Чтобы не терять времени даром, он решил заняться поподробнее Ялмаром Роем. Ему удалось незаметно проводить Роя от штеттинского «Крестоносца» до привокзальной площади в Берлине — они ехали в одном поезде. Дальше Гай следить не стал: Рой часто оглядывался и мог его заметить. Но он отлично запомнил, как выглядит герб на портсигаре, и, посидев два часа в публичной библиотеке над гербовником, установил, кто Рой — это барон Эрих фон Остенфельзен, полковник генерального штаба. Таким естественным образом был раскрыт псевдоним и получена отправная точка для биографических и семейно-бытовых изысканий.

Подключив Ганса, Гай смог получить портреты барона и его жены, снимки их машины и особняка во всех ракурсах — для этого Гансу понадобилось целую неделю поработать бродячим фотографом, каких немало было на берлинских улицах во все времена года. Он запечатлел также несколько гостей четы фон Остенфельзен. Судя по их количеству и сорту, супруги вели образ жизни не то чтобы замкнутый, но строго выдержанный по регламенту и стилю: их дом посещали только солидные мужчины, без женщин, и всегда в определенные часы.

Гай установил, что баронесса, красивая и еще довольно свежая женщина лет сорока, которую звали Изольдой, имеет какие-то дела с берлинской конторой Дрезденского коммерческого банка. В тот же день он пришел на прием к управляющему и, уже имея опыт по этой части, попросил принять его в качестве внештатного юрисконсульта. Он не ищет заработка, ему необходима только практика, и он даже сам готов платить банку за возможность поучиться у его высокопрофессионального штатного состава клерков. Управляющий отнесся к стремлению голландского графа, имеющего германский диплом доктора права, с большим пониманием. Он тут же вызвал к себе заведующего отделом текущих операций и поручил графа его заботам…

Тому, кто не ждет у моря погоды, всегда везет.

Утром следующего дня, когда граф явился в банк, чтобы начать стажировку, заведующий отделом усадил его напротив себя за стол в небольшом зале, где производились текущие операции, и сказал очень доброжелательно, но со снисхождением:

— Ваш диплом получен довольно давно, опыта у вас пока нет, и доверить вам кляузные дела, где спор идет о миллионах, мы не можем, не обижайтесь. Поэтому, учитывая ваши манеры, наружность и титул, я доверяю вам ведение дел обширной клиентуры из числа нашей знати. Здесь требуются такт и дипломатические способности. Суммы будут небольшие, но от вас потребуется умение обходить подводные камни. — Он взглянул в сторону двери и чуть понизил голос: — Да вот идет баронесса фон Остенфельзен, дама, легкомысленная до крайности. У нее на счету осталась какая-то мелочь, но если ей потребуется больше, чем есть, вы не спорьте и выдайте требующуюся сумму. После мы с вами обсудим, до какого предела банк может предоставлять кредит, сообразуясь с гарантиями данного клиента.

Он встал навстречу подошедшей баронессе и поклонился. Баронесса, опустившись в кресло, произнесла не без смущения:

— Господа, я полагаю, трем мужчинам женщина обязана отвечать искренне и честно: священнику, врачу и банкиру.

Заведующий улыбнулся:

— Госпожа баронесса, оставляю вас на попечение человека, которому вы можете довериться безусловно — нашему молодому юрисконсульту, графу Ганри ван Гойену. — И отошел к другому столу.

Баронесса оживилась:

— В нашем банке приятные новости! Но… как бы это выразиться?.. Неужели вы здесь служите, граф?

— Я сам себе устроил практику. Хочу проверить, окончательно ли я успел забыть то, чему меня учили.

— Вы меня успокоили.

— Но вам я готов служить даже как мальчик на побегушках.

Разговаривая таким образом, они совершили необходимые при выдаче кредита формальности, а уходя, баронесса сказала, что хотела бы познакомить графа со своим мужем и ввести его в дом — они принимают по субботам после шести, — а телефон и адрес просила взять из банковских документов, с которыми он только что имел дело.

…Само собой разумеется, что Гай не стал ждать повторного приглашения.

В субботу вечером, подъехав к особняку фон Остенфельзена, он попытался представить себе, каков будет вид у барона при его появлении. При встрече в «Крестоносце» Гай успел отметить, что барон до седых волос сумел сохранить способность краснеть от смущения. Наверное, сделается сейчас красный как рак… Впрочем, если баронесса запомнила имя графа и рассказала мужу о своем намерении пригласить его в гости, то барон уже морально готов к этому сюрпризу. Только вряд ли она запомнила…

В тот момент, когда граф нажимал кнопку звонка, барон сидел в своем уютном, защищенном от уличного и домашнего шума толстыми стенами, теплом кабинете со своим самым старым, самым верным, больше того, единственным другом и товарищем — Рудольфом фон Зиттартом, государственным советником, служившим в министерстве иностранных дел.

Разговор они вели сугубо конфиденциальный.

— Видишь ли, мой дорогой Рудольф, я солдат, смерти не боюсь и готов умереть на эшафоте, у стенки и даже под пытками, — говорил барон. — Но с одним условием: моя жертва должна быть равна тому вреду, который я нанесу этой ефрейторской мрази.

Фон Зиттарт подлил вина в свой бокал. Барон не хотел пить.

— Что ты имеешь в виду, Эрих?

— Сведения, которые мы даем этим людям, должны быть самого большого значения.

— Ну, дорогой мой, того, что мы уже дали, вполне достаточно, чтобы нас обоих сначала поставить к стенке, а потом, уже мертвых, повесить на суку перед окнами фюрера.

— Не шути, Рудольф. Мы можем делать больше.

— Но чем ты недоволен и что предлагаешь?

— Честно назвать себя этому графу и организовать непрерывную передачу сведений. Я, например, могу обеспечить данные о наших вооружениях на текущий и на следующий год. Есть также копия четырехлетнего плана Геринга по вооружениям. Передам паспортную книжку без карточки — она ему может пригодиться.

— Ну и прекрасно, Эрих. Я готов давать все, что будет проходить через мои руки. А ведь это не так уж мало, ты великолепно знаешь…

Они помолчали. Потом барон сказал:

— Хочу тебя предупредить: моя супруга очень недовольна вот этими нашими разговорами в уединении. Подозреваю, что она уже обратила внимание и на мои поездки в Штеттин. А тут еще сократились доходы от имения. Изольда меня уважала и немного любила. Боюсь, теперь произойдет поворот к худшему: при ее легкомыслии деньги значат очень много. Уже настаивает, чтобы я вступил в эту гитлеровскую партию, какой-то влиятельный мерзавец по фамилии Кемпнер уже успел ей обещать, что в случае перехода в СС я немедленно получу звание бригаденфюрера, большой оклад и назначение наблюдающим директором на военный завод в Эссене! Можешь себе представить?

Друзья поднялись, чтобы идти в гостиную, где за маленьким столиком пили кофе баронесса и ее личный финансовый советник, граф ван Гойен.

Но прежде чем они туда войдут, надо с ними познакомиться поближе. Рассказывать о бароне Эрихе фон Остенфельзене и Рудольфе фон Зиттарте удобнее и правильнее не в отдельности, а об обоих вместе, ибо они друзья с младенческих лет. Можно сказать и так: узнав жизнь одного, вы узнаете и жизнь другого.

Оба происходили из некогда богатых помещичьих семей. Земли их родителей лежали вблизи Штеттина и располагались по соседству, стык в стык.

Эрих пошел по военной части, и этим все сказано.

Рудольф, молчаливый и склонный к размышлениям, любил читать и хотел изучать историю, но родители выбрали для него дипломатическое поприще. Карьера его не являла собою ничего выдающегося — все было, как и у сотен других молодых людей, пожелавших стать дипломатами. Отметим только, что к началу империалистической войны Рудольф имел свои твердые взгляды на политическую линию Германии: мир с Россией во что бы то ни стало, ибо только это могло обеспечить немецкой армии прочный тыл, и война на Западе, где Германия, с опозданием пришедшая к дележу колоний, должна отнять свою справедливую долю у Франции и Англии.