Два последних из семи Крестовых походов были предприняты королем Франции Людовиком Девятым, утратившим свою свободу в Египте и лишившимся жизни на берегах Африки. Через двадцать восемь лет после его смерти, его причислили в Риме к лику святых и в подкрепление прав этого царственного святого тотчас открыли шестьдесят пять чудес, совершение которых было формально удостоверено. Ему делает еще более чести голос истории, который признает, что Людовик соединял в себе добродетели короля, героя и человека, что его храбрость умерялась любовью к справедливости и в частной и в общественной жизни и что он был отцом для своего народа, другом для своих соседей и ужасом для неверующих. Только от пагубного влияния суеверия извратились и его ум и его сердце; его благочестие довело его до того, что он стал восхищаться нищенствующими монахами св. Франциска и св. Доминика и стал подражать им; он преследовал врагов религии с слепым и безжалостным рвением, и лучший из королей дважды сходил со своего трона для того, чтобы играть роль странствующего рыцаря. Если бы его история была написана монахом, в ней превозносились бы самые дурные стороны его характера, но благородный и честный Жуанвиль, пользовавшийся дружбой своего государя и разделявший его плен, обрисовал безыскусственным пером и добродетели и слабости Людовика. Сообщаемые им интимные подробности возбуждают в нас подозрение, что Людовик руководствовался таким же намерением обессилить своих вассалов, в каком так часто обвиняли других монархов, поощрявших Крестовые походы. Людовик Девятый успешнее всех других средневековых монархов старался восстановить прерогативы короны, но все, что он приобрел и для себя и для своего потомства, было приобретено не на востоке, а внутри его собственных владений; данный им обет был вызван энтузиазмом и болезнью и если он задумал его благочестивое безрассудство, за то он же сделался и его жертвой. Для вторжения в Египет он истощил и военные силы Франции и ее сокровища; он покрыл окружающее Кипр море тысячью восемьюстами парусными судами; его армия, по самым умеренным расчетам, достигла пятидесяти тысяч человек и если можно верить его собственному свидетельству в том виде, как оно передано нам восточным тщеславием, он высадился с девятью тысячами пятьюстами всадниками и ста тридцатью тысячами пехотинцами, совершившими свое благочестивое странствование под сенью его могущества.
Людовик прежде всех выскочил на берег в полном вооружении и с развевающейся перед ним хоругвью, а сильно укрепленная Дамиетта, которую его предшественники осаждали в течение шестнадцати месяцев, была покинута испуганными мусульманами при первом приступе. Но Дамиетта была первым его завоеванием и последним; и в пятом и в шестом Крестовых походах одинаковые бедствия были вызваны одинаковыми причинами и разразились на одном и том же месте. После пагубной отсрочки, во время которой в лагере возникла эпидемическая болезнь, франки двинулись от морского берега к столице Египта и напрягли все свои усилия, чтобы перейти через преждевременно разлившиеся воды Нила, которые заграждали им путь. На глазах у своего неустрашимого монарха французские бароны и рыцари выказали свое полное презрение к опасностям и к дисциплине; его брат граф д’Артуа, увлекшись опрометчивою храбростью, взял приступом город Массуру, и голуби-гонцы уведомили жителей Каира, что все потеряно. Но один солдат, впоследствии захвативший в свои руки скипетр, собрал спасавшиеся бегством войска; главные силы христиан далеко отстали от своего авангарда; Артуа был не в состоянии бороться с превосходными силами неприятеля и был убит. Французов беспрестанно обливали греческим огнем; на Ниле господствовали египетские галеры, в поле господствовали арабы; подвоз провианта прекратился; болезни и голод усиливались с каждым днем, и в то время, как отступление было признано необходимым, оно уже было невозможно. Восточные писатели признают, что Людовик мог бы спастись бегством, если бы решился покинуть своих подданных; он был взят в плен вместе с большей частью своих дворян; все те, которые не были в состоянии спастись от смерти службой или уплатой выкупа, были безжалостно умерщвлены, и городские стены Каира украсились развешанными на них головами христиан.
Короля Франции заковали в цепи; но великодушный победитель, который был внуком Саладинова брата, прислал своему царственному пленнику почетное одеяние и Людовик купил свою свободу и свободу своих солдат очищением Дамиетты и уплатой выкупа в четыреста тысяч золотых монет. Потомки боевых товарищей Нуреддина и Саладина, изнежившиеся от прекрасного климата и от роскоши, не были в состоянии бороться с цветом европейского рыцарства; они были обязаны победой своим рабам или Мамелюкам; эти отважные татарские уроженцы покупались у сирийских купцов в нежном возрасте и затем воспитывались в лагере и в султанском дворце. Но Египет скоро представил новый пример того, как опасны отряды преторианцев: после того как ярость этих свирепых животных была направлена против чужеземцев, она обрушилась на их благодетеля. Возгордившиеся своей победой Мамелюки умертвили Тураншаха, который был последним представителем своего рода, а самые смелые из убийц проникли в комнату пленного короля с обнаженными палашами и с руками еще запачканными в крови их султана. Своей твердостью Людовик внушил им уважение; их корыстолюбие взяло верх над их жестокосердием и религиозным рвением; переговоры привели к заключению мирного договора и королю Франции было дозволено отплыть в Палестину вместе с остатками его армии. Людовик провел четыре года в городе Акре, не будучи в состоянии проникнуть в Иерусалим и не желая возвращаться домой без всякой славы для своего отечества.
После шестнадцатилетнего благоразумия и отдыха, воспоминание о понесенном поражении побудило Людовика предпринять седьмой и последний Крестовый поход. Его финансы пришли в порядок, его владения расширились и выросло новое поколение воинов; он отплыл из Франции с новыми надеждами во главе шести тысяч человек конницы и тридцати тысяч человек пехоты. Эта экспедиция была вызвана потерей Антиохии; нелепая надежда окрестить тунисского короля побудила Людовика направиться к берегам Африки, а слух о хранившихся там громадных сокровищах примирил войска с мыслью, что от этого замедлится посещение Святой Земли. Вместо того чтобы иметь дело с новообращенным, пришлось вести осаду; французы задыхались и умирали среди жгучих песков; св. Людовик испустил дух в своей палатке и едва он успел закрыть глаза, как его сын и преемник подал сигнал к отступлению. “Так-то (говорил один остроумный писатель) кончил христианский король свою жизнь подле развалин Карфагена, ведя войну с последователями Мухаммеда в той стране, где Дидона ввела поклонение сирийским богам.”
Нельзя придумать более несправедливой и более нелепой конституции, чем та, которая ставит туземное население в постоянную рабскую зависимость от произвола иноземцев и рабов. Однако именно в таком положении находился Египет в течение с лишком пятьсот лет. Самые знаменитые султаны из династий Багаритов и Боргитов происходили от татар и черкесов, а власть двадцати четырех беев или военных вождей постоянно переходила не к их сыновьям, а к их служителям. Эти служители ссылались, как на великую хартию своих вольностей, на договор, заключенный Селимом Первым с республикой и оттоманский император до сих пор получает из Египта небольшую дань в знак подданства. За исключением небольших промежутков времени, отличавшихся внутренним спокойствием и порядком, царствование обоих династий было эпохой разбоев и кровопролитий; но хотя их трон и был поколеблен, он покоился на двух устоях - на дисциплине и храбрости; их владычество обнимало Египет, Нубию, Аравию и Сирию; их Мамелюки размножились с восьмисот всадников до двадцати пяти тысяч, а к этим военным силам присоединялась провинциальная милиция из ста семи тысяч пехотинцев, и они могли рассчитывать в случае надобности на помощь шестидесяти шести тысяч арабов. При таком могуществе и честолюбии султаны не могли долго выносить пребывание на берегах их владений враждебного и независимого народа, а если франки не были оттуда прогнаны в течение почти сорока лет, то они были этим обязаны смутам неупрочившегося владычества, вторжению монголов и случайной помощи воинственных пилигримов. В числе этих последних английский читатель заметит имя Эдуарда I, который поступил в число крестоносцев при жизни своего отца Генриха. Будущий завоеватель Уэльса и Шотландии освободил Акру от осады, имея под своим начальством тысячу солдат; он достиг с девятитысячной армией до Назарета, сравнялся репутацией со своим дядей Ричардом, своей храбростью заставил неприятеля согласиться на десятилетнее перемирие и возвратился домой с опасной раной, которую ему нанес кинжалом какой-то убийца-фанатик. Антиохия, которая благодаря своему географическому положению, была подвержена менее других городов бедствиям священной войны, была окончательно взята и разорена владетелем Египта и Сирии, султаном Бондокдаром или Бибарсом; латинское княжество перестало существовать и первый центр христианского владычества обезлюдел вследствие избиения семнадцати тысяч жителей и увода в плен ста тысяч. Приморские города Лаодикея, Габала, Триполи, Берит, Сидон, Тир и Яффа, равно как укрепленные замки иоаннитов и тамплиеров, сдались один вслед за другими, и владычество латинов ограничилось городом и колонией Сен-Жан д’Акрой, которую иногда называют более классическим именем Птолемаиды.
