Гости тихонько загудели, обсуждая красоту, стать и загадочность эльфийской принцессы и гадая, какая она под вуалью.

Барон Саразенский как хозяин бала сошел с возвышения навстречу гостям и учтиво пригласил Лидриэль открыть праздник. Гардарусу пришлось последовать примеру хозяина и пригласить прекрасную даму Бербегуэру.

— Павана! — объявил первый танец распорядитель.

Торжественный танец-шествие начался. Шелестели шелка, колыхались пышные бархатные юбки, сверкали драгоценности на пальцах, костюмах, головных уборах гостей. Среди буйства красок и форм тоненькая фигурка солнечной танцовщицы в светлом платье казалась чудесным неземным видением

Весь танец прекрасная дама Бербегуэра чарующе улыбалась тайному главе Серой гильдии. Он в ответ, как и принято, галантно, но несколько рассеянно растягивал губы в казенной улыбке. Гардаруса неотступно мучил вопрос, куда же подевались беглецы. Гарнизон Саразена в присутствии барона жизнью клялся, что в город они не въезжали. Завтра придется заново прочесать все дороги — улететь они не могли, где-то затаились.

— Имперские ассасины так молчаливы, — вздохнула прекрасная, хоть и не совсем молодая Бербегуэра, когда танец окончился и Гардарус повел даму к креслу для гостей.

— Только потому, что сражены вашей красотой, баронесса, — выкрутился Гардарус, целуя ручку в белой перчатке.

За первым танцем последовал второй. Двери, по общему желанию, оставили открытыми, чтобы не лишать гостей свежего воздуха. То одна, то другая группа выходила на площадку перед входом полюбоваться с парадной лестницы сгущающимся над городом сумраком. А гномы так и вовсе не пожелали возвращаться в Рыцарский зал до тех пор, пока не откроют доступ к угощению в Каминной комнате. Тратить время на всякие глупости вроде танцев они не желали.

Рету стоял за портьерой и не знал, как привлечь к себе внимание Гальванюса, мило беседующего с бароном.

Он не мог выбраться из-за портьеры, потому что теперь рядом с ней встала троица столичных дворян. Они громко и бесцеремонно, никого не стесняясь, обсуждали красоту местных дам. Подвергнув насмешкам почти всех красавиц, подробно разобрав их недостатки и нелепости, про баронессу Бербегуэру один выразился почти одобрительно: дама с перчинкой. А потом главный из троицы сказал уже тихо, чтобы никто, кроме его компаньонов, не слышал:

— Бее это хорошо, но что мы предъявим хозяину? В этой дыре пусто и тихо, никто слыхом не слыхивал ни о демонах, ни о мальчике. Может быть, они здесь появятся завтра, может быть, через неделю, но скорее всего никогда. А я не хочу здесь кормить клопов до старости. Мне после сегодняшнего бала душераздирающих воспоминаний хватит на всю жизнь.

— Такие девочки де Лали нравятся… — задумчиво сказал знаток женской красоты, разглядывая Лидриэль. — Свеженькая… Надо бы пригласить ее на танец, принцесса все-таки. Вдруг мне удастся проникнуть за вуаль!

— Пригласи, — согласился главный. — Я как-то танцевал с Амбриэль Верцидийской, у которой эльфы в роду, и скажу тебе — это было божественно. Эльфы и полукровки очень музыкальны, у них этого не отнять. А я займусь баронессой. Надо же придать огоньку этому тоскливому позорищу и надергать местных олухов за уши.

И он поспешил к распорядителю. А потом к музыкантам и долго что-то объяснял — в ход пошли и монеты, и угрозы. Добившись желаемого, он скромно замер рядом со своими спутниками.

Несколько растерянно распорядитель бала объявил:

— А теперь по просьбе наших столичных гостей — императорская гальярда.

Никто о таком чуде в Саразене и слыхом не слыхивал. Горожане переглядывались и либо отступали под прикрытие стен, либо шли подышать свежим воздухом — пустое пространство для танцев резко увеличилось.

Дама Бербегуэра, наклонившись к своей эльфийской родственнице, что-то мило шептала ей на ушко, не забывая улыбаться. Так же безмятежно улыбаясь, она приняла приглашение главного из троицы.

Лидриэль (получившая от Гальванюса пояснения, что это за гальярда такая особенная) тоже не волновалась. Но кроме двух пар, танцевать имперскую гальярду не решился никто.

Зазвучало вступление. Если павана была танцем-шествием, величественным и неторопливым, то гальярда отличалась стремительностью. Сорвавшись с места, пары понеслись по кругу, подпрыгивая самым причудливым образом.

Рету смотрел в щель портьеры — и сердце его бухало в такт ударам барабана. Солнечная танцовщица, казалось, летит по залу, не касаясь земли. Бриллиантовые туфельки ее сверкали тысячами огней, опаловый шелк платья мерцал и переливался.

Прекрасной даме Бербегуэре во всех ее пышных юбках, натянутых на корзинки, приходилось сложнее, чем юной эльфийке, но она мужественно скакала так, что зрители ахали. И улыбка ее с каждым прыжком становилась все медовее и медовее, а взгляд, устремленный на кавалера, поражал огненной страстью.

Рету понял, что замыслы столичных гостей блистательно провалились. И что прекрасную даму Бербегуэру нужно каким-то образом выманить из зала именно после этого танца. После таких скачек хоть кто имеет право удалиться на некоторое время, чтобы привести себя в порядок, хоть баронесса, хоть королева, хоть лошадь балаганная.

Случай помог ему: танец закончился, когда дама Бербегуэра со своим кавалером были неподалеку от ниши. Рету отодвинул портьеру и отчаянно замахал, показывая, что, мол, срочно сюда. Глаз у Гальванюса был зоркий, он заметил мальчишку и подмигнул.

— Даже странно, баронесса, что мы не виделись с вами на балах, — заметил разочарованный кавалер, ведя даму на место.

— Это не странно, а ужасно, ужасно несправедливо, — пылко произнесла баронесса, глядя на столичного гостя так, словно он был пирожным, а не мужчиной (и только что не облизываясь). — Мы с племянницей в этом сезоне думаем не пропустить ни одного бала. Бедной девочке нужно показать настоящий свет во всем его блеске — мы-то с вами понимаем в этом толк…

— О, я буду счастлив увидеть вас вновь, — равнодушно сказал кавалер. — Говорят, новый Император собирается вернуть в столицу утраченное веселье.

— Мы не будем ждать милостей от Императора, а вернем веселье собственными силами! — уверенно пообещала прекрасная дама Бербегуэра.

Эта реплика была крамольной, почти политической.

Столичный гость внимательно посмотрел на баронессу. Та сияла. Глаза ее блестели. Решив не забивать этим голову, гость раскланялся и пошел к своим.

Чарующе улыбнувшись Гардарусу и барону Саразенскому, прекрасная дама Бербегуэра произнесла:

— Прощу прощения, но я вынуждена вас покинуть на несколько мгновений. Чулочек нужно поправить…

И дама Бербегуэра, проплыв по залу павой, скрылась за портьерой.

— Щас сдохну, — прошептал Гальванюс, падая на подставленный Рету стул. — Если мне эта скотина, с которой я танцевал, в тихом месте попадется, я ему уши отгрызу. На ступнях живого места нет. И ведь я где-то видел одного из этой троицы, зуб даю.

— Вы, главное, туфли не снимайте, — посоветовал Рету. — Потом обратно надеть не сможете.

— А то я не знаю, — мрачно сказал Гальванюс — Ноги же распухли. Чего пришел? Случилось что?

— Пока нет, — честно ответил Рету. — Спиной повернитесь, Альберих велел вам клеймо сыром намазать.

— Так ты знаешь про клеймо?

— Альберих рассказал

— А сыр зачем?

— Сейчас увидите.

— Кругом безумцы, — проворчал Гальванюс, поворачиваясь спиной.

— Веер дайте, — попросил Рету, помня, как жаловался на ожог Альберих.

— Держи. И моли Всевышнего, чтобы сюда не заглянул никто.

Рету старательно, но не очень умело расстегнул прекрасной даме пару крючков на спинке, приспустил рубашку — клеймо над левой лопаткой чернело во всей красе, видное даже в полумраке ниши.

Портьеры качнулись — кто-то собирался здесь уединиться.

— Занято, — железным тоном сообщила прекрасная дама. — Тысячу извинений.

Незваных гостей как ветром сдуло.

Рету достал сыр, повозил им по спине прекрасной дамы.