Кроме того, Гретхен не понимала, из-за чего весь этот шум. Ей тоже не нравится в новом доме. Зачем они только поехали в такое ужасное место?

— Гретхен, куда ты пропала? — позвала мама.

— Иду, иду, мама, минуточку, — ответила девочка и шагнула к лестнице.

Анна по-прежнему стояла, не двигаясь, не произнося ни слова. Помимо своей воли, зная, что это бесполезно, Гретхен обернулась.

— Анна, всё совсем не так уж плохо… — начала она.

— Тебя мама зовет, — перебила сестру Анна. — Ты бы лучше шла вниз. К тому же ты стоишь в моей комнате, а тебя сюда никто не приглашал.

— Ты… ты совершенно невыносима! — вырвалось у Гретхен, она повернулась и бросилась вниз.

— Папа, — услышала Анна голос сестры, — маме нужны полотенца.

Анна снова осталась одна. Она попятилась и осторожно села на краешек расшатанной койки. Девочка сидела совсем неподвижно, крепко обхватив себя руками.

Школа — через неделю начнётся школа.

Анна, конечно, знала об этом, должна была знать. Тем не менее, в суете последних недель, сборов и путешествия, она совершенно забыла о школе. Ей и в голову не приходило, что скоро придётся идти в школу в таком странном месте.

Дома, во Франкфурте, школа была сплошным кошмаром. Анна сидела в темноте и вспоминала фрау Шмидт. А теперь всё начнется сначала, только на этот раз будет ещё во сто раз хуже. В школе придётся говорить по-английски.

Когда мама, ища её, поднялась наверх, Анна по-прежнему сидела неподвижно.

— Анна Елизавета Зольтен, немедленно вставай и раздевайся, ванна готова. Что такое с тобой творится? — прикрикнула мама, ставя её на ноги. — К тому времени, как помоешься, постель будет готова. Давай, я тебе помогу.

— Я сама, — вырвалась Анна.

Мама уронила руки и вздохнула, затем нахмурилась: Анна двигалась слишком медленно.

— И говори по-английски, — внезапно потребовала она.

Может, мама тоже подумала о школе. Может, она боялась за Анну, свою "единственную немецкую детку".

— Не буду, — по-немецки ответила Анна. Голос её звучал хрипло.

Девочка отвернулась и принялась через голову стаскивать платье. Если мама что-то и сказала, она не слышала.

Глава 8

Открытие доктора Шумахера

Приёмная доктора Шумахера явно нуждалась в ремонте. Комната была полна народа, папе, Руди и Фрицу пришлось стоять у стенки, потому что сесть было уже негде. Наконец настала их очередь.

— Отлично, — улыбнулся доктор, — кто первый?

Руди шагнул вперед. Мама рванулась, чтобы идти вместе с ним, но мальчик нахмурился.

— Я же не младенец какой-то, — пробормотал он.

— Пусть идёт сам, Клара, — сказал папа. — Иди, Руди.

Папа сел на освободившееся место рядом с женой, а Анну посадил на колени.

— Это совсем не страшно, — шепнул он дочери. — Подожди, сама увидишь.

Мама, похоже, не верила его словам. Она водила детей к врачу, только если они заболевали. У Гретхен в три года случились проблемы с гландами. У Фрица болели уши. Руди сломал руку, свалившись с дерева, на которое ему запрещено было лазить. Но обычно мама не хуже доктора знала, что делать. У неё были собственные лекарства для простуженного горла и ободранных коленей, болей в животе и даже кори. Они все переболели прямо перед тем, как ехать в Канаду, но мама была ужасно занята, ей было не до того, чтобы ещё о чем-то беспокоиться. А вдруг теперь доктор обнаружит у кого-нибудь из детей ужасную болезнь?

— Не доверяю я этим иностранным докторам, — бормотала она.

— Клара, мы теперь сами иностранцы! — напомнил ей папа, он говорил тихо, но не потрудился перейти на шёпот. — Кроме того, Франц Шумахер — такой же немец, как и ты.

Мама покачала головой, но Руди уже стоял перед ними.

— Первый здоров! — объявил доктор. — Ты следующая, Гретхен?

На этот раз мама даже и не пыталась подняться и только провожала дочь глазами, покуда за той не закрылась дверь кабинета.

— Тебе не кажется, что Гретель какая-то бледненькая? — спросила она папу.

Эрнст Зольтен расхохотался, да так, что смех целиком наполнил комнату.

— Гретхен бледненькая! Да у неё щёки всегда как розы, ты сама прекрасно знаешь!

Анна прижалась к папе и тоже рассмеялась. Трудно было даже представить себе Гретхен бледненькой.

— На пароходе она была зелёненькой!

— Ну, Анна, как нетактично с твоей стороны, — отозвался папа. — Ты одна у нас оказалась нечувствительной…

Мама сердито шикнула на них обоих.

Папа снова хихикнул и ещё сильнее обнял Анну.

Гретхен вернулась, щёки розовее прежнего. Фрида вошла в кабинет и вернулась. Фриц оставался там чуть-чуть дольше.

— Что-то, наверно, не в порядке с Фрицем… — начала мама, широко раскрыв глаза от ужаса.

— Он мне разрешил послушать моё собственное сердце, — похвастался Фриц, выскакивая обратно в приёмную.

— Отменное у вас семейство, — пророкотал доктор, протягивая руку Анне. Она соскользнула с папиных колен и вложила ладошку в руку доктора. Папа улыбнулся. Вот и ещё кто-то догадался, как завоевать доверие Анны!

Когда они скрылись в кабинете, мама с облегчением вздохнула.

— Говорил я тебе, — поддразнил её папа.

Мама кивнула, оставалась одна Анна, а Анна никогда в жизни ничем не болела.

— Хотел бы я послушать, как ты читаешь буквы, — обратился доктор к младшей из Зольтенов.

Анна замерла. Чтение! Она же не может…

Девочка посмотрела туда, куда он указывал. Ничего страшного, там только одна буква. Это нетрудно! Она же знает названия букв.

— Это "Е".

— Ну, а теперь следующую строчку, — попросил доктор.

Анна нахмурилась. Да, там былидругие буквы. Если сощурить глаза, можно их разглядеть, только они вроде маленьких жучков с лапками.

— Они слишком маленькие, чтобы их прочесть, — объяснила она.

Через десять минут, во всем убедившись, доктор вышел с девочкой обратно в приемную.

— Вы знаете, что этот ребенок практически ничего не видит? — строго спросил он.

Ответ был написал на растерянных лицах Эрнста и Клары. Ему стало их жаль, и он постарался говорить помягче, хотя очень на них сердился из-за Анны.

— Вернее, почти ничего не видит, — поправился он.

Мама бросилась к Анне. Если бы только девочка знала, что сейчас для мамы существует только она одна, она, которая, наконец, и в самом деле "мамина дорогая детка". Но Анна об этом даже и не догадывалась. Она вырвалась из жарких маминых объятий и отодвинулась в сторону.

— Конечно же, она всё видит, — Клара Зольтен отвернулась от Анны и взглянула на доктора-иностранца, которому с самого начала нечего было доверять. — Что вы имеете в виду? Просто смешно такое слышать.

Доктор переводил взгляд с одного на другого.

— У неё очень, очень слабое зрение. Ей необходимо носить очки. Анне, вероятно, надо было их надеть ещё два-три года тому назад. Но прежде, чем что-нибудь делать, надо показаться окулисту… глазному врачу.

Тут уж мама не пустила Анну одну. Все остальные ждали в приёмной у доктора Шумахера, а Анна пошла на второй этаж в кабинет доктора Мильтона. Мама недовольно нахмурилась, услышав его имя, но была уже так напугана, что протестовать побоялась.

Для Анны всё было каким-то кошмаром. Ей опять пришлось читать буквы на плакате в дальнем углу комнаты. Снова она могла разглядеть только большую букву «Е». Новый доктор посветил ей в глаза ярким фонариком. Он заставил её глядеть через разные стёклышки. И тут вдруг стали появляться остальные буквы.

— "Ф"… «Р»… — читала Анна хрипло. — «Т»… «О»… «З», кажется…

— Теперь эти, — попросил доктор Мильтон, указывая на следующий ряд букв, но те опять были слишком маленькими.

Доктор прищёлкнул языком. Он стал быстро-быстро говорить по-английски. Мама вскинула руки и затараторила в ответ по-немецки. Доктор Мильтон отвёл их назад к доктору Шумахеру, и два доктора принялись о чём-то разговаривать. Зольтены в тревоге ждали. Анна сидела угрюмая, привычно обиженная и колючая. Она пыталась представить себе, что её тут нет. Только это не получалось.