— Что, простите?

— Законопроект в целом неплохой, — продолжала она, — но местами слишком откровенный. Чтобы получить необходимую поддержку, надо сделать его более обтекаемым.

Нет, нет и нет. Этот законопроект должен принести реальные изменения. Не очередная пустая попытка, которая, в конце концов, загнется от собственной бесполезности. Люди Брэмена должны это понять. Вспышка досады растопила остатки страха.

— На самом деле я считаю, что именно дерзость делает его привлекательным. Совершенно очевидно, что это одна из его целей, — заявила я.

— Именно это людям и не понравится. Не волнуйтесь, я слышала, вы у нас новичок. Есть вещи, которые вам еще предстоит узнать.

Я пялилась на нее, пока она прокладывала мышью путь среди каких-то файлов. Ей, наверное, тридцать два. Максимум — тридцать четыре. На мой взгляд, недостаточно для такого цинизма и покровительственного тона. Шерсть у меня на загривке встала дыбом.

— Возможно, его откровенность станет для людей глотком свежего воздуха. — Я старалась говорить спокойно, будто предлагала тему для обсуждения.

Натали фыркнула. В отличие от загадочно короткого смешка, фырканье прозвучало естественно.

— Вообще-то я серьезно! — уточнила я.

Теперь я злилась уже в открытую.

Натали одарила меня снисходительной улыбкой.

— Успокойтесь, все будет хорошо. Вы прекрасно поработали, просто немного грубовато. Мы отполируем ваш законопроект, прежде чем Брэмен сможет начать его продавать.

Я сопротивлялась страстному желанию повернуться и посмотреть на младенца, к которому она, должно быть, обращается. Неужели она говорит со мной?

О боже, да. Я начинала подозревать, что мы с Натали вряд ли подружимся. Несколько минут я обдумывала возможность того, что на самом деле она — злобный бабаробот или какой-то другой гнусный фантастический механизм, посланный, чтобы чинить помехи человеческой доброте. Пока она занималась компьютером, я разглядывала ее кабинет в поисках подтверждений своей теории.

Кроме нескольких отретушированных фотографий в безупречных рамках и новехонького плюшевого мишки в футболке с надписью «Не падай духом!» (встретившись с ним глазами, я мысленно упала и свернулась в тугой клубок) на столе у нее почти не было личных вещей. Если она все-таки человек, то, несомненно, из тех женщин, которые содержат рабочее место в чистоте и строгости — в отличие от меня.

Я напомнила себе, что она работает на сенатора, который вроде на нашей стороне, и что пока в опасности только формулировка, а не суть проекта, но меня все равно трясло от мерзости, сочившейся из Натали, даже когда она просто сидела и печатала.

— Ты уже замерзла? Похоже, я опоздал.

Голос Аарона немного успокоил меня. Я подняла глаза и увидела, что он протягивает мне трубочку шоколадного мороженого.

— Только попробуй сказать, что не мечтала о нем весь день. Не лишай меня чести утолить твой голод.

Даже сидя спиной к столу и лицом к Аарону, я почувствовала, как воздух вокруг Натали раскалился. Но я лишь обрадовалась возможности отвлечься.

Я улыбнулась и решила не говорить, что позавтракала «Клондайк-баром», и ему пришлось бы явиться ко мне домой в семь утра, чтобы накормить меня первым мороженым за день. Я покраснела, сообразив, как именно он мог оказаться в моей квартире в семь утра.

Раздраженный вздох Натали развеял мои грезы.

— Аарон, мы работаем.

Аарон подмигнул мне и повернулся к Натали.

— Я бы принес и тебе, но у них не было обезжиренного йогурта, а я знаю, что ничего другого ты не ешь.

Натали наверняка услышала это, но даже не шелохнулась, словно прикованная к монитору.

— Так держать, девушки, — Аарон махнул рукой и исчез в коридоре.

Натали, похоже, злилась. Я не против обезжиренных йогуртов; наоборот, я бы с радостью их полюбила. К тому же меня бесит, когда парни, палец о палец не ударяющие ради отличной фигуры, отпускают шуточки по поводу наших диет, но это особый случай. Аарон, возможно, станет моим женихом, а Натали мне совсем не нравится.

— Могу я чем-то помочь? — спросила я, облизывая мороженое.

Кажется, она вздрогнула.

— Знаете, может, я поработаю одна и потом отправлю вам черновик по электронной почте.

Это был не вопрос.

Я вернулась в Рассел-билдинг, обуреваемая самыми разными эмоциями. Когда я, задрав нос, шла мимо Ральфа к лифту, то уже решила, как поступить с Натали. Я подожду, пока она внесет свои изменения, а потом просто получу от Р.Г. разрешение отклонить их. Проблема решена.

Встреча с Аароном принесла мне куда больше счастья. Я помнила, что надо быть осторожной, но все равно весь день ухмылялась. А в шесть вечера получила от него электронное письмо с предложением повеселиться.

Я колебалась, но недолго. Глупо отвергать его лишь потому, что он работает на Брэмена. Неважно, что говорит Р.Г., я не позволю его паранойе диктовать мне, с кем можно встречаться, а с кем — нет. Я сама принимаю решения — и дам Аарону шанс. Я согласилась встретиться с ним в четверг вечером, поблагодарила всех своих богов и задумалась, можно ли за три дня обрести формы супермодели.

Полный вперед

Я встала на час раньше, чем обычно, чтобы сделать одно очень важное упражнение. Поскольку сегодня — тридцатая годовщина окончания съемок «Изгоняющего дьявола», я решила смотаться на угол Проспект и М-стрит и побегать по крутой внешней лестнице, прославившейся благодаря этому фильму. Сама я никогда не смотрела «Изгоняющего дьявола» и не собираюсь смотреть, потому что фильмы ужасов — не для меня и мои попытки закалить дух всегда заканчивались плачевно.

Когда соседки по комнате в колледже уговорили меня посмотреть «Сияние», я продержалась пятнадцать минут. К тому же мне пришлось распрощаться со свободой, потому что следующие три месяца я просто не могла оставаться одна. Намного позже до меня дошло, — а не в этом ли заключался их план?

Но я понимала, какое влияние на мировую культуру оказал «Изгоняющий дьявола», и считала, что годовщину его съемок нужно отметить. Кроме того, я надеялась, что, если несколько раз пробегу вверх-вниз по лестнице, это компенсирует недели далеко не здорового образа жизни и моментально вернет мне стройность.

Семьдесят пять ступенек — это очень много. По какой-то дьявольской причине, потея на лестнице, я вспоминала свои предыдущие романы. Большинство — неудачные. Серьезных было не так уж и много — только три продлились больше двух месяцев. Слава богу, что они все закончились, но меня мучила масса нерешенных вопросов.

Равно как и кошмарных мгновений. Во время второго захода на лестницу я со стыдом вспоминала телефонную охоту на Джейсона Шэмберса, симпатичного консультанта, с которым меня познакомила подруга матери, когда я только переехала в Вашингтон. Мы пообедали и договорились сходить на выходных в кино; воздух был полон любовных флюидов. Я не могла поверить в удачу: едва переехав в Вашингтон и никого в нем не зная, уже собираюсь на свидание с чертовски сексуальным аборигеном.

Он сказал, что позвонит в субботу утром. Но так и не позвонил. К шести вечера я решила, что единственно разумный план действий — начать звонить ему и бросать трубку, когда включится автоответчик. Когда он наконец позвонил в десять утра на следующий день, то сказал, что на его определителе — шестьдесят два звонка с моего номера, и спросил, все ли хорошо.

Нет, конечно, нет. Я сделала вид, что страшно удивилась и несколько ужасных минут размышляла вслух, в чем причина столь странного явления — возможно, дело в каком-нибудь замыкании? Я призналась, что звонила один раз, прежде чем выйти из дома, уточнить насчет кино, не более того. И уж никак не шестьдесят два раза — боже, он, наверное, подумал, что я рехнулась! Но теперь он знает, что свихнулась не я, а телефон, и... о ужас, вы посмотрите, сколько времени, мне правда пора бежать.

Он вежливо подыграл мне, и мы договорились сходить в кино в другой раз. Но он предложил мне самой позвонить ему, а я так задыхалась от стыда, что не нашла в себе сил хоть попытаться снова разжечь его интерес.