Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Обѣдъ приближался къ концу. Молодое поколѣніе начало кидаться хлѣбными шариками: такъ и бомбардируютъ другъ друга. Одинъ шарикъ попалъ прямо въ носъ надзирателя; надзиратель покосился, а у кинувшаго просто душа въ пятки ушла: хоть и на пиру, а все-же начальство. Мода киданія другъ въ друга хлѣбными шариками, бывшая прежде въ высшемъ кругу, перешла къ апраксинцамъ и существуетъ тамъ и понынѣ.

Шафера поминутно подходятъ къ гостямъ и наливаютъ ихъ рюмки виномъ. У Миши, шафера новобрачнаго, глаза уже значительно посоловѣли. Онъ пьетъ съ каждымъ понемногу. Офиціантъ провозгласилъ тостъ за здоровье шаферовъ и начались снова крики «ура» и звонъ въ тарелки и стаканы; кажется ударъ немного покрѣпче — и они разлетѣлись бы въ дребезги. Шафера переходятъ изъ объятій въ объятія, и всѣми силами стараются сохранить неприкосновенными розы, красующіяся въ петлицахъ ихъ фраковъ, которыя много терпитъ отъ этихъ объятій. «Шаферовъ качать, шаферовъ качать!», кричали нѣкоторые, но были отклонены отъ этого менѣе восторженными. Одинъ гость хотѣлъ было вскочить на столъ, но былъ удержанъ за фалды. Слово «горько» то и дѣло слышалось въ разныхъ концахъ стола, но новобрачные уже не исполняли болѣе требованій пирующихъ.

Послѣдній тостъ былъ «за здоровье всѣхъ дамъ, дѣвицъ и кавалеровъ». Снова ура, и снова звонъ посуды. Юноша, желавшій выпитъ рюмку скипидару, къ немалому удовольствію дѣвицъ выпилъ полрюмки уксусу; сосѣдъ его, изъявившій желаніе за здоровье Анны Максимовны съѣсть жаркого съ дегтемъ, нарочно уронилъ подъ столъ вилку, полѣзъ ее поднимать и поцѣловалъ у этой дѣвицы руку. Та такъ и зардѣлась…. отъ удовольствія или отъ стыда — Богъ ее вѣдаетъ.

За столомъ въ другой комнатѣ было просто безобразіе; слышался какой-то несвязный говоръ, всѣ говорили вдругъ и никто не слушалъ. Одинъ гость до того упился, что легъ ту костьми; его тяжело дышавшее тѣло офиціанты вынесли на лѣстницу. Харламовскіе молодцы, забывшись, что кругомъ ихъ сидятъ посторонніе люди, начали изливать свои души передъ бирюковскими и, какъ водится, ругали хозяина.

Конецъ обѣда. Понесли бланманже. Знакомый намъ въ началѣ разсказа Блюдечкинъ, тянувшій во время обѣда очищенную и не дотрогивающійся до другихъ винъ, началъ подчивать своего сына Павлю мадеркою. Блюдечкинъ посадилъ своего сына рядомъ съ собою, съ цѣлью, чтобъ онъ въ сообществѣ товарищей не выпилъ лишняго; но Павля былъ не такъ простъ: онъ разсчиталъ, что лучше послѣ выпьетъ, отказался отъ «мадерки» и не сталъ пить при тятенькѣ. Офицеры были очень довольны, что попали на свадьбу; они попили, поѣли, попляшутъ до упаду и будутъ первыми кавалерами. Апраксинскія дамы, матери семействъ, пересудили все и вся, отъ башмака и до прически. и наконецъ замолчали.

— Не взыщите, чѣмъ богаты, тѣмъ и рады! сказали старшій Бирюковъ и Харламовъ и встали съ мѣста.

Примѣру ихъ послѣдовали всѣ гости и толпою отправились благодарить «за-хлѣбъ, за-соль».

Послѣ обѣда тотчасъ-же составились партіи въ преферансъ и горку. Надзиратель, дьяконъ и четыре почетные гостя сѣли за зеленое поле, сначала по маленькой, пятачекъ темная. Нѣмцы-конторщики, у которыхъ Харламовъ покупаетъ товары, сгруппировались и тоже составили преферанчикъ. Это нужные люди для хозяина, потому около нихъ то-и-дѣло хлопаютъ пробки вдовы Клико. Блюдечкинъ поминутно шныряетъ между гостей; очищенная произвела надъ нимъ благотворное дѣйствіе: онъ то-и-дѣло пощипываетъ бородку, не обращаетъ вниманія на грѣховное быліе и, не заботясь о законѣ, помѣстился какъ-разъ подъ самую сигару Карла Иваныча Лукса.

— Извините, Карла Иванычъ, не обидьтесь, вотъ и я какъ Павлю женить буду, такой-же пиръ задамъ. Ужъ и то, не обидьтесь, шубу въ пятьсотъ рублевъ сшилъ: пусть, думаю, женихается.

Въ этотъ разъ онъ еще чаще пересыпалъ свою рѣчь поговорками: «извините» и «не обидьтесь».

Въ ожиданіи танцевъ, покамѣсть въ залѣ уберутъ столы и полотеры натрутъ полъ, кавалеры собралися покурить.

Вотъ сидятъ два апраксинца. Это шикаріи какъ называютъ ихъ туземцы. У одного фракъ, не въ примѣръ прочимъ, на подкладкѣ пунцоваго глясе, а другой въ голубомъ поджилетникѣ. Думалъ-ли французъ Шикаръ, что далеко-далеко на сѣверѣ, на Апраксиномъ имя его войдетъ въ употребленіе и на долго останется!

Прислушаемтесь къ ихъ разговору.

— Что ты третьяго дня не былъ въ маскарадѣ? Я былъ.

— Полно врать-то! Неужто отче отпустилъ?

— Ха-ха-ха! Да, дожидайся, держи карманъ!.. Я, братъ, нынче и безъ спросу куда хочу, туда лечу: у меня такая механика подведена. Онъ часовъ въ одиннадцать завалился на боковую, а я по грязной лѣстницѣ, далъ тягу; молодца у дверей спать положилъ: какъ постучусь, такъ чтобы скорѣй отворилъ. Въ пять часовъ воротился, да чуть на него не наткнулся. Минутъ пять — и пропалъ-бы я: онъ ужъ былъ вставши и къ заутрени собирался.

— Расначилъ-бы [10] онъ тебя, ежели-бы увидалъ!

— Еще-бы!.. Ты съ кѣмъ первую кадриль танцуешь?

— Съ Черноносовой.

— Развѣ они здѣсь?

— Здѣсь, братъ… Муженекъ-то Михайло Иванычъ непремѣнно хотѣлъ сѣсть съ нею рядомъ; это, знаешь, изъ ревности, чтобъ никто съ ней не разговаривалъ, да ужъ шаферъ ему сказалъ: «Потрудитесь, говоритъ, Михайло Иванычъ, къ мужчинамъ сѣсть: здѣсь дамы сядутъ.» Весь обѣдъ на нее смотрѣлъ. Ужъ будетъ-же ей завтра гонка!

— А что?

— Да вѣдь онъ такой аспидъ, что хуже цѣпной собаки: двухъ женъ загрызъ, это третья.

— А вотъ и бабошникъ. Смотри, ужъ клюкнулъ; при отцѣ за столомъ ничего не пилъ….

— Какой бабошникъ?

— Павля Блюдечкинъ. Его бабошникомъ зовутъ у насъ въ рынкѣ. Отецъ думаетъ, что онъ еще ребенокъ, а у него одна штучка на вздержкѣ [11] есть. Мнѣ Сомилкова молодецъ сказывалъ: шляпку для ней къ рождеству у него купилъ. Вотъ теперь и гляди. А монахомъ прикидывается!

— Ну, господа, кто хочетъ прохладиться, пожалуйте! вскричалъ вбѣжавшій въ комнату шаферъ.

Въ рукахъ его были двѣ бутылки мадеры. Офиціантъ несъ сзади рюмки.

— Ну, начинайте, за мое здоровье!

Слова эти не были гласомъ вопіющаго въ пустынѣ: его такъ и осадили со всѣхъ сторонъ.

— Что-жъ, братъ Ваня, выпьемъ! обратился одинъ изъ шикарей къ своему товарищу.

— Да неловко: сейчасъ танцовать будемъ; я ужъ и то за обѣдомъ пилъ. Лучше подъ конецъ вечера кернемъ.

— Да ну, не разговаривай, — за компанію! За компанію жидъ удавился и монахъ женился!

Противъ такихъ доводовъ товарищъ уже не противорѣчилъ.

— Ну давай! проговорилъ онъ и выпилъ рюмку.

Въ залѣ грянула музыка и танцоры принялись надѣвать перчатки. Балъ открылся польскимъ. Въ первой парѣ шли новобрачные, сзади шли Харламовъ и Бирюковъ съ женами; они такъ развеселились, что захотѣли пройтись подъ музыку. Сожительница Харламова долго было не соглашалась на это; не хотѣла на старости лѣтъ брать грѣхъ на душу, да мужъ стащилъ съ мѣста. Кончился польскій и раздался ритурнель кадрили. Звуки барабана и тромбона такъ и наводняли залу. Кавалеры пригласили дамъ и начали разстанавливаться. Фертикъ, съ которымъ мы познакомились еще до обѣда, подбѣжалъ къ дѣвицѣ, ангажированной имъ, какъ мы видѣли, на починѣ и повелъ ее на другой конецъ залы. Маменька ея, какъ утка, переваливаясь съ ноги на ногу, поплелась за нею и сѣла сзади. Дѣвицѣ очень непріятно, что тутъ сидитъ мать.

— Маменька, не сидите тутъ, уйдите! шепнула она ей.

— Полно, Пашенька, что я тебѣ дѣлаю! Я вѣдь не мѣшаю.

— Уйдите, маменька, прошу васъ; вы меня при кавалерѣ просто съ ногъ срѣжете; у васъ завсегда поетъ въ животѣ, а теперь вы пообѣдали, такъ будетъ пѣть еще больше.

— Полно! что ты, дура, говоришь, безстыдница эдакая! обидѣлась мать и не ушла съ мѣста.

— Намъ начинать-съ, обратился къ дѣвицѣ кавалеръ и подалъ ей руку.

Первая фигура кончилась.

— Вы съ жениховой или съ невѣстиной стороны? спросилъ кавалеръ послѣ нѣкотораго молчанія.

— Съ жениховой.

— А я такъ съ невѣстиной. Вы жениху сродни приходитесь?

— Нѣтъ-съ… мой папенька съ ихнимъ тятенькой дѣла имѣютъ.

— Хм!… Теперь еще прохладно, а ужо будетъ очень жарко. Намъ начинать-съ.

12
{"b":"177891","o":1}