«У нас, в России, — закончил свою грустную повесть рассказчик, — мало применяют машины: нет там бойкой торговли, да и рабочие руки обходятся дешевле машин, на казенных заводах и рудниках работают государственные крестьяне — «работные людишки» — это их повинность, за свой труд они едва-едва получают на пропитание. То же самое и на мануфактурах и заводах, принадлежащих частным хозяевам, там владелец пользуется дешевым трудом крепостного, который принадлежит ему или берется им в аренду у дворянина-помещика, как покупают или берут в наем рабочий скот».

Кронштадтский мастер также охотно делился впечатлениями о виденном им в Англии.

Везде строятся заводы и фабрики, на которых людей и животных заменяют машины, возникают новые предприятия, приносящие несметные прибыли своим хозяевам, несмотря на тяготы военного времени. Берутся патенты на различные изобретения в самых разнообразных областях промышленности. Не все изобретатели удачливы. Многие из них тщетно ищут средств для реализации своих идей. Но некоторым, самим или в союзе с ловкими предпринимателями, удалось нажить большие состояния. Так, знаменитый Уатт — изобретатель усовершенствованной «огненной машины» — владеет вместе со своим компаньоном Болтоном огромной фабрикой под Бирмингамом; их монопольные права защищены патентом, а их предприятие снабжает двигателями не только всю Англию, но продает машины и за границу.

Здесь же Стефенсон много услышал о знаменитом Ричарде Аркрайте. Этот ланкаширский крестьянин с заурядной и почти грубой физиономией, с толстыми щеками, круглым брюшком и видом человека, плохо соображающего после обеда, был королем возведен в рыцарское звание и умер богатейшим человеком Англии. Источником его богатства послужила придуманная им усовершенствованная прядильная машина. Многие утверждали, и это отчасти подтвердило судебное разбирательство, что это важное изобретение было ловко похищено у другого. Тем не менее многочисленные фабрики, построенные Аркрайтом, где ручной труд прядильщиков был заменен работой машин, приносили ему такой огромный доход, что он хвастливо брался в несколько лет выплатить весь национальный долг Великобритании.

Много мыслей навеяли Джорджу ломаные английские слова, услышанные от русского. Нужно бороться за свое место под солнцем, нужно приложить все усилия, чтобы выбиться из этой нужды, чтобы перестать дрожать над каждым пенсом, заработанным таким тяжелым трудом. Ведь изобрел же новую машину шотландский механик, и это изобретение обогатило его, ведь сделался же ловкий пройдоха Аркрайт богатым фабрикантом.

Нет, вырваться отсюда во что бы то ни стало; у него хватит воли и сил, пусть другие остаются на всю жизнь прикованными к топке машины, к вагонетке с углем, погребенными в подземельях шахты.

Рассматривая книги с чертежами машин. Джордж впервые понял, как важно уметь читать, писать и вычислять. Он, как почти все углекопы, никогда не посещал школы и был совершенно неграмотен. Слишком бедны ньюкэстльские углекопы, чтобы позволить себе такую роскошь, как посылать детей в школу.

Некий Симеон, посетивший в начале XIX века угольные копи и рудники на севере Англии, с возмущением лицемерного ханжи писал о невежестве детей местных углекопов.

«Я убежден, что большинство детей находится в языческом неведении как относительно истин христианства, так и событий священного писания. Показания детей рисуют нам картину такого ужасного умственного и нравственного мрака, что невольно содрогаешься и чувствуешь, как невыразимый ужас и жалость наполняют твою душу. Правда, есть дети, которые кое-чему учились; но из числа тех, которые работают в угольных копях, вряд ли найдется более, чем один на три, которые сумели бы ответить на предлагаемые им самые несложные вопросы. Я удостоверяю без малейшего колебания, что работающие в угольных копях дети растут в полнейшем и ужасающем невежестве и уверен, что убедительные свидетельства, полученные мною в разных слоях общества от священников, служащих, мастеров, рабочих и самих детей, вполне подтвердят резкость вышеприведенного вывода».

Теперь только Джордж понял, что отсутствие образования — важнейшее препятствие на пути к успеху. Он решает овладеть чудесным искусством грамоты, но пока что у него нехватает на это ни досуга, ни средств.

В это время Джордж уже самостоятельно работал кочегаром при открывшейся по соседству новой копи Мид-Милл-Уннинг. Здесь, вместе с другом детства Кое, он дежурит по двенадцати часов у топки котла. Зато получает двенадцать шиллингов в неделю — столько же, сколько зарабатывает старый отец. «Ну, теперь я готов к жизни!» — воскликнул юноша, когда впервые получил в конторе шахты плату взрослого рабочего. Вместе с Кое молодой Стефенсон перебирается вслед за своим «огненным» насосом на новое место, а затем и вся семья надолго обосновывается в Уотерроу.

Здесь Старый Боб попрежнему работает кочегаром. Джордж успел настолько зарекомендовать себя, что назначается машинистом при той же машине. Ему восемнадцать лет, но он уже обогнал отца. Осуществилась его давнишняя мечта — сделаться машинистом. Теперь у него больше досуга и гораздо более интересная работа. На обязанности Джорджа — следить за бесперебойным действием машины, а особенно — исправлять и очищать постоянно засоряющиеся насосы, поднимающие воду из шахты. Для этого часто приходится спускаться вниз, на дно шахты, и часами работать в страшной сырости при тусклом свете масляной лампы. В трудных случаях он обязан звать инженера, который наблюдает за исправностью всех машин на шахте. Но Джордж обходится без этой помощи. Его машина содержится в прекрасном состоянии и никогда не отказывается работать.

В свободное время Джордж охотно знакомится с содержанием газет, которые по его просьбе читает вслух кто-нибудь из редких местных грамотеев. Из газет, случайно попадающих на Ныокэстльские копи, Стефенсон узнает о важных политических событиях, разыгрывающихся на континенте и внутри страны. Войне с Францией, казалось, не предвидится конца. Английский флот попрежнему господствует на море. Но в Италии блестящие победы русского полководца Суворова сведены на-нет успехами молодого французского генерала со странным итальянским именем Буонапарте. Изоляция Англии после Кампо-Форнийского договора продолжается, но уже намечается новая коалиция против Франции.

Внутри страны нарастает недовольство. В крови потоплено очередное восстание ирландцев, и устами Питта провозглашено слияние ирландского и английского парламентов. В военном флоте происходят бунты. Усиливаются репрессии внутри страны; парламент проводит ряд чрезвычайных законов против «беспорядков» и приостанавливает действие закона о неприкосновенности личности.

Но не только политические события интересуют Джорджа, он с увлечением слушает сообщения о различных открытиях и промышленных изобретениях. Однажды он узнал об открытом знаменитым французским ученым Шамполионом искусственном способе выводки цыплят в инкубаторах, применявшемся еще в древнем Египте. Изобретательность птицеводов сказочной страны пирамид и фараонов пленила пытливый ум юного машиниста. К величайшему огорчению пернатых хозяев, опустошаются все окрестные гнезда. Яйца, принадлежащие самым различным породам птиц, тщательно сложены в небольшой ящик. Самодельный инкубатор заботливо установлен поближе к цилиндру «огненной машины». «Здесь немного шумно, но очень тепло, — рассуждал юный экспериментатор, — равномерная и достаточно высокая темтература — все, что необходимо для успеха». Однако его ожидало горькое разочарование: в ящике у парового цилиндра так и не раздалось долгожданного писка птенцов.

Чтение газет еще больше укрепляет в Джордже желание самому овладеть грамотой. Работа машиниста хоть и весьма ответственна, но она менее утомительна, оставляет некоторый досуг; да и от получаемого заработка теперь можно кое-что урвать на новый расход.

В соседней деревушке Вальботтль некий Робин Кауерс, такой же бедняк как и местные рудокопы, уже несколько лет содержит вечернюю школу. Занятия происходят три раза в неделю и за них взимается небольшая плата в три пенса. Более чем скромны познания учителя, но еще скромнее притязания учеников. Мистер Кауерс берется научить читать, писать и посвятить в мудрые четыре действия арифметики. В последней области знания учителя не простираются дальше тройного правила.