— Любопытно, — протянул Хилари, оказавшись рядом с ней, — что означает сие выражение лица? Вопрос, между прочим, дерзкий, и вы, разумеется, можете не отвечать. — И прежде чем Трой успела открыть рот, продолжил: — Крессида очаровательна, вы так не думаете?

— Думаю, но не надо просить меня нарисовать ее.

— Я полагал, что мы договорились.

— Ничего хорошего не получится.

— Откуда вы знаете?

— Портрет не доставит ей никакого удовольствия.

— Или, возможно, слишком большое удовольствие, — предположил Хилари. — Опасного свойства.

Трой сочла за благо оставить тему.

— Что ж, — продолжал собеседник, — пусть все будет так, как должно быть. Я уже чувствую дыхание итальянского мазилы у себя за спиной. Еще шампанского? Ну разумеется. Катберт!

Хилари стоял рядом, подчеркнуто невозмутимый, и наблюдал за своей невестой, но Трой чувствовала, что мысленно он продолжает спор с ней.

За ужином Хилари усадил Крессиду на место хозяйки, и Трой подумала, как блистательно выглядит она во главе стола и с каким наслаждением Хилари, женившись, станет демонстрировать ее на иных приемах, более пышных, нежели нынешнее маленькое и довольно странное сборище. Словно оживший предмет из его богатейшей коллекции. От этой мысли Трой стало не по себе.

Видимо подогретая шампанским, Крессида была более красноречива, чем обычно. Они с Хилари затеяли шутливую перепалку двух влюбленных. Крессида начала поддразнивать жениха по поводу сверхвеликолепия Холбердса и, когда он надулся, подыгрывая ей, добавила:

— Не то чтобы мне это не нравилось, наоборот, я балдею от каждой мелочи. Кровь Тоттенхэмов закипает в моих жилах, будто... — Она умолкла и взглянула на миссис Форестер.

Та сидела сложив руки и, словно судья за кафедрой, пристально и сурово разглядывала Крессиду.

— А, ладно, — отмахнулась та. — Я обожаю все это.

Полковник Форестер вдруг провел по лицу старческой, со вздутыми венами, рукой.

— Дорогая! — воскликнул Хилари и поднял тост за Крессиду.

Мистер Берт Смит тоже немного размяк от шампанского. Они заговорили с Хилари о делах, и Трой подумала, что мистер Смит и в самом деле очень умен, а не только кажется таковым. Вовсе не удивительно, что он добился таких высот в бизнесе. И очень вероятно, что в автомобиле "Билл-Тасман и Смит" — так, кажется, называлась их фирма — он выступает в роли двигателя, а Хилари — изящного кузова и отделки.

Полковник Форестер с детским любопытством прислушивался к разговору сильных мира сего. Он сидел рядом с Трой, с самого начала предложив "стать ее кавалером", что Трой нашла очень трогательным.

— Вы понимаете, о чем они говорят? — спросил полковник заговорщицким тоном. Слуховой аппарат был при нем.

— Не очень. В бизнесе я полная идиотка, — пробормотала Трой, чем привела полковника в неописуемый восторг.

— И я тоже! Знаете ли? Я тоже! Но мы должны притворяться, что понимаем, не так ли?

— Я даже не пытаюсь. Отключаюсь сразу.

— Но они такие умные. Какая работа мысли, знаете ли! — прошептал полковник, изумленно поднимая брови. — Потрясающе! У-у! Вы не согласны?

Трой кивнула, и полковник, хитро поглядывая на нее, прикусил губу и пожал плечами.

— Мы не должны показывать, что ничего не смыслим, — сказал он.

"Вот так он, наверное, разговаривал с благовоспитанными барышнями, когда ходил в лейтенантах полсотни лет тому назад, — подумала Трой. — Веселый и разудалый кружился под "Вальс судьбы" и украдкой проскальзывал в оранжерею для трепетных объяснений. Наставницы девиц наверняка считали его достойной партией. А не на полковом ли балу, на балконе, сделал он предложение тете Трах? Но какой, черт побери, была тетя Трах в юные годы? — спросила себя Трой и не смогла ответить. — Неужели вертихвосткой? Или скорее безупречной девицей? А может быть, милой резвушкой?"

— ...вот я и сказал ему: "Помилосердствуй, приятель. Что б ты ни болтал, меня на мякине не проведешь! Редкая и достойная коллекция! Как же! Расскажи своему дедушке. Куча сгнившего барахла, вот что такое твоя коллекция!"

— Не сомневаюсь, вы были правы, дядя Берт, — подытожил Хилари, закрывая тему и поворачиваясь к своей тетке. — Что за прелестная бомбочка на вас, дорогая тетушка. Кажется, я ее раньше не видел.

— Серебряная свадьба, — ответила миссис Форестер. — Подарок твоего дяди. Я не часто ее достаю.

Речь шла о крупной бриллиантовой брошке, довольно небрежно приколотой к черному кардигану, надетому поверх коричневого атласного платья. На шее миссис Форестер болталась нитка жемчуга, а на пальцах прибавилось перстней.

Мистер Смит, позабыв на время об управлении финансами, уставился на миссис Форестер.

— Все на себя нацепили? — спросил он. — Красота! А скажите-ка, вы по-прежнему таскаете за собой ваши пожитки? Правду говорят? В консервной банке, да?

— Не при слугах, — ответила по-французски миссис Форестер.

— Думаете, у них ушки на макушке?

— Нет, честноеслово, тетя Тру, — вмешался Хилари, бросив встревоженный взгляд на Катберта, стоявшего у буфета спиной к столу.

— Хилари, — позвала Крессида, — я как раз вспомнила.

— О чем, радость моя? — с опаской спросил Хилари.

— Да так, ерунда. Я просто хотела узнать о завтрашнем дне. Праздник. Елка. Соберемся в гостиной, да? Как все будет происходить? Ну ты знаешь, постановка, режиссура и все такое.

Впервые на памяти Трой Крессида по-хозяйски заинтересовалась положением дел в Холбердсе, чем чрезвычайно обрадовала Хилари. Он пустился в длинные объяснения. Бубенчики, магнитофонная запись, появление через стеклянную дверь полковника Форестера в облачении Друида. Ветвь для поцелуев. Елка. Порядок проведения церемонии. Полковник Форестер слушал племянника с живейшим удовольствием.

Обсуждение предстоящего праздника затянулось до конца ужина. Крессида, продолжавшая с немалым апломбом играть роль хозяйки, вывела дам из-за стола, сумев опередить миссис Форестер. Пока та готовилась встать, Крессида склонилась к ней и произнесла с обворожительной улыбкой:

— Не пора ли нам, тетя Тру?

Трой заподозрила, что она впервые столь ласково обратилась к своей будущей родственнице. Миссис Форестер была явно ошарашена.

— Я и сама собиралась, — пробормотала она, торопливо поднялась и двинулась к выходу. Ее муж вскочил из-за стола и распахнул для дам двери.

— Мы не засидимся за портвейном, — сообщил он, переводя взгляд с жены на Трой. — Хилари сказал, что еще многое надо сделать. Елку, ветвь для поцелуев и прочее. Обожаю предпраздничную суету, а вы? — спросил он Трой.

Войдя в гостиную, дамы застали там Винсента, Найджела и румяного как яблочко мальчика с кухни. Они как раз втаскивали через застекленную дверь стройную рождественскую елку, припорошенную снегом. Дерево воткнули в зеленую бочку и водрузили на тележку с колесиками, скользившими по самодельным рельсам-дощечкам. В дальнем углу комнаты великолепный ковер был застелен зеленой парусиной, туда и вкатили елку, поставив строго по центру.

Вместе с елкой в комнату ворвалось дыхание зимы. Крессида громко выразила протест. Слуга закрыли дверь и удалились, оставив рядом с елкой стремянку и большущую коробку с украшениями.

На огромную люстру кто-то — возможно, Найджел — подвесил традиционную ветвь для поцелуев — сооружение в виде колокола из омелы и остролиста, утыканное пунцовыми свечками. К нему также прицепили пунцовые яблоки, болтавшиеся на мишуре. Комната наполнилась густым смолистым ароматом.

Трой обожала рождественские торжества не меньше полковника Форестера. Она подумала, что вечер был бы спасен, если бы они скоротали его за совместными приготовлениями к празднику. Миссис Форестер с благожелательной строгостью оглядела елку и объявила, что с ней все в порядке.

— Тут есть рождественские ясли, — сказала она. — Я позаботилась, чтобы они были. Купила их, когда Хилари был еще нечестивцем семи лет от роду. Он и сейчас нечестивец, но вытаскивает ясли, чтобы сделать мне приятное. Хотя как он умудряется совмещать их с языческой бородой Рода и этим безобразием на люстре, одному ему ведомо. Правда, завтра будет служба. В пол-одиннадцатого в часовне. Он говорил вам?