Самым благородным памятником славы Саладина и страха, который внушало его имя, служит десятинная подать, наложенная им не только на мирян христианского вероисповедания, но даже на духовенство латинской церкви для покрытия расходов священной войны. Это нововведение было так прибыльно, что не было отменено даже после того, как исчезла вызвавшая его причина, и этот налог послужил интецедентом для всех тех десятинных сборов с церковных бенефиций, которые предоставлялись римскими первосвященниками католическим монархам или шли на расходы папского престола. Эти денежные выгоды, должно быть, усилили интерес, который принимали папы в освобождении Палестины; после смерти Саладина папы стали проповедовать Крестовый поход и в своих посланиях и через посредство своих легатов и миссионеров; а от усердия и от дарований Иннокентия Третьего можно было ожидать успеха такого благочестивого предприятия. При этом юном и честолюбивом первосвященнике, преемники св. Петра достигли вершины своего величия; в свое восемнадцатилетнее царствование он деспотически повелевал императорами и королями, которых то возводил на престолы, то низлагал, и над народами, которых лишал на месяцы или даже на целые годы права присутствовать при христианском богослужении в наказание за вину их правителей. На Латеранском соборе он держал себя как духовный и даже почти как светский властитель востока и запада. К стопам его легата сложил свою корону король Англии Иоанн, и Иннокентий мог гордиться двумя самыми блестящими победами, какие когда-либо были одержаны над здравым смыслом и над человеколюбием - установлением догмата пресуществления и введением инквизиции. По его требованию были предприняты два Крестовых похода - четвертый и пятый, но, за исключением короля Венгрии, только второстепенные князья стали во главе пилигримов; военные силы не соответствовали величию замысла, а исход предприятия не соответствовал ожиданиям и желаниям папы и народов. Четвертый Крестовый поход направился вместо Сирии на Константинополь, и завоевание греческой или римской империи латинами будет служить главным и важным содержанием для следующей главы. В пятом Крестовом походе двести тысяч франков высадились у восточных устьев Нила. Они основательно рассчитывали, что для завоевания Палестины необходимо прежде завоевать Египет, который служил для султана и постоянным местом пребывания и складом припасов, и после шестнадцатимесячной осады мусульманам пришлось оплакивать утрату Дамиетты. Но христианскую армию погубили гордость и наглость папского легата Пелагия, взявшего на себя звание главнокомандующего. Истощенные от эпидемических болезней франки были со всех сторон окружены водами Нила и восточными армиями и только с условием очищения Дамиетты они получили дозволение беспрепятственно удалиться, выговорили несколько уступок в пользу пилигримов и получили обратно сомнительную святыню - подлинный Крест Господень. Эту неудачу можно в некоторой мере объяснить тем, что Крестовые походы употреблялись во зло и были слишком многочисленны, так как они проповедывались одновременно и против ливонских язычников и против испанских мавров, и против французских альбигойцев, и против принадлежавших к императорскому дому королей Сицилии. В этих достохвальных предприятиях добровольцы могли приобретать внутри Европы такие же, как и в Азии церковные индульгенции и еще более щедрые светские награды, а сами папы иногда до того увлекались борьбой с внутренними врагами, что позабывали о бедственном положении своих сирийских единоверцев. В последнем веке Крестовых походов в их распоряжении была армия и они стали получать большие доходы, а некоторые глубокомысленные исследователи заподозрили, что все эти предприятия, начиная с первого собора, собиравшегося в Пьяченце, были задуманы и велись римскими политиками. Это подозрение не основано ни на натуре вещей, ни на фактах. Преемники св. Петра, по-видимому, не столько руководили нравами и предрассудками, сколько подчинялись им; они собирали готовые плоды суеверий того времени, не зная заранее, когда они созреют и не заботясь об обработке почвы. Они собирали эти плоды без всяких усилий или без личной для себя опасности. На Латеранском соборе Иннокентий Третий высказал в двусмысленных выражениях намерение воодушевить крестоносцев своим собственным примером; но кормчий священного корабля не мог отойти от руля и Палестина никогда не была осчастливлена присутствием римского первосвященника.
Личность пилигримов, их семейства и собственность находились под непосредственным покровительством пап, а эти духовные патроны скоро стали присваивать себе право руководить военными предприятиями крестоносцев и ускорять исполнение данного этими последними обета путем рассылки приказаний и наложения церковных кар. Внук Барбароссы, Фридрих Второй сначала пользовался покровительством церкви, потом был ее врагом и наконец сделался ее жертвой. Когда он был двадцати одного года, он поступил в число крестоносцев в исполнение воли своего покровителя Иннокентия Третьего; то же обещание было повторено при его короновании королем и императором, а его бракосочетание с наследницей иерусалимского королевства навсегда наложило на него обязанность защищать владения его сына Конрада. Но когда Фридрих достиг более зрелого возраста и мог считать свою власть упроченной, он стал сожалеть о принятых в молодости опрометчивых обязательствах; его просвещенный ум и опытность научили его презирать призраки суеверия и короны азиатских царств; он уже не питал к преемникам Иннокентия того уважения, с которым относился к этому папе, а его честолюбие было занято восстановлением итальянской монархии от Сицилии до Альп. Но успех этого предприятия низвел бы пап на их прежнее скромное положение; поэтому, после двенадцатилетних отсрочек и отговорок, они употребили в дело и просьбы и угрозы, чтобы принудить императора назначить время и место его отъезда в Палестину. В портах Сицилии и Апулии Фридрих приготовил флот из ста галер и ста судов, приспособленных для перевозки и для высадки на сушу двух тысяч пятисот рыцарей вместе с их лошадьми и прислугой; его вассалы неапольские и германские собрали сильную армию, а число английских крестоносцев было преувеличено молвой до шестидесяти тысяч. Но неизбежная или преднамеренная мешкотность этих громадных приготовлений истощила и физические силы и съестные припасы самых бедных пилигримов; собранные массы людей стали уменьшаться от болезней и дезертирства, а жгучие лучи калабрийского солнца заставили заранее испытать те бедствия, которыми грозила кампания в Сирии. Наконец император отплыл из Бургундии с армией из сорока тысяч человек; но он пробыл в море не более трех дней, и его торопливое возвращение приписывалось его друзьями тяжелой болезни, а его врагами считалось за своевольное и упорное неповиновение. За неисполнение данного обета Фридрих был отлучен Григорием Девятым от церкви, а за то, что он вознамерился в следующем году исполнить этот обет, тот же папа снова отлучил его от церкви. В то время, как он служил под знаменем креста, в Италии проповедовали против него Крестовый поход, а когда он возвратился из похода, его заставили просить прощения в обидах, которые он претерпел. Палестинскому духовенству и тамошним военным орденам было заблаговременно предписано не вступать с ним ни в какие сношения и не исполнять его приказаний, а в своих собственных владениях император был вынужден согласиться на то, чтобы военные распоряжения делались не от его имени, а от имени Бога и христианской республики. Фридрих с торжеством вступил в Иерусалим и собственноручно взял с алтаря гроба Господня корону, которую не хотело подать ему ни одно лицо духовного звания. Но патриарх наложил запрещение на церковь, которая была осквернена его присутствием, а рыцари орденов Больничного и Храмового уведомили султана, что было бы не трудно застигнуть врасплох и убить Фридриха на берегах Иордана, куда он отправлялся с небольшой свитой. При таком фанатизме и разделении на партии, победа была невозможна, оборона трудна, а заключение выгодного мира может быть приписано раздорам магометан и их личному уважению к характеру Фридриха. Врага церкви обвиняли в унизительных для христианина дружеских сношениях с бусурманами, в его презрении к неплодородию почвы и в выражении нечестивого мнения, что если бы Иегова выдал королевство Неапольское, он не выбрал бы Палестину в наследственное достояние своего возлюбленного народа. Однако султан возвратил Фридриху Иерусалим вместе с Вифлеемом и Назаретом, с Тиром и Сидоном; латинам было дозволено жить в городе и укреплять его; для последователей Иисуса и Мухаммеда был издан общий Кодекс, обеспечивавший их гражданскую и религиозную свободу, и в то время, как первые могли совершать свое богослужения у Святого Гроба, последние могли молиться и произносить проповеди в мечети того храма, из которого пророк предпринял свою ночную поездку на небеса. Христианское духовенство скорбело о такой постыдной религиозной терпимости; оно воспользовалось тем, что магометане были слабее христиан и стало мало-помалу вытеснять их; но все, чего могло ожидать от Крестовых походов благоразумие, было достигнуто без кровопролития; церкви были приведены в исправность, монастыри снова наполнились монахами и по прошествии пятнадцати лет число живших в Иерусалиме латинов превышало шесть тысяч. Нашествие диких хорезмийцев положило конец этому внутреннему спокойствию и благоденствию, за которые латины были так мало признательны своему благодетелю. Этот пастушеский народ, будучи вытеснен с берегов Каспийского моря монголами, устремился на Сирию, а этого яростного потока не были в состоянии сдержать франки, вступившие по этому случаю в союз с султанами, царствовавшими в Алеппо, Хомсе и Дамаске. Всякого, кто оказывал им сопротивление, хорезмийцы или убивали или уводили в плен; военные ордена были ими почти совершенно уничтожены в одной битве, а когда неприятель стал грабить город и совершать святотатства над гробом Господним, латины с сожалением вспоминали о сдержанности и дисциплине тюрок и сарацинов.
