— Кто знает? Может, работе жертвуешь не меньше, чем мужчине.

— Дорогая, ты, наверное, права, — согласилась Верити, заканчивая колдовать с компрессом. — Ну вот. Держи ногу повыше, пусть впитается.

— Спасибо. А что вы использовали для компресса?

— Окопник, — сказала Верити, — а можно лаванду. — Она хлопнула Лейн по ноге. — По крайней мере, меня радует его желание постоянства в жизни. Я уже стала терять надежду. В самом деле, брак больше нужен мужчинам, чем женщинам.

Лейн коснулась ее руки.

— Только не думайте, что я не люблю его. Меня пугает ответственность.

— Что именно, Ханна или остальное?

— Остальное.

— Ну что я могу сказать по этому поводу? В таком деле, как кино, кумиры не вечны. Он не становится моложе. Ну еще лет пять... а то и меньше, и он станет прошлогодним снегом.

Разделалась она с ним круто, но Лейн импонировал ее реалистический взгляд на вещи. Верити помолчала и добавила:

— Чем скорее появятся новые кумиры, тем лучше для Фергюса. Тогда он мог бы заняться чем-нибудь более серьезным.

Лейн сочла своим долгом высказаться.

— Думаю, что смог бы.

После споров, кому где спать, Лейн удалилась в спальню Фергюса, проведя до этого час с Ханной, которая показывала ей игрушки, кассеты и обои в своей комнате. Пришлось вмешаться Фергюсу, который предложил Ханне почитать.

Почувствовав, насколько она устала, Лейн блаженно вытянулась на постели Фергюса. Верити постелила им розовое белье. На подоконнике стояла ваза с цветами, источавшими сладкий аромат. Приятный ночной ветерок залетал в открытое окно и шевелил занавески. И когда Фергюс забрался в постель и придвинулся, она почувствовала себя уютно, как дома.

— Тебе хорошо? — нежно спросил он.

— Да. А тебе?

— Хорошо, как никогда.

Лейн прижалась к нему.

— Я люблю тебя.

Пожалуй, в доме его матери, считала Лейн, им было бы приличней предаться сну, но Фергюс нежно накрыл ее своим телом и начал целовать медленно и последовательно. Начав с лица и шеи, он обозначил полукружья груди и ниже, ниже... Он готовил ее с таким тщанием и так долго, что не было желания двигаться, и это совпадало с его желанием. Но наступил момент, и они слились в объятии на волне безумной страсти, которая, схлынув, оставила их без сил пребывать в сладостном дурмане, перешедшем в глубокий сон.

Когда рано утром Ханна вбежала к ним с явным намерением присоединиться, они проснулись голые и смущенные. Фергюс отослал ее под благовидным предлогом, и, как только девочка вышла, они вылетели из постели и судорожно искали, чем бы прикрыться. Вернувшаяся Ханна увидела, что они заходятся от смеха в постели, и потребовала, чтобы ей рассказали, над чем смеются. Фергюс пообещал, что расскажет Лейн. Тогда Лейн ударила его подушкой. Фергюс ответил тем же. Охваченная настроением всеобщего буйства, Ханна прыгнула к ним, чтобы принять активное участие.

Дни катились за днями. Щиколотка Лейн приходила в норму. Она стала замечать, как постепенно крепнут узы между ней и главными женщинами в жизни Фергюса. Каждую ночь любовные объятия Фергюса убеждали ее в том, что она желанна. К работе Лейн не притрагивалась и даже не вспоминала о ней.

Как-то из разговора с Верити она с изумлением узнала о звонке Фергюса из Греции, когда он сообщил матери, что влюбился с первого взгляда. Верити посоветовала ему вести себя с учетом собственного возраста, но по истечении шести недель он всерьез задумался о разводе.

— Шесть лет мучений с этой женщиной, и вот впервые он заговорил о разводе. — Верити прижала ладони к груди. — Я подумала: «Слава богу... наконец-то у этого дурака появились проблески здравого смысла!» Конечно, ему вообще не следовало жениться на ней.

— Должно быть, он надеялся, что со временем она станет настоящей матерью Ханне.

Верити открыла духовку и проверила жаркое. Потом покачала головой.

— В глубине души он всегда знал... что эта женщина — ходячее несчастье. Да, он надеялся, что Ханна сможет вернуть мать к нормальной жизни.

— Как это, наверно, было ужасно! — Лейн почувствовала сострадание к матери Фергюса. — Вздохнуть свободно, как и прежде, вам некогда. Вырастив своих детей, вы снова оказались с маленьким ребенком на руках.

— Ну, с собаками больше хлопот, чем с Ханной, хотя признаюсь, временами это заставляет меня чувствовать себя старше своего возраста. Были у Фергюса и другие планы в отношении Ханны, но... я полагаю, семью ребенку ничто не заметит. Кто знает, в каких руках она могла бы оказаться. — Верити убавила огонь под картошкой. — Лейн, приготовишь пюре? А я пойду поищу Фергюса. Пусть хоть мясо нарежет, а то совсем не помогает.

К четвергу Лейн окончательно поправилась и пошла вместе с Фергюсом и Ханной на прогулку вдоль морского берега, на котором возвышался Бамбергский замок. Погода стояла ясная. Сняв обувь, они шлепали по мокрому песку у кромки воды. Лейн, почувствовав под ногами холодный песок, догадалась, что вода ледяная, и снова обулась.

— Она мерзлячка, — сказал Фергюс Ханне.

Пройдя еще немного, они присели на песок, и Ханна начала рыть руками колодец.

— Знаешь, — сказала Лейн Фергюсу, — здесь, на родной земле, ты мог бы сыграть кого-нибудь из великих шекспировских образов. Чудесное место для натурных съемок.

Склонившись над колодцем Ханны, Фергюс помогал ей выгребать песок.

— Почему обязательно Шекспир? Давай напишем что-нибудь новое, только без трагических вывертов. Можно было бы использовать замок, который не внушал бы ужаса, со всякими Гамлетами и Гудами.

— Гуд?

— Робин.

— Почему? — Лейн посмеивалась. — Потому что все равно придется надевать трико?

Фергюс искоса посмотрел на нее.

— Не стоит тебе слушать мою мать. Она специализировалась на латыни и древнегреческом, отсюда ее тяга к старинной атрибутике... в трико и без трико.

Лейн встала с песка. Легко дышалось. Ветер Северного моря наполнил грудь. Отдых пошел на пользу и ей и Фергюсу. Глядя сейчас на него, трудно было ошибиться и принять за Джозефа Леннокса придуманного ею героя. Теперь она поняла, что больше не любит идола.

Фергюс сидел на корточках, заглядывая в вырытую с Ханной яму. Не в силах удержаться, Лейн подкралась к нему сзади. Легкий толчок более крепкой ногой в зад — и Фергюс свалился вниз, вызвав обвал песочных стен. Несколько секунд Лейн, стоя над ним, хохотала. Ханна веселилась вместе с ней.

— Ленни дала тебе пинка по попе! Вылезай из моей ямы!

Фергюс лежал на спине, медленными движениями смахивая песок с лица. Что-то в его взгляде, несмотря на веселость, заставило Лейн прекратить смех.

— Извини, не смогла удержаться!

Не сводя с нее взгляда, он спросил Ханну:

— Ты сказала «дала пинка»?

— Ага!

— О господи! — воскликнул он.

— Э-э-э... — только и выдавила из себя Лейн, видя, как быстро он выбирается из ямы.

Она ретировалась и побежала по пляжу с той скоростью, какую позволяла травмированная нога. Сзади визжала от возбуждения Ханна. Соревноваться с Фергюсом не имело смысла. Она уже выбилась из сил, когда он догнал ее. Лейн съежилась, понимая, что будут бить. На ее плечо легла рука.

— Лейн, Ханна сказала, что ты дала мне пинка.

Она выпрямилась, решилась посмотреть ему в глаза и отрицательно замотала головой.

— Нет, я едва дотронулась до тебя. Честно! Мне кажется, ты сам соскользнул вниз.

Вспомнив эту картину, Лейн невольно улыбнулась и прикрыла ладонью рот, чтобы скрыть улыбку.

Видимо, Фергюс решил, что это последняя капля. Он подхватил ее на руки и понес к морю. Догадавшись, что он намерен выполнить свою угрозу, Лейн повела себя по-другому.

— Что ты собираешься сделать, Фергюс?

— А как ты думаешь?

— Нет, Фергюс, там холодно.

— Обещания надо выполнять, — ответил он.

— Нет, пожалуйста, прости меня.

Вода доходила ему до колен и уже намочила край ее юбки. Лейн поняла, что это не шутка.

— Ты же видишь, что я раскаиваюсь.