III. Название русских впервые сделалось известным в Европе в девятом столетии в то время, как от восточного императора Феофила было отправлено посольство к сыну Карла Великого, западному императору Людовику. Греков сопровождали посланцы от Русского великого князя, хакана или царя. На своем пути в Константинополь они проезжали через земли нескольких враждебных народов и, чтобы избежать угрожавших им на возвратном пути опасностей, просили французского монарха перевезти их домой морем. Тщательные исследования обнаружили их происхождение: они были соотечественники шведов и норманнов, имя которых уже успело сделаться во Франции ненавистным и страшным, и можно было основательно опасаться, что эти русские скрывали под видом дружбы враждебные замыслы. Они были задержаны, между тем как грекам было дозволено возвратиться домой: Людовик ожидал более точных сведений для того, чтобы быть в состоянии решить, должен ли он исполнять законы гостеприимства или требования благоразумия сообразно с интересами обеих империй. Скандинавское происхождение русского народа или по меньшей мере русских государей, доказывается и объясняется национальными летописями и общей историей севера. Норманны, существование которых так долго было покрыто непроницаемым мраком, внезапно воодушевились влечением к морским и военным предприятиям. Обширные и, как утверждают, многолюдные страны Дании, Швеции и Норвегии были наполнены независимыми вождями и отчаянными удальцами, скучавшими среди мирного бездействия и улыбавшимися среди предсмертной агонии. Морские разбои составляли занятие, промысел, славу и достоинство скандинавских юношей. Они тяготились своим мрачным климатом и узкими пределами своей родины и, выходя из праздничного банкета, брались за оружие, трубили в рога, садились на суда и посещали все берега, на которых надеялись найти или добычу, или удобные места для поселения. Балтийское море было первым театром их морских подвигов, они посещали его восточные берега, на которых жили в неизвестности финские и славонские племена, а жившие на берегах Ладожского озера русские уплачивали им дань шкурами белых белок и прозвали их варангами, или морскими разбойниками. Их превосходства по оружию, по дисциплине и по приобретенной славе внушали туземному населению и страх, и уважение. В войнах, которые это население вело с жившими внутри страны дикарями, варанги снисходили до того, что служили в качестве друзей и союзников и мало-помалу - путем избрания или путем завоевания - достигли владычества над тем народом, который были призваны защищать. Их прогнали за их склонность к тирании; но их снова призвали, потому что нуждались в их мужестве, и, наконец, один из скандинавских вождей по имени Рюрик сделался основателем династии, царствовавшей в течение с лишком семисот лет. Его братья расширили пределы его владычества, его боевые товарищи подражали в южных провинциях России данному им примеру военной службы и узурпации, а их владычество превратилось обычным путем войн и убийств в могущественную монархию.
Пока преемники Рюрика считались иноземцами и завоевателями, они управляли мечом варангов, раздавали своим верным военачальникам поместья и подданных и пополняли свои военные силы новыми удальцами с берегов Балтийского моря. Но когда скандинавские вожди пустили глубокие и прочные корни в стране, они смешались с русскими и по происхождению, и по религии, и по языку, и первому Владимиру принадлежит та заслуга, что он избавил свое отечество от этих иноземных наемников. Они возвели его на престол; его богатства не могли удовлетворять их требований; но они послушались его совета искать не более благодарного, а более богатого повелителя и отплыть в Грецию, где могли получить в награду за свою службу не беличьи меха, а шелк и золото. Вместе с тем русский государь убеждал своего византийского союзника распределять этих буйных детей севера по различным местам, употреблять их на службу, награждать их и сдерживать. Современные писатели упоминают о прибытии варангов, об их названии и об их характере; доверие и уважение к ним увеличивались с каждым днем, все они были собраны в Константинополе, чтобы нести службу телохранителей, а их ряды пополнились благодаря прибытию с острова Фулы многочисленного отряда их соотечественников. В этом случае под неопределенным названием Фула разумели Англию, а вновь прибывшие варанги были английские и датские переселенцы, спасавшиеся бегством от ига норманнского завоевателя. Склонность к благочестивым странствованиям и к морским разбоям способствовала сближению между различными странами земного шара: эти изгнанники были приняты византийским двором и сохраняли до последних времен империи наследственную безупречную честность и употребление датского или английского языка. Со своими широкими обоюдоострыми боевыми секирами на плечах, они сопровождали греческого императора и в церковь, и в сенат, и в ипподром, он и спал, и пировал под их надежной охраной, и в руках этих мужественных и преданных варангов находились ключи от дворца, от казнохранилища и от столицы.
В десятом столетии географические сведения о Скифии расширились до небывалых размеров, и русская монархия заняла большое и видное место в географическом очерке Константина. Сыновья Рюрика владели обширной Владимирской или Московской провинцией, и если их владычество было стеснено с этой стороны восточными ордами, зато их западная граница еще в ту раннюю пору была расширена до Балтийского моря и до владений пруссов. Их владычество на севере простиралось далее шестидесятого градуса широты за те гиперборейские страны, которые фантазия или населяла чудовищами, или облекала вечным мраком. На юге они спускались по течению Борисфена и приближались к берегам Эвксинского моря. Племена, жившие или бродившие на этом обширном пространстве, подчинились тому же завоевателю и мало-помалу смешались в одну нацию. Русский язык есть одно из славонских наречий, но в десятом столетии эти два языка были отличны один от другого, а так как славонский преобладал на юге, то есть основание полагать, что первоначальные подданные варангов, северные русские, составляли ветвь финского племени. В то время как кочевые племена то меняли места своего жительства, то соединялись между собой, то расходились в разные стороны, внешний вид скифской степи беспрестанно изменялся. Но в самой древней географии России мы находим некоторые города, до сих пор сохранившие и свое название, и свое географическое положение, и две столицы - Новгород и Киев - существовали еще в первом веке монархии. В ту пору Новгород еще не заслужил названия Великого и еще не вступил в сношения с Ганзейским союзом, распространявшим в Европе вместе с источниками роскоши и принципы свободы. Киев еще не мог в ту пору хвастаться своими тремястами церквями, многочисленным населением и тем величием и блеском, благодаря которому его сравнивали с Константинополем и те, которые никогда не видали резиденции Цезарей. В своем начале эти два города были не что иное, как лагери или ярмарочные места, в которых варвары собирались для военных предприятий или для торговли. Однако даже в этих сборищах обнаруживаются некоторые зачатки общественной жизни, южные провинции доставляли новую породу рогатого скота, и дух торговой предприимчивости распространился на суше и на море от Балтийского моря до Эвксинского, от устьев Одера до ворот Константинополя. В дни идолопоклонства и варварства славонский город Юлин посещали и обогащали норманны, предусмотрительно обеспечившие там для себя свободу купли и мены. Из этого порта, находившегося близ устьев Одера, морские разбойники или торговцы достигали в сорок три дня восточных берегов Балтийского моря; самые отдаленные одна от другой нации смешивались между собой, и священные рощи Курляндии, как рассказывают, были украшены греческим и испанским золотом. Между берегом моря и Новгородом было открыто удобное сообщение - летом по заливу, по озеру и по судоходной реке, а в зимнюю пору по замерзшей поверхности беспредельной снежной равнины. Из окрестностей этого города русские спускались по рекам, впадающим в Борисфен, их выдолбленные из одного дерева челноки нагружались рабами всех возрастов, мехами всякого рода, продуктами их пчеловодства и шкурами их рогатого скота; а все северные продукты собирались и складывались в киевских магазинах. Июнь был тем временем года, когда, по обыкновению, выезжал флот; из того же дерева, из которого делались челноки, делались весла и скамьи для более солидных и более вместительных лодок, и эти суда беспрепятственно спускались вниз по Борисфену до того места, где находились семь или тринадцать подводных мелей, перерезывающих русло реки и образующих из ее вод водопады. Там, где эти водопады были незначительны, достаточно было уменьшить груз, но там, где они были высоки, суда решительно не могли проходить, а матросы, которые волочили свои суда и своих рабов по твердой земле на протяжении шести миль, подвергались во время этой утомительной работы нападениям степных хищников. На первом острове ниже водопадов русские праздновали свое избавление от опасности, а на втором, находившемся неподалеку от устьев реки, они исправляли свои попорченные суда для более длинного и более опасного плавания по Черному морю. Если они плыли вдоль берегов, они достигали устьев Дуная; при благоприятном ветре они достигали, в тридцать шесть или в сорок часов, противоположных берегов Анатолии, и Константинополь ежегодно видел в своих стенах этих северных чужеземцев. Они возвращались в одно и то же время года с богатыми запасами зернового хлеба, вина, оливкового масла, греческих мануфактурных произведений и индийских пряностей. Некоторые из их соотечественников постоянно жили в столице и в греческих провинциях, а международные договоры охраняли личность, собственность и привилегии русских торговцев.
