Можно! Только командующим должен быть такой сверхволевой, умеющий учить солдата человек, в этом отношении даже гениальный, генерал-майор Николай Берзарин.
К концу августа конфигурация Северо-Западного фронта определилась оборонительными позициями по Ильменю и реке Ловать. Западнее от Москвы выявились бреши. С северо-запада сняли 312-ю дивизию, прибывшую с Южного Урала, и поставили ее на оборонительных рубежах в районе Малоярославца. Почему я называю именно эту дивизию? Потому что в гаубичном артполку дивизии служил мой родной старший брат. Его батарея сражалась на Варшавском шоссе, а мой брат старший сержант А. Е. Скоробогатов со своей гаубицей, отбиваясь от наседавших фашистов, был раздавлен танками. Сдвинули с места 248-ю стрелковую дивизию, которой командовал Кароль Сверчевский, генерал, герой боев под Мадридом. Полки 312-й, 248-й дивизий и многих других соединений легли костьми на подмосковных полях. Нашему командованию приходилось маневрировать резервами.
Чтобы закрыть бреши в позициях, руководство Северо-Западного фронта, представитель главного командования маршал Клим Ворошилов направили к реке Шклонь 48-ю армию. Рядом, на своем участке командующий 27-й армией генерал Берзарин, контратакуя, отбил натиск врага. Он получил приказ — прикрыть город Холм. Выполняя приказ, Берзарин, оставив заслоны, передвинул свои основные силы к этому городу — районному центру Новгородской области. Здесь спешно стали строить дерево-земляные огневые точки, рыть траншеи, минировать подходы к занятым рубежам. На землю древнего, известного с XI века Холмского погоста обрушились огонь и металл немецкого 56-го моторизованного корпуса и других соединений 16-й армии противника.
Панцирные силы и мотопехота вермахта, в условиях значительного перевеса в живой силе и технике, прорвали оборону 27-й армии. В прорыв двинулись танки и пехота врага и, преодолев около сотни километров, дошли до озера Селигер. Фронтальными ударами и атакой по открытым флангам Берзарин остановил дальнейшее продвижение врага.
В этом районе возник Демянский плацдарм, который фашисты, несмотря на решительные действия войск Северо-Западного фронта, сумели удержать.
Здесь, на границе с Литвой, в полуокружении, вели бой 33-я стрелковая дивизия, ее 82-й и 73-й стрелковые полки. Они устояли, потеряв более половины людей. В полках оставалось всего три или четыре станковых пулемета, 40–45 ручных пулеметов и 20–25 автоматов. Потеряны были зенитные установки и полевые пушки, командование фронта сочло, что во всех неудачах полков повинен командир дивизии генерал-майор К. А. Железников. Его отстранили от должности комдива и отправили рядовым в 27-ю армию. Генерал Железников появился на командном пункте Берзарина в солдатской шинели, с костылем и карабином. Николай Эрастович услышал от него, что он хотел бы идти в роту рядовым пехотинцем. В санчасти Железникову перевязали травмированную осколком ногу, он пришел в себя. Николай Эрастович побеседовал с генералом, послал его в полк, где офицеров почти не осталось, а старшим был помначштаба, старший лейтенант. Генерал со своим полком выполнил ряд сложных боевых заданий командарма. После этого Берзарин переговорил с Ворошиловым.
Командарм дал высокую оценку работе генерала Железникова. Ворошилов распорядился назначить генерала Железникова командиром дивизии ополчения, которая действовала возле озера Селигер. На этом участке оборона наших войск стабилизировалась.
Здесь у Николая Эрастовича произошла интересная встреча со своим подчиненным по боям на озере Хасан. Отправляясь на учебу на курсы «Выстрел», навестил командарма Анатолий Крылов. И командарм Берзарин, и разведчик Крылов за Хасан получили ордена Красного Знамени. Крылов возглавлял отделение в штабе 2-й ударной армии и отправлялся в Москву. Это было кстати — Николай Эрастович давненько не писал семье в Москву. А теперь вот — оказия! Какое счастье… Повезло.
До декабря 1941 года общевойсковая армия генерал-майора Берзарина стояла насмерть. Берзарина почему-то очень взволновала встреча с сослуживцем по Дальнему Востоку, с Анатолием Крыловым. Берзарину стало казаться, что он видит вокруг знакомую картину. Такие же полевые телефоны в землянке, такие же провода висели на ветках деревьев, так же были замаскированы в кустарнике минометы… Сосняк, ельник, жидкие березки…
А ведь три года с тех пор пролетело! Эта лесисто-болотистая местность так похожа на дальневосточный, приморский пейзаж. Озерные берега, болота… Проезжал Николай Эрастович как-то по дороге у подошвы горы Ореховной, у северной оконечности Селигера. Ореховна поднимается на 300 метров над уровнем моря — наивысшая точка Валдая. Такая же, как сопки Заозерная и Безымянная в Приморье. И порой Николаю Эрастовичу стало казаться, что перерыв между теми боями и нынешними — сновидение. А реальность — вот она, в этих траншеях, сырых, угнетающих. И воды озер Велье и Селигер того же бирюзового цвета, что и в озере Хасан, и сосняк, осинник — те же. Во вражеских окопах тогда слышалось «банзай!», а теперь «шнель!».
Анатолий Крылов перед своим отъездом на учебу подарил командарму сумку с некоторыми бумагами, добытыми его разведчиками у фрицев. Он сказал, что эта сумка взята чуть ли не в штабной машине командира немецкого мехкорпуса, генерала артиллерии Вальтера фон Зейдлица. Берзарин выбрал время и просмотрел бумаги, подаренные Крыловым.
Автор — историограф корпуса, которым командует Зейдлиц. Он, подполковник Ликфельд, бывший генштабист, сотрудник отдела «Иностранные армии — Восток», сочинил трактат, в котором оказались его весьма любопытные рассуждения о миссии Германии, о русской нации. Эсэсовцев Ликфельд считает авангардом победоносной германской расы, начинающей свой «Дранг нах Остен» через болота и степи большевистской Московии. По его мнению, наступило начало нового великого переселения народов германского племени. Русские для Ликфельда — сибиряки, ордынцы, монголы, камчадалы, чукчи. Историограф рассуждает:
«Житель Востока многим отличается от жителя Запада. Он лучше переносит лишения, поражает одинаково невозмутимое отношение как к жизни, так и к смерти.
Его образ жизни очень прост, даже примитивен, по сравнению с нашими стандартами. Жители Востока придают мало значения тому, что они едят и во что одеваются. Просто удивительно, как долго могут они существовать на том, что для европейца означало бы голодную смерть. Жара и холод почти не действуют на жителя Востока. Зимой они защищают себя от сильной стужи всем, что только попадается под руку. Он мастер на выдумку. Чтобы обогреться, он не нуждается в сложных сооружениях и оборудовании. Женщины работают так же, как мужчины.
Русский, проживающий за Уралом, называет себя “сибиряк”.
Особенность сибиряка та, что он может передвигаться и ночью, в туман, через леса и болота. Он не боится темноты, бескрайних лесов. Он не боится холода — ему не в диковинку зимы, когда температура падает до минус сорок пять по Цельсию.
Живущий за Уралом человек, которого частично или даже полностью можно считать азиатом, еще выносливее, еще сильнее и обладает значительно большей сопротивляемостью, чем его европейский соотечественник. Для нас, привыкших к небольшим территориям, расстояния на Востоке кажутся бесконечными. Ужас еще усиливается меланхолическим, монотонным характером российского ландшафта, который действует угнетающе, особенно мрачной осенью и томительно долгой зимой.
Сибиряки мастерски и очень быстро строят фортификационные сооружения и оборонительные позиции. Русский, то есть сибиряк, ордынец, монгол, предпочитает рукопашную схватку. Его физические потребности невелики, но способность, не дрогнув, выносить лишения вызывает истинное удивление.
Крах разведывательной сети Германии перед войной не позволил нам достать топографической карты даже Центральной России, так как русские держали их под большим секретом. Те карты, которыми мы располагали, были неправильными и вводили нас в заблуждение».