого Томилина, присутствовавшего здесь же, в кабинете райотдела. Тренер Виктора до сих пор не произнес ни слова, хотя Лена знала, что он явился к Щипачеву с прошением. Плечи девушки поникли. У нее в голове не укладывалось, как такое вообще могло произойти. Что-то не так… Здесь явно какая-то ошибка. Они с Витей встречались уже второй год, и за все это время он не то что руку на нее ни разу не поднял, но и не сказал ни единого грубого слова в ее адрес. А тут вдруг такое… Зачем? Почему? Этого не могло быть. Это не Виктор. Он не мог. А одежда, шлем и мотоцикл… Все это не более чем случайное совпадение.

Но у сотрудников правоохранительных органов уже сложилось совершенно иное мнение на этот счет. Виновен!

– Что-то не так? – участливо спросил Богославский.

– Нет… Все верно…

Каждое слово давалось Лене с большим трудом. Она будто насильно выдавливала их из себя. Сказывались и растерянность, и далеко не лучшее физическое самочувствие.

– Тогда напишите внизу: «Мною прочитано и с моих слов записано верно», – посоветовал Богославский. – А также число и подпись.

Лена не торопилась следовать его указаниям.

– Послушайте, – отважилась-таки она. – Может, лучше это не вносить… Мало ли…

– Но вы же так сказали, – Богославский склонил голову набок. – Так пусть остается.

– Андрей Сергеевич, я не верю, что это сделал Виктор. Это какое-то недоразумение. А приметы… Таких множество.

– Я так не думаю, – откашлявшись, вмешался в их диалог Щипачев. – Все сошлось просто идеально, Елена… Александровна. – Подполковник пристроил во рту сигарету, тяжело поднялся с кресла и приблизился к столу, по разные стороны от которого размещались Богославский и Лена. Взял в руки лист с показаниями потерпевшей. Пожевал фильтр неприкуренной сигареты. – И вы напрасно думаете, что таких примет множество. Может, в большом городе это и было бы именно так, но только не у нас. Вы же не думаете, что мы не провели никаких проверок? Шлем с такими приметами в Серпухове принадлежит одному-единственному человеку. И этот человек – Виктор Громов. К приметам также можно добавить и еще кое-что. Полное отсутствие алиби у Громова. Вчера вечером его не видел никто, и, соответственно, никто не может подтвердить того факта, что на берегу Оки с вами… эээ… встречался не он…

– Но зачем? – Лена едва не плакала. – Если вы, как утверждаете, проверили все, то скажите мне ради бога, зачем он это сделал. Мы не ссорились, у нас не было в последнее время даже ни одного мелкого конфликта. Должен же существовать какой-то мотив?

Теперь она полностью апеллировала к подполковнику Щипачеву, выпустив из поля зрения Богославского. Роман Данилович вынул изо рта сигарету и снова откашлялся.

– Мотив всегда есть, – со знанием дела произнес он, щелкая зажигалкой и подпаливая кончик сигареты. – Его не может не быть. Если только, конечно, преступник не полный психопат…

– Вот именно, – неожиданно визгливо вскрикнула мать Лены, полная рыжеволосая женщина с двойным подбородком. – А он и есть полный психопат. Неужели, кроме меня, этого до сих пор никто не понял?

– Мама! – одернула ее Лена.

Богославский и Щипачев одновременно повернули головы к визгливой особе.

– А что мама? Разве я не права? Я всегда говорила, что только сумасшедший может найти к двадцати с лишним годам увлекательным гоняться на мотоцикле за дурацким мячиком, вместо того чтобы заниматься чем-нибудь полезным.

– Витя учится!

– Другие в его возрасте и учатся, и еще на двух работах работают! А он, кроме своего дурацкого мотоцикла, ничего не видит! Придурок, самый настоящий!

– Я бы вас попросил… – вмешался Томилин, но женщина будто и не слышала его.

– А что, я не права? Говорю же – люди в это время уже работают, на ноги становятся. Думают о семье, о будущем… А здесь что? Полная деградация личности. Да и была ли, вообще, эта личность? Избить палкой девушку…

– Мама! – вновь воскликнула Лена, а затем резко и уже куда более уверенно, чем прежде, обратилась к Богославскому: – А я могу забрать заявление обратно?

– Ты с ума сошла?! – Мать всплеснула руками. – Хочешь, чтобы он еще раз избил тебя? Мало показалось?

– Я уверена, что он этого не делал, – твердо сказала Лена. – Витя не мог. Мы с ним и не ссорились-то ни разу!

– А кто делал? Его двойник? Ты совсем ополоумела, Ленка! Милиция никогда не ошибается, и если тебе говорят, что вина доказана…

– Успокойтесь, Тамара Николаевна, – мягко осадил разбушевавшуюся фурию Щипачев. Он присел на краешек стола и поставил пепельницу себе на колено. – Ваша дочь ни в чем не виновата. И ее чувства тоже можно понять. Любовь, молодость…