— Крессида и дядя Берт приезжают поездом в три тридцать в Даунлоу. Я собираюсь их встретить, если, конечно, меня не потребуют в библиотеку.

— Не потребуют. Нам хватит утреннего сеанса.

— Освещение изменилось, да? Из-за снега?

— Наверное, изменилось. Посмотрим.

— Какого сортапортреты вы пишете? — грозно осведомилась миссис Форестер.

— Исключительно хорошего сорта, — несколько язвительно ответил ее племянник. — Вы находитесь в обществе знаменитости, тетя Гертруда.

К радостному изумлению Трой, миссис Форестер скорчила уморительно-тупую рожу и подмигнула.

— Какие мы важные, — пропела она.

— Ничуть, — сердито отозвался Хилари.

— Безнадежно спрашивать меня о том, что я делаю, — усмехнулась Трой, — потому что я совсем не умею говорить о своих работах. Если прижать меня к стенке, то я, конечно, выдавлю что-нибудь, но это будет жуткая белиберда. — И, удивляясь себе, добавила, словно пристыженная школьница: — Каждый рисует как умеет.

— Вы необыкновенно великодушны, — заметил Хилари, помолчав.

— Ничуть, — возразила Трой.

— Ладно! — постановила миссис Форестер. — Поглядим и увидим.

Хилари фыркнул.

— Я рисовал акварели, — вспомнил полковник Форестер, — когда учился в Итоне. Получалось не очень хорошо, но, по крайней мере, я старался.

— В них что-то такое было, — снизошла до похвалы его жена, а Трой неожиданно для себя добавила, что, мол, в жизни не слыхала более точного критического замечания.

Завтракать закончили в относительном молчании и уже собрались встать из-за стола, как в комнату вошел Катберт. Склонившись над Хилари, он живо напомнил присутствовавшим о своем прошлом старшего официанта.

— Да, Катберт, в чем дело? — повернул голову Хилари.

— Омела, сэр. Ее доставят поездом в три тридцать, и человек интересуется, нельзя ли ее забрать со станции.

— Я заберу. Она пойдет на ветку для поцелуев. Пожалуйста, попросите Винсента все подготовить.

— Конечно, сэр.

— Хорошо.

В радостном возбуждении Хилари потер руки и предложил Трой начать сеанс. Приблизительно через час они вышли на искрящийся двор взглянуть, как подвигаются дела у Найджела.

Работа спорилась. Распластанная фигура Билл-Тасмана, умершего в шестнадцатом веке, обретала форму. Руки Найджела, облаченные в митенки, так и мелькали перед глазами. Он бросал на клеть пригоршни снега, а затем снимал лишнее деревянной лопаточкой, позаимствованной, видимо, на кухне. Трудился Найджел с явной одержимостью. На зрителей даже не взглянул. Шлепок, еще шлепок, выемка, бороздка — и так без передышки.

И тут Трой впервые увидела Уилфреда, повара по прозвищу Котеночек.

Он появился в дверях в поварском колпаке, клетчатых брюках и белоснежном фартуке, на плечи не без шика было наброшено пальто. В руках Котеночек держал огромный половник и выглядел словно персонаж из рекламы вкусной и здоровой пищи. И впрямь, его круглое лицо, большие глаза и улыбчивый рот как нельзя более соответствовали жанру и теме.

Увидев Трой и Хилари, Котеночек радостно просиял, коснувшись пухлой рукой накрахмаленного колпака.

— Доброговам утра, сэр, — сказал он. — Доброгоутра, леди.

— Здравствуйте, Уилфред, — отозвался Хилари. — Решили помочь с заморозкой готового продукта?

Немудреная шутка вызвала у Котеночка приступ веселья.

— Вот уж нет, сэр, — возразил он. — Не смею мешать. Я просто подумал, не пригодится ли художнику половник.

В ответ на это предложение, сделанное через посредников, Найджел лишь покачал головой, ни на секунду не прекращая работу.

— Все хорошо в вашей епархии? — спросил Хилари.

— Да, сэр, спасибо. Дела идут отлично. Мальчик из Даунлоу оказался невероятно смышленым.

— О, хорошо, хорошо, — чересчур торопливо, как показалось Трой, произнес Хилари. — А как насчет мясных пирожков?

— После чая будут готовы, сэр, — весело отвечал Котеночек. — Уж будьте любезны, навострите зубы и заготовьте желания.

— Если пирожки будут такими же, как все остальное, чем вы нас потчуете, — вставила Трой, — то мы их смело назовем пирожками века.

Трудно сказать, кто больше обрадовался похвале, — Хилари или его повар.

Из-за угла западного крыла дома возник Винсент с очередной тачкой, наполненной снегом. При ближайшем рассмотрении садовник оказался смуглым худым человеком с угрюмым выражением лица. Он искоса глянул на Трой, вывалил груз и потащился обратно. Котеночек, пояснив, что вышел только на минутку посмотреть на будущую статую, одарил всех широчайшей улыбкой, при этом на его лице образовалось множество ямочек и складочек, и удалился в дом.

2

Крессида Тоттенхэм была светловолоса и необычайно элегантна. Настолько, что красота дамы отступала на второй план и воспринималась как нечто вроде поощрительного приза за элегантность или как последний штрих, придающий законченность картине. На голове Крессиды красовалась соболиная шапка. Соболя обрамляли 46 лицо, свисали с рукавов и топорщились на сапогах. Под верхней одеждой оказался наряд чрезвычайной простоты и дороговизны, основную часть которого составляли перчатки.

Крессида слегка кривила рот и скашивала глаза, а голову держала набок. Вела она себя очень сдержанно и красноречием не отличалась. Когда же заговаривала, то через каждое слово вставляла "понимаете". Как модель она Трой абсолютно не привлекала. Ситуация складывалась неловкая: Хилари то и дело взглядывал на Трой, словно спрашивая, что она думает о Крессиде.

Зато мистер Берт Смит — маленький человечек с нахальным выражением лица, умными глазками и склонностью изъясняться на устаревшем лондонском просторечии — понравился Трой с первого взгляда. Одет он был с иголочки в агрессивно деревенском стиле. На вид Трой дала ему лет семьдесят, но годы явно не сказались на его самочувствии, мистер Смит излучал отменное здоровье.

Встреча между вновь прибывшими и Форестерами немало позабавила Трой. Полковник приветствовал мисс Тоттенхэм с застенчивой нежностью, называя ее "Кресси, дорогая". Трой почудилось, что в добродушной манере старого дядюшки проскользнула затаенная тревога.

С мистером Смитом полковник поздоровался с необычайной сердечностью. Он долго тряс его руку, беспрестанно повторяя: "Как поживаете? Как поживаете, старина, дорогой?" — то и дело разражаясь радостным смехом.

— А что же наш полковник? — отвечал мистер Смит. — Выглядите молодцом, уж поверьте. Глаз не оторвать, всякий скажет. А что это я слыхал, будто вы вознамерились нарядиться добрым королем Тингамом? И бороду лопатой нацепить! Бороду! —Мистер Смит обернулся к миссис Форестер и вдруг взревел: — Господи прости, да он потешается над нами! В его-то годы старичье изображать?!

— Глух мой муж, Смит, а не я, — напомнила миссис Форестер. — Вы и прежде частенько путали.

— Голова моя садовая, — веселился мистер Смит, подмигивая Трой и хлопая полковника по спине. — С языка соскочило, как говорил мясник, отправляя полголовы в требуху.

— В дяде Берте погиб выдающийся комедиант, — обратился Хилари к Трой. — Он изъясняется вполне нормально, когда захочет. А сейчас ради дяди Прыга разыгрывает представление под названием "Ну разве я не малый хоть куда, каких поискать". Вам ведь всегда удается его завести, дядя Прыг, правда?

Мисс Тоттенхэм поймала взгляд Трой и тут же опустила веки.

— Правда? — восторженно переспросил полковник. — Правда, удается?

После чего мистер Смит решил, что приветствия чересчур затянулись, и все отправились в столовую пить чай. Трой почувствовала, что уютной непринужденности прежних чаепитий вдвоем с Хилари в зеленом будуаре у камина пришел конец. И правда, все держались скованно, отказ Крессиды исполнять обязанности хозяйки дома лишь усугубил общее смущение.

— Умоляю, дорогой, даже не проси меня возиться с чашками-блюдцами, — капризно изогнула губы Крессида. — От таких приколов меня просто тошнит, понимаешь? Я же тебе говорила, почему я против. Не мое амплуа, понимаешь?