Достойнейший и ученейший муж, господин Николай Коперник, из Пруссии, каноник Вармийский, который изучал науки в Болонье и в Падуе, был признан вполне удовлетворительным в знании канонического права и награжден знаками докторского достоинства господином Георгием, викарием».
Церемония присуждения докторского звания заключалась в следующем: нового доктора приводили к присяге, затем председательствовавший на диспуте или другое лицо (по выбору факультета) давало ему «поцелуй мира» и вручало знаки докторского достоинства: книгу, как символ научного знания предмета, золотое кольцо и докторскую широкополую шляпу. Эта церемония была проделана и с Коперником.
Ряд биографов Коперника, основываясь на сообщении Гассенди, утверждает, что Коперник еще в 1502 году возвратился в Польшу и стал профессором краковского университета. Новейшие документальные данные рисуют нам дело иначе. Мы уже видели, что весной 1503 года Коперник получил докторскую степень в Ферраре. По получении степени Коперник оставался еще некоторое время в Ферраре. Здесь он завязал ряд интересных для него знакомств; между прочим, он, вероятно, уже в Ферраре сблизился с молодым ученым Целио Кальканьини, который впоследствии стал ревностным сторонником учения Коперника. Кальканьини окончил университет на шесть лет раньше Николая Коперника. Уже до 1536 года Кальканьини написал небольшое сочинение под заглавием: «Почему небо стоит, а Земля движется». Эта брошюра появилась за семь лет до появления книги Коперника «Об обращениях небесных кругов»; в этом нет ничего удивительного, так как работа Коперника много лет оставалась неопубликованной, но близким Копернику людям мысли, в ней изложенные, были известны еще до ее напечатания.
В Ферраре Коперник оставался до осени. Затем он возвратился в Падую, чтобы продолжить, или, вернее, начать занятия по медицине, как было обещано им членам Эрмеландского капитула. Собственно говоря, срок его отпуска для учения кончился, но, очевидно, уезжать из Италии ему не хотелось. И вот еще почти целых два года он остается в Падуе; очевидно, дядя-епископ, всегдашний покровитель Коперника, устроил так, чтобы любимого племянника еще некоторое время не беспокоили. Вспоминая все то, что было уже нами сказано о пребывании Коперника в итальянских университетах, можно сделать вывод, что будущий великий реформатор астрономии особенного влечения к изучению не только юридических наук, но и медицины не имел.
Да и тогдашнее изучение медицины не могло удовлетворять такого человека, как Коперник. Курсы анатомии в то время состояли главным образом в том, что профессора «с кафедры» читали сочинения Галена или Мондини, переводчика и комментатора Галена. Гален был знаменитый римский врач (131–200 гг. н. э.). Телеологическая точка зрения, характерная для Галена, очень подходила к церковному учению о мире и человеке. Поэтому церковь всячески поддерживала учение Галена, и вся средневековая медицина покоится на этом учении.
В начале XVI столетия лекции по медицине обычно располагались в таком порядке.
Сначала шло изучение «теоретической медицины»: изучались первые книги сочинения Авиценны «Канон медицины», «Афоризмы» Гиппократа и «Малое искусство» Галена, затем третья часть сочинения Авиценны, посвященная болезням различных частей тела. Далее начинался период практического изучения медицины: изучались лихорадки различного рода, затем болезни «от головы до сердца» и «от сердца и ниже». После этого изучалась хирургия. Такова же была программа изучения медицины и в падуанском университете. По университетскому уставу полагалось на каждый из упомянутых отделов по два профессора. Во время пребывания Коперника в Падуе четыре профессора читали «теоретическую медицину». Кроме того, имелись еще сверхштатные профессора и лекторы.
Анатомия изучалась в падуанском университете на трупах. Для этого существовало даже специальное здание.
К занятиям в этом «анатомическом театре» студенты допускались за плату. Однако, особой кафедры анатомии в то время в Падуе еще не существовало: эта отрасль медицины, столь важная в наше время для всякого врача-практика, была еще только в начальной стадии своего развития.
Но трупы все же анатомировались: в то время, как профессор или замещающий его читал или говорил, стоя на кафедре, в значительном отдалении от нее скромный цирюльник или студент старших курсов рассекал бритвою труп животного, а иногда и человека, и демонстрировал его студентам.
На подобные анатомические демонстрации допускались только студенты, начиная со второго курса.
Из всех медицинских знаменитостей падуанского университета эпохи Коперника, в свое время пользовавшихся репутацией ученейших и знающих медиков, написавших многочисленные произведения, самым выдающимся является Марк Антонио делла Toppe. С ним изучал анатомию человека великий художник и натуралист эпохи Возрождения Леонардо да Винчи. Делла Toppe демонстрировал на лекциях рисунки, которые под его руководством делал Леонардо да Винчи. Лекции профессора делла Toppe принесли Копернику наибольшую пользу. Слава делла Toppe гремела далеко за стенами падуанского университета. Его знали не только ученые, но и художники. Он не следовал рабски учению Мондини и Галена, он чаще других обращался к человеческому телу и считался выдающимся лектором.
Но, в общем, преподавание медицины в падуанском университете носило все еще схоластический характер; много времени отводилось «теоретической» медицине, и она пользовалась наибольшим авторитетом и почетом. Хирургия же была в загоне. Во времена Коперника в падуанском университете даже не было профессора хирургии; кафедру ее замещали только доценты. Также и кафедра «различных болезней тела» была представлена только двумя молодыми доцентами, не имевшими никакой ученой степени.
Несколько лучше была обставлена кафедра практической медицины. Лекции по практической медицине во времена Коперника читал Петр Траполин, пользовавшийся очень большой известностью как математик.
Что профессор Траполйн, математик и философ, читал лекции по медицине, не должно нас удивлять: характерной особенностью тогдашних ученых было именно отсутствие специализации. Еще в 1633 году некто Кноринг обращается к совету гельмштадского университета (в Германии) с просьбой — «так как он несколько лет прилежно читал лекции на философском факультете, а теперь открылась вакансия на медицинском», позволить ему занять штатную кафедру на медицинском факультете.
В германских и польских университетах был обычай, который в наше время показался бы совершенно несообразным: «чередоваться в предметах». Это значило, что каждый ординарный (штатный) профессор по очереди читал все предметы: логику, философию, этику, математику, физику, астрономию и пр. Таким образом, нет ничего удивительного в том, что Траполин из философа пожелал сделаться медиком.
Получил ли Коперник в Падуе ученую степень доктора медицины? Этого мы до сих пор в точности не знаем, так как самый надежный источник — «Акты медицинской коллегии падуанского университета» — как раз за годы 1503–1507 разысканы не были. То, что Николай Коперник в различных актах Фрауенбургского капитула титулуется доктором, не дает нам все же права предполагать, что под титулом «доктор» во всех этих случаях разумеется ученая степень доктора медицины. Скорее всего здесь имеется в виду степень доктора канонического права, которую, как мы знаем, Коперник имел.
Но Коперник все-таки имел силу воли дослушать до конца все обязательные для студентов-медиков курсы и выполнить «практические занятия». В падуанском университете он оставался для изучения медицины всего около двух лет и в конце 1505 года или в самом начале 1506, наконец, с большим сожалением покинул Италию и покинул ее навсегда. С грустью вернулся он на родину, так как полюбил прекрасную страну, где с небольшим перерывом провел целых девять лет и, следовательно, вполне акклиматизировался. Конечно, пребывание в Италии оставило в жизни Коперника неизгладимый след. Италия дала ему очень многое: в лучших итальянских университетах он слушал лекции, и притом у самых знаменитых профессоров; в Болонье, в Риме, в Падуе, в Ферраре он познакомился со многими выдающимися людьми своего времени. Эти знакомства, конечно, очень были ему полезны; ведь в то время, по справедливому замечанию одного из его биографов, «эти личные сношения были тем важнее, что в те времена не все печаталось, что писалось, и не все писалось, что думалось. Скептическое отношение к современности, проскальзывающее в сочинениях гуманистов, еще смелее и откровеннее высказывалось в частных беседах».
