— Ах, граф, милый, входите! Познакомьтесь: мой духовный наставник, штурмбанфюрер Зигфрид Кемпнер. — И, повернувшись к Кемпнеру: — Мой утешитель в земных невзгодах — граф Ганри ван Гойен. Извините, граф, мы закончим в вашем присутствии деловой разговор, всего несколько минут.

Если бы Гаю были известны самокритичные мысли баронессы, пришедшие ей в голову в то время, когда она производила ревизию в кабинете мужа и обнаружила паспорт на имя Иоахима-Эйтеля, он бы с нею охотно согласился: баронесса действительно была не очень-то умна. Судя по всему, разговор происходил серьезный, однако Изольда не постеснялась присутствия человека, которого знала без году неделю.

Баронесса повернулась к Кемпнеру:

— Итак, я утверждаю: в жизни барона происходит нечто странное, таинственное и даже сверхъестественное!

Она загадочно улыбнулась. Кемпнер старался изобразить напряженное внимание. Гай почувствовал неладное.

— Да, я слышал. Но что именно? — сжимая виски, тихо спросил Кемпнер. У него разламывалась от мигрени голова.

— Барон обманывает меня. Стал исчезать в Штеттине!

— Небольшая интрижка? — через силу улыбнулся Кемпнер.

— Пустяки! С кем из мужчин этого не бывает! — поддержал его Гай. — Не волнуйтесь, баронесса, при вашем обаянии вашему супружеству ничто не грозит.

— Ах, граф, дело гораздо серьезнее! Во-первых, я кое-что нашла. Это навело меня на мысли, и вот, перебирая все задним числом, я вспомнила, что он всегда брал в Штеттин какие-то бумаги.

Выражение страдания исчезло с лица Кемпнера:

— Какие же это были бумаги?

— Я не знаю. Но, очевидно, очень важные.

— Почему вы так думаете? — Кемпнер, чтобы лучше ее видеть, отодвинул в сторону высокий подсвечник.

Гай замер. Разговор принимал все более и более опасный характер.

— Ну, как вам сказать… — Баронесса подыскивала убедительные слова. — Он клал в задний карман брюк свой пистолет.

— У полковника генштаба все бумаги и все дела секретны, — тоном терпеливого взрослого, разговаривающего с ребенком, попытался успокоить ее Гай. — Он обязан их охранять…

Баронесса начинала злиться: кажется, и эти двое считают ее дурочкой!

— Ну так слушайте, — решительно сказала она. — Барон через своего друга в министерстве иностранных дел получил паспорт на имя своего брата, Иоахима-Эйтеля…

— Он имел на это право, баронесса, — вяло произнес Кемпнер и опять взялся рукой за висок.

— Конечно! — горячо поддержал Гай. — Страхи из ничего, милая баронесса!

Но баронесса уже закусила удила.

— Паспорт выдан недавно. На нем есть подпись Иоахима-Эйтеля, но нет карточки…

— Почему же? — нахмурившись, спросил Кемпнер.

— Иоахим-Эйтель умер двадцать пять лет назад — вот почему!

Баронесса имела право злорадствовать: штурмбанфюрер и граф теперь-то поняли, что она не разыгрывала дамские страхи.

— Где же он? — сурово спросил Кемпнер.

— Похоронен на…

— Черт, — перебил он резко, — я спрашиваю: где паспорт?

— Что с вами, господин Кемпнер? Вы неучтивы! — с деланной улыбкой заметила баронесса. — Паспорт здесь. Можете посмотреть.

Она пошла в кабинет и тотчас вернулась. Кемпнер буквально вырвал паспорт у нее из рук, быстро полистал его и сунул в нагрудный карман своего мундира.

— Извините, баронесса, у меня действительно очень болит голова. — Кемпнер встал. — Я, с вашего разрешения, уйду. А паспорт пока будет у меня. Я вам его верну, только не говорите ничего вашему мужу.

— Разумеется! — нервно усмехнулась баронесса. — Зачем же я буду наговаривать на себя.

Кемпнер повернулся к графу:

— Я рассчитываю на вашу скромность. Если хотите жить спокойно, забудьте навсегда все, что слышали здесь.

Штурмбанфюрер ушел. А через минуту откланялся и Гай.

Телефон дребезжал так настойчиво, что фон Зиттарт вынужден был, наконец, протянуть руку.

— Вы могли бы подождать утра? — недовольно буркнул он, думая, что, как обычно, его тревожит личный секретарь. — Что? Кто? Да, понимаю… Да, да… Иду.

Осторожно, чтобы не разбудить супругу, государственный советник выбрался из постели, кое-как оделся, сунул в карман пистолет, перекрестился и вышел, погасив свет. Было около часа ночи.

У подъезда к нему подошел граф ван Гойен, которого он знал со слов Эриха.

— Чрезвычайное происшествие, господин фон Зиттарт. Супруга барона по недомыслию выдала вашу группу Кемпнеру. Надо что-то решать до утра, иначе конец. Немедленно повидайтесь с бароном. Но дома его нет.

— Он в штабе, — упавшим голосом ответил фон Зиттарт. — Я увижу его через полчаса. Но как это случилось?

Гай рассказал о том, что произошло в гостиной у баронессы.

— Спасибо. — Фон Зиттарт протянул руку.

Гай пожал ее со словами:

— Это в наших общих интересах.

…Барон фон Остенфельзен молча выслушал короткий рассказ друга и продолжал молчать.

— Что же делать, Эрих? — не вытерпел фон Зиттарт.

— Действовать!

— Но как?

— Если мы с тобой понимаем, что дело идет о жизни и смерти, нам нельзя проявлять малодушие.

— Ты во мне сомневаешься?

— Нам придется его убрать.

— Но говори, что делать!

…Было около трех часов ночи, когда у входной двери небольшой виллы Кемпнера начал назойливо звонить колокольчик.

Зигфрид Кемпнер мучился головной болью до двух часов, не желая лишний раз принимать сильнодействующее снотворное и надеясь, что боль отпустит. Но около двух он потерял надежду, проглотил две таблетки и понемногу начал забываться. Тут-то и зазвонил колокольчик.

В одной пижаме сонный штурмбанфюрер пошел открывать.

— Кто там?

— Гестапо! Открывайте!

Кемпнер отпер замок, снял цепь. Двое — офицер с пистолетом в руке и второй в гражданском платье — ворвались в переднюю и схватили хозяина под руки. Кемпнер узнал барона фон Остенфельзена. Второй был ему не знаком.

— Вы один? — спросил этот второй.

— Да. — Голова у Кемпнера была в тумане от таблеток, звуки доходили до него как бы издалека. Семья штурмбанфюрера еще не переезжала в Берлин, жена с детьми оставалась пока в Мюнхене.

— В кабинет, — тихо приказал барон.

Вошли в кабинет. Барон легонько ткнул Кемпнера в плечо.

— Лицом к стене. Где паспорт, который вы взяли у моей супруги?

— В мундире, господин полковник, в правом кармане, — как-то безучастно отвечал Кемпнер.

Барон нашел паспорт, спрятал его к себе в карман.

— Садитесь к столу, штурмбанфюрер.

Сам барон сел в кресло напротив. Второй стоял у Кемпнера за спиной с пистолетом в руке.

— Кто был у жены в гостях вместе с вами? — спросил барон.

— Какой-то граф… Голландская фамилия.

— Вот именно — какой-то! — печально усмехнулся барон. — Вы знаете, что это за человек?

— Не имею понятия.

— Совершенно правильно — не имеете понятия…

Будь Кемпнер не одурманен наркотиком, он непременно бы заметил, что барон волнуется. Лицо его было мучнисто-белого цвета. Казалось, в нем происходила какая-то внутренняя борьба и он сам безвольно ждал ее исхода. Но вот лицо его вдруг в один момент сделалось багровым.

— Этот голландский граф — враг Германии, — глухо произнес фон Остенфельзен. — Целый год мы строили ему ловушку, а вы все сломали. Он сбежал. Вы понимаете, что натворили? Это равносильно измене.

Кемпнер закрыл глаза. В ушах у него тонко позванивало, боль опять начинала остро пульсировать в висках и надглазьях. Он молчал.

— Что делают в таких случаях твердые люди, Кемпнер? — продолжал барон. — Или вы предпочитаете допрос с пристрастием и позорную смерть? А что будет с вашими детьми, с женой?

Кемпнер все молчал. Тот, за спиной, в черных кожаных перчатках, подвинул поближе к нему чернильницу и ручку, взял из стопки бумаги лист, положил перед Кемпнером наискосок.

— Мужайтесь, Кемпнер. И благодарите мою недалекую супругу — это она попросила нас пойти и все уладить с вами по чести. Пишите же.