Монах, взявшийся писать историю, несмотря на совершенное незнание условий человеческой жизни, представил в ложном свете положение, в котором находилась Британия во время своего отделения от Западной империи. Гильд описывает цветистым языком улучшенное положение земледелия, внешнюю торговлю, приносившую с каждым морским приливом свои дары в Темзу и в Северн, прочность и вышину публичных и частных зданий: он порицает порочную роскошь бритов, того самого народа, который, по словам того же писателя, не был знаком с самыми простыми искусствами и не умел, без помощи римлян, ни строить каменных стен, ни делать железное оружие для защиты своей родины. Под долгим владычеством римских императоров Британия мало-помалу превратилась в цивилизованную и раболепную римскую провинцию, безопасность которой охранялась чужеземцами. Подданные Гонория смотрели с удивлением и страхом на свободу, к которой они не привыкли; у них не было никакой, ни гражданской, ни военной, конституции, а у их нерешительных правителей не было ни умения, ни мужества, ни авторитета, чтобы направить общественные силы против общего врага. Прибытие саксов обнаружило их внутреннюю слабость и унизило характер и монарха, и народа. Их смятение преувеличивало опасность; отсутствие единодушия уменьшало их ресурсы, а враждовавшие между собой политические партии, вместо того чтобы стараться помочь беде, заботились лишь о том, чтобы взвалить за нее ответственность на своих противников. Однако бриты не были и не могли быть незнакомы с фабрикацией оружия и с искусством им владеть: частые и беспорядочные нападения саксов заставили их одуматься, а военные удачи и неудачи прибавили к их врожденной храбрости дисциплину и опытность.
В то время как континент Европы и Африки подчинялся без сопротивления варварам, один британский остров выдерживал, без посторонней помощи, продолжительную, упорную, но не увенчавшуюся успехом борьбу со страшными пиратами, нападавшими на него почти одновременно и с севера, и с востока, и с юга. Города были хорошо укреплены и мужественно защищались; жители пользовались всеми выгодами местности - горами, лесами и болотами; завоевание каждого округа покупалось потоками крови, а о поражениях саксов ясно свидетельствует скромное молчание их летописцев. Генгист, быть может, надеялся окончательно завоевать всю Британию; но в течение деятельного тридцатипятилетнего царствования его честолюбие должно было довольствоваться одним Кентом, а многочисленные колонисты, которых он поселил на севере, были истреблены мечом бритов. Монархия западных саксов была основана настойчивыми усилиями трех воинственных поколений. Один из самых храбрых потомков Водена, Кердик, употребил всю свою жизнь на завоевание Гампшира и острова Уайта; но потери, понесенные им в битве при горе Бадонь, обрекли его на бесславный покой. Его храбрый сын Кенрик вторгнулся в Вильтшир, осадил Салисбюри, стоявший в ту пору на большом возвышении, и разбил армию, которая приближалась на помощь городу. В следовавшей затем битве при Марльбороего враги бриты выказали свое знание военного дела. Их войска были выстроены в три линии; каждая линия состояла из трех отдельных отрядов, а кавалерия, стрелки из лука и копьеносцы были расставлены по правилам римской тактики. Саксы напали одной густой колонной, смело отражали своими коротенькими мечами удары длинных британских пик и удержались на поле сражения до наступления ночи. Две решительные победы, смерть трех британских королей и взятие Чиренчестера, Баса и Глочестера упрочили славу и могущество Кердикова внука Кеолина, достигшего в своем наступательном движении до берегов Северна.
После войны, продолжавшейся целое столетие, независимые бриты еще занимали западный берег во всю его длину, от стены Антонина до оконечности Корнваллийского мыса, а главные города внутри страны еще не сдавались варварам. Сопротивление слабело, по мере того как число и отвага врагов увеличивались. Медленно и с трудом прокладывая себе путь, саксы, англы и их разнохарактерные союзники надвигались и с севера, и с востока, и с юга, пока их победоносные знамена не соединились в самом центре острова. По ту сторону Северна бриты еще отстаивали свою национальную независимость, которая пережила и гептархию, и даже саксонскую монархию. Самые храбрые из их воинов, предпочитавшие изгнание рабству, находили безопасное убежище в горах Валлиса; Корнваллис подчинился после сопротивления, продолжавшегося несколько столетий, а один отряд беглецов приобрел поселения в Галлии или благодаря своей собственной храбрости, или благодаря великодушию Меровингских королей. Западный угол Арморики получил новые названия Корнваллиса и Малой Британии, а земли, оставшиеся вакантными после Озисмиев, были заселены чужеземцами, которые сохранили, под управлением своих графов и епископов, законы и язык своих предков. При слабых преемниках Хлодвига и Карла Великого армориканские бриты отказались от уплаты обычной дани, подчинили себе соседние диодезы, Ваннский, Реннский и Нантский, и основали сильное, хотя и вассальное, государство, которое было впоследствии присоединено к наследственным владениям короля Франции. Во время столетней борьбы, если не непрерывной, то по меньшей мере непримиримой, конечно, было потрачено на защиту Британии немало личной храбрости и искусства. Однако едва ли можно сетовать на то, что имена этих бойцов преданы забвению, так как даже в века невежества и нравственного упадка никогда не было недостатка в людях, славившихся своими кровавыми воинскими подвигами. Надгробный памятник Вортигернова сына Вортимера был поставлен на берегу моря, чтобы служить грозным предостережением для саксов, которых Вортимер трижды побеждал на полях Кента. Амвросий Аврелиан происходил от знатной римской семьи; его скромность равнялась его храбрости, а его храбрость увенчивалась блестящими успехами, пока он не погиб на поле битвы. Но слава всех британских героев меркнет перед блестящим именем Артура, который был наследственным принцем силуров в Южном Валлисе и выборным королем или военным начальником нации. По самым умеренным рассказам, он разбил северных англов и западных саксов в двенадцати сражениях; но старость этого героя была отравлена народной неблагодарностью и семейными несчастиями. События его жизни не так интересны, как странные перемены, происходившие в оценке его подвигов. В течение пятисот лет предания об этих подвигах сохранялись и грубо разукрашивались ничтожными валлийскими и армориканскими бардами, которыми гнушались саксы и о которых ничего не знало остальное человечество. Из гордости и из любознательности норманнские завоеватели стали знакомиться с древней историей бритов; они с удовольствием выслушивали рассказы об Артуре и горячо восхваляли достоинства монарха, восторжествовавшего над их общими врагами саксами. Его жизнеописание, изложенное на плохом латинском языке Готфридом Монмутом и впоследствии переведенное на общеупотребительный язык того времени, было разукрашено разнообразными, но бессвязными прикрасами, какие только можно было извлечь из опыта, учености и фантазии двенадцатого столетия. Басня о фригийской колонии, перенесенной с берегов Тибра на берега Темзы, была без большого труда связана с баснословными рассказами “Энеиды”, и царственные предки Артура стали вести свое происхождение из Трои и заявлять притязание на родство с Цезарями. Его трофеи украшались названиями завоеванных провинций и императорскими титулами, а его победы над датчанами считались отмщением за недавние бедствия его родины. Храбрость и суеверия этого британского героя, его празднества и турниры, равно как основание знаменитой рыцарской общины Круглого Стола, - все это было в точности скопировано с рыцарских нравов того времени, так что баснословные подвиги Утерова сына кажутся нам менее неправдоподобными, чем то, что было совершено предприимчивостью и мужеством норманнов. Странствования к Святым местам и священные войны проложили в Европу путь для чудес арабской магии. Феи и гиганты, летающие драконы и волшебные дворцы примешались к более безыскусственным вымыслам Запада, и судьба Британии была поставлена в зависимость от искусства и от предсказаний Мерлина. Каждый народ стал усваивать и украшать популярный рассказ об Артуре и о рыцарях Круглого Стола; их имена прославлялись и в Греции, и в Италии, и объемистые сказки сэра Лансело и сэра Тристрама сделались любимым чтением князей и знати, пренебрегавших невымышленными героями и древними историками. В конце концов снова воссиял свет знания и разума; талисман утратил свою обаятельную силу; возведенное им призрачное здание улетучилось, и вследствие естественного, но неосновательного переворота в общественном мнении наше взыскательное время готово усомниться даже в существовании Артура.
