Английское графство Корнуэльс издавна славится горными богатствами. Огромные залежи меди, свинца и олова еще в XVII веке привлекли сюда толпу предприимчивых дельцов. С тех пор не одну тысячу тонн цветных металлов добыли жилистые руки корнуэльских рудокопов. Громыхали лебедки, поднимая из недр земли людей после долгого и изнурительного рабочего дня. Бесконечной казалась им двенадцатичасовая рабочая смена, Шахтерская коптилка слабым колеблющимся светом освещала непроглядную темень подземных галерей. И если в воскресный день туман не застилал угрюмые холмы Корнуэльса, шахтерам удавалось видеть непривычный солнечный свет. Давно забыты мирные сельские ландшафты, ушла из памяти сельская «идиллия». Впрочем, нищее крестьянство Корнуэльса охотно прощалось с полуголодной жизнью арендатора и батрака.

В конце XVIII столетия здесь, на крайнем юго-западе Англии, созревал пролетариат. Загоралось зарево первых классовых битв на взрытых и загроможденных отвалами горных пород полях Корнуэльса.

Зима 1778 года. Дождь и снег превратили улицы Пензанса в грязное месиво. Туман закрывает белой пеленой Горную бухту и обрывистые берега. Глухой шум бушующего моря и громовые удары волн о прибрежные скалы будят тревогу.

17 декабря 1778 года в 5 часов вечера в семье Роберта Деви на Базарной Еврейской улице родился сын. Отец новорожденного поздно ночью делает запись на переплете фамильной библии. Гемфри был первым сыном Роберта.

Деви происходят из Норфолька. Первые представители этой фамилии переехали в Корнуэльс еще во времена королевы Англии и Ирландии Елизаветы. В 1578 году кто-то из Деви был приглашен герцогом Болтонским управлять его поместьем в округе Людгван в Корнуэльсе. Семья собралась в далекий путь. Многие месяцы продолжалось путешествие из Норфолька (северо-восточная Англия) в Корнуэльс — на крайний юго-запад острова.

Деви были иоменами[1]. Этот почтенный род, если можно доверять надгробным памятникам, имел много добродетелей: его представители контрабандой и потоплением кораблей (пиратством) не занимались и большей частью умирали в собственных кроватях.

…Корнуэльс, дикие утесы, холмы и скалы, уходящие далеко в море. Широкий вход в Ламанш отделил континент — французскую Бретань от Корнуэльса. С одной стороны острова — необозримые просторы Атлантического океана, с другой — Ламанш, за ним Немецкое море. Корнуэльское побережье находится на пересечении морских путей мира. Суда, идущие из Европы, долго еще видят мыс Старт-Пойнт. Небольшие холмы на западе полуострова отделены от остальной части Корнуэльса бухтой Моунт-Бей, холмы оканчиваются мысами Корнуолль и Лендс-Энд (Конец земли). В вечно неспокойном море группа островов Ссили является единственной видимой частью полуострова. Зеленая равнина, повествует старинная легенда, простиралась когда-то между Корнуоллем и островами и называлась долиной Лайонес и Лелотсау. Сорок деревень расположились в этой сказочной долине. Однажды ночью страшное наводнение и подземные толчки унесли луга, леса и все сорок деревень на дно морское… На гербе одной старинной фамилии изображена лошадь, выскакивающая из воды. Это все, что осталось от некогда цветущей долины.

На родине Гемфри Деви — в Пензансе, рассказывает хроника, целые гряды холмов исчезли в море. Гора Сант-Михель некогда находилась среди лесистой равнины. Прошли века, теперь гора Сант-Михель находится в бухте Пензанс и поочередно превращается то в остров, то в полуостров, в зависимости от прилива и отлива. В скалах прибрежья всегда ревет морской ветер. Только шесть дней в году стоит безветренная погода. Ветер выдувает пещеры. В некоторых пещерах жители часто находили кремневые орудия каменного века. Корнуэльс — исторический музей под открытым небом. Могильные курганы на холмах, круги вертикальных камней, колеблющиеся скалы, — все говорит о днях, давно прошедших.

Пензанс и его окрестности богаты садами и огородами. Первые овощи на рынки Лондона привозят с этих южных берегов. Мягкий климат не мешает произрастанию растений на открытом воздухе и в зимнее время.

Корнуэльс можно назвать областью туманов и дождей. Количество осадков в Пензансе почти вдвое превышает обычное. Старая поговорка гласит: «Южный ветер приносит туда ливни, а северный возвращает их». Берега Корнуэльса таят в своих недрах богатейшие залежи оловянного камня — касситерита и меди. Особенно богаты оловом окрестности Пензанса вблизи «Конца земли» — оконечности полуострова.

Дедушка Гемфри, Эдмунд Деви, был строительным подрядчиком. Шахтовладельцы Западного Корнуэльса охотно сдавали Эдмунду Деви подряды на строительные работы. Но, начиная с половины XVIII века, добыча олова стала сокращаться — сказалась конкуренция с заморскими странами, более богатыми оловянной рудой. Шахтеры устремились за океан, население Корнуэльса сокращалось. В Корнуэльсе стали заниматься рыбной ловлей и огородничеством — он постепенно превращался в «огород Лондона». Дела Эдмунда Деви также пошатнулись.

Невеселые вести дошли до Пензанса. Англия объявила войну Америке. Это означало, что путь за океан закрыт. Обрывалась последняя надежда пензанских горняков на лучшее будущее. Эдмунд Деви вскоре убедился, что и ему война ничего хорошего не принесет.

Внешним поводом для войны с Америкой послужило желание «правительства его величества» обложить американцев налогами без согласия на то американских законодательных органов — Америка являлась в то время английской колонией. Война была жестокой. В числе издержек на войну английский парламент утвердил средства на изготовление «семисот двадцати ножей для скальпирования пленных американцев». Девять десятых рабочих из-за войны остались без работы. В 1766 году на войну было израсходовано 140 миллионов фунтов стерлингов. В народе говорили: «Поражение колонистов поставило бы наши вольности в опасность». Английскому правительству было, действительно, опасно доверять.

В парламенте раздавались высокопарные речи Бэрка, историческую роль которого метко охарактеризовал Карл Маркс: «Этот литературный лакей, находясь на содержании английской олигархии, разыгрывал роль романтика по отношению к французской революции, а в начале волнений в Америке, состоя на содержании северо-американских колоний, с таким же успехом выступал в роли либерала против английской олигархии, в действительности же он был самым ординарным буржуазным пошляком».

Бэрк без умолку трещал: «Я не разделяю мнения тех джентльменов, которые противятся возмущению общественного покоя. Я люблю крик, когда есть беда. Звон пожарного набата в полночь нарушает ваш сон, но предохраняет от опасности сгореть в постели. Крик и шум волнуют графство, но охраняют собственность во всей области». Бэрк облачился в тогу защитника Америки, но позже он же изрыгал ядовитую слюну на восставший народ Франции, оплакивал судьбу короля Людовика и возвещал в парламенте об ужасах, якобы творимых «варварами-революционерами» в Париже.

…Эдмунд Деви оставил старшему сыну Роберту маленькую собственность — усадьбу в Варфеле. Отец великого химика, Роберт Деви, был человеком не без способностей, но в отличие от Эдмунда Деви не имел того, что называется практической сметкой. Биографы указывают на его беспомощность, расточительность, на непостоянство его характера.

Еще при жизни отца Роберт Деви обучился резьбе по дереву и впоследствии занимался граверным искусством. Но современники указывают, что большую часть энергии он тратил на полевую охоту и неудачные сельскохозяйственные опыты. Жена Роберта, Грация Миллет, приемная дочь местного врача мистера Тонкина, часто жаловалась на своего мужа. Брак этот нельзя было назвать счастливым.

Девяти месяцев от роду Гемфри начал ходить. Не достигнув и двух лет, он уже свободно болтал. Гемфри был любимцем родителей и многочисленной родни. Это был толстенький голубоглазый малыш, с вьющимися каштановыми волосами. Часто Гемфри оживленно играл со своими сверстниками на улице, и уши матери издалека улавливали звонкий смех своего шаловливого мальчика. Если игры становились слишком шумными, мать, к великому неудовольствию Гемфри, водворяла его обратно в дом. Она читала ему сказки и басни, и это очень скоро успокаивало малыша. Самым большим удовольствием было слушать старинные английские легенды, которые ему рассказывала бабушка. Он до того увлекался ими, что часто во сне повторял приключения Робин Гуда и других героев легенд.