История Древней Руси свидетельствует, что наши далекие предки умели хорошо ориентироваться в часто неблагоприятной окружающей обстановке. Они грамотно выбирали время для своих военных и дипломатических предприятий и тщательно обеспечивали их секретность. Сотни неизвестных нам дружинников, послов, гонцов, купцов, горожан и т. п. вели кропотливую тайную работу, помогая первым русским князьям в обеспечении безопасности русских земель. На этом пути были и большие успехи, но были и крупные провалы …
По свидетельству Лаврентьевской летописи, в 862 г. северо-западные племена (ильменские словене, кривичи, весь, чудь) решили «поискать» князя, чтобы он судил их «по праву», и пригласили к себе на правление варягов. На призыв откликнулись варяжский князь Рюрик с братьями. Сам он сел княжить в Ладоге (ныне с. Старая Ладога), Синеус – на Белоозере, а Трувор – в Изборске. Первой задачей призванных князей было исполнение функций третейского судьи между племенами, второй – защита внешних границ от нападений соседей. Князья начали «города рубить и воевать всюду». По преданию, через два года Синеус и Трувор умерли, а Рюрик оставил Ладогу, поставил городок на Волхове – Новгород, Новый город – и стал там княжить.
В самом начале своего княжения в Новгороде Рюрик подавил сопротивление коренных жителей-славян во главе с местным князем Вадимом Храбрым. Не признавшие Рюрика люди бежали в Киев, где к тому времени образовалось еще одно варяго-русское владение. В. О. Ключевский дает следующую версию мятежа: «Очевидно, заморские князья с дружиною призваны были новгородцами и союзными племенами для защиты страны от каких-то внешних врагов и получали определенный корм за свои сторожевые услуги. Но наемные охранители, по-видимому, желали кормиться слишком сытно. Тогда поднялся ропот среди плательщиков корма, подавленный вооруженною рукой. Почувствовав свою силу, наемники превратились во властителей»[6]. Как писал Н. М. Карамзин, в те времена «еще не было ни удобного сношения между владениями одной державы, ни устоев общих и твердых, ни порядка в гражданских степенях, и люди, упорные в своей независимости, слушались единственно того, кто держал меч над их головой»[7].
Опора древнерусских князей – дружина – являлась многофункциональным военным подразделением и княжеским «аппаратом управления» одновременно. Воеводы и старшие дружинники были не только воинами, но и ближайшими советниками, послами и наместниками князя. Младшие дружинники – гриди, или гридни, – охраняли жилище; особо отличившимся в ратном деле доверялось быть личными телохранителями князя. Наряду с личной преданностью от дружинников требовалось отменное владение всеми видами оружия, поскольку сами князья, как правило, выходили на поле брани в первых рядах, окруженные наиболее доверенными, смелыми и опытными воинами.
Уже в IX–X вв. дружина имела четкую организационную структуру: делилась на десятки и сотни. Кроме хорошей общей военной подготовки некоторые дружинники из личной охраны имели специальные навыки, поскольку привлекались к исполнению «деликатных» княжеских поручений. После смерти князя для дружинников существовало три варианта дальнейшей жизни: переход на службу к новому князю, неволя или смерть. Поскольку от князя зависело их личное благополучие, дружинники имели сильную мотивацию служить ему верой и правдой.
При приеме в дружину основным критерием являлись личные качества кандидата. (Слова «дружина» и «друг» – однокоренные, происходящие от санскритского «дру» – иду, следую.) Преимущество отдавалось «мужьям добрым», смышленым и храбрым. Оставить поле битвы после смерти князя считалось для дружинника великим позором, но и князь считал для себя позором покинуть дружину в опасности. Взаимоотношения первых киевских князей и дружинников С. М. Соловьев описывает так: «Хороший князь не жалел ничего для дружины: он знал, что с многочисленными и храбрыми сподвижниками мог всегда приобрести богатую добычу. <…> Летописец, с сожалением вспоминая о старом времени, говорит о прежних князьях: „Те князья не собирали много имения, вир и продаж неправедных не налагали на людей; но если случится правая вира, ту брали и тотчас отдавали дружине на оружие. Дружина этим кормилась, воевала чужие страны; в битвах говорили друг другу: „Братья! Потянем по своем князе и по русской земле!“ Не говорили князю: „Мало мне ста гривен“; не наряжали жен своих в золотые обручи, ходили жены их в серебре; вот они и расплодили землю Русскую. При такой жизни вместе, в братском кругу, когда князь не жалел ничего для дружины, ясно, что он не скрывал от нее своих дум, что члены дружины были главными его советниками во всех делах»[8].
В 879 г. Рюрик скончался; его сын и наследник Игорь был еще малолетним, и власть перешла к варяжскому воеводе Олегу, который правил до самой смерти в 912 г. Большинство историков полагают, что Олег получил власть либо как старший в роде, либо как опекун Игоря. Но получить власть в те годы без поддержки дружины было невозможно. Поэтому мы можем предположить, что Олег являлся не только воеводой Рюрика, но и особо приближенным лицом, возможно (как родич) начальником его охраны. В пользу этой версии говорит тот факт, что Игорь, став взрослым, не претендовал на верховное княжение при жизни Олега.
Как известно, Олег получил прозвище Вещий (т. е. мудрый, умеющий предугадывать, предвидеть, предсказывать). Его особые способности признавали не только наши предки, но и византийцы. «Это не Олег, но святой Дмитрий, посланный на нас Богом», – говорили они. Для тех, кто не знает, скажем: создатель одного из лучших трактатов о военном искусстве Сунь-цзы, живший на рубеже VI и V вв. до н. э., указывал, что в основе победы лежат «упреждающие» знания, которые можно получить только от людей. Все 33 года успешного правления Вещего Олега служат подтверждением того, что он понимал значение тайных методов борьбы и умел ими пользоваться. Приведем несколько примеров.
В 881 г., через два года после начала правления в Новгороде, Олег с юным княжичем Игорем Рюриковичем отправился присоединять южные земли. В составе его войска были варяги, а также представители всех (!) подвластных Новгороду северозападных племен. Без проблем пройдя Смоленск (кривичи) и Любеч (северяне) и оставив там «мужей своих с дружинами», Олег двинулся к Киеву. В Киеве с 862 г. правили варяги – братья Аскольд и Дир. По легенде, они «с родами своими» ушли от Рюрика «в греки» (в источниках имеются сведения, что при дворе византийского императора уже в середине IX в. варяги служили телохранителями), но до Византии не дошли, став правителями у полян. С. М. Соловьев указывает, что «Киев в то время был притоном варягов, всякого рода искателей приключений, <…> сборным местом для варягов, собиравшихся в Черное море»[9]. В глазах Олега и его дружины братья-варяги были не правителями, а «мужами Рюрика», не имевшими права на независимое княжение. Поэтому в летописях Олег представлен как князь, восстанавливающий право рода Рюрика на владение Киевом.
Готовясь к походу три года, Олег, скорее всего, имел достаточную информацию о силах, которые могли ему противостоять, в том числе о дружине братьев, о настроениях в городе и о киевских укреплениях. Он решил выманить братьев на пристань и тем отсечь от войска и укреплений. Оставив в лагере основную часть своих воинов, Олег с «малой дружиной» подошел к киевской пристани, «притворяясь мимо идущим». В ход была пущена дезинформация о том, что в ладьях находятся купцы, плывущие из Новгорода «в греки». Согласно Никоновской летописи, она звучит так: «Гость есмь подугорский, и иду в Греки от Олега и Игоря и ныне в болезни есмь, и имам много великого и доброго бисера и всякого узорчиа, еще же имам усты ко устам глаголети речи наша к вам, да без коснениа приидите к нам»[10]. В этом обращении важны три момента: купец везет много товаров и драгоценностей, намеревается сообщить важную и конфиденциальную информацию, но не может прийти к братьям лично, поскольку болеет. Дезинформация сработала: Аскольд и Дир на пристань явились.
