Один из этих Толедских соборов рассмотрел и утвердил кодекс законов, который мало-помалу составляли готские короли, начиная со свирепого Эврика и кончая благочестивым Эгикой. Пока сами вестготы довольствовались грубыми обычаями своих предков, они не мешали своим аквитанским и испанским подданным жить по римским законам. Их успехи в искусствах, в политике и в конце концов в религии побудили их отменить эти иноземные постановления и по образцу этих последних составить кодекс гражданских и уголовных законов, годный для великого народа, соединившегося под одной правительственной властью. Всем народам испанской монархии были даны одинаковые права, и на всех их наложены одинаковые обязанности, а завоеватели, мало-помалу отучавшиеся от тевтонского языка, сами подчинились требованиям справедливости и возвысили римлян до пользования общей свободой. Положение, в котором находилась Испания под управлением вестготов, еще увеличивало достоинства такой беспристрастной политики. Провинциальных жителей уже давно оттолкнуло от их арианских государей непримиримое различие религиозных верований. После того как обращение Рекареда в православие успокоило совесть католиков, берега и океана, и Средиземного моря все еще оставались во власти восточных императоров, которые втайне подстрекали недовольное население сбросить с себя иго варваров и отстоять достоинство римских граждан. Конечно, ничто так не упрочивает колеблющуюся преданность подданных, как их собственное убеждение, что от восстания они рискуют потерять более того, что могли бы выиграть от государственного переворота; но всегда казалось столь естественным угнетать тех, кого мы ненавидим или боимся, что противоположная система управления вполне достойна похвалы за мудрость и умеренность.
В то время как франки и вестготы упрочивали свое владычество над Галлией и Испанией, саксы совершали завоевание третьего великого диоцеза Западной префектуры - Британии. Так как Британия уже была в ту пору отделена от Римской империи, то я мог бы, не вызывая упреков, уклониться от описания ее прошлого, которое так хорошо знакомо самым необразованным из моих читателей и так темно для самых ученых. Саксы, так хорошо владевшие веслом и боевой секирой, вовсе не были знакомы с тем искусством, которое одно только и могло бы увековечить славу их подвигов; провинциальные жители, снова погрузившись в варварство, не позаботились описать гибель своей родины, а когда римские миссионеры озарили их светом знаний и христианства, их темные предания уже успели почти совершенно заглохнуть. Декламации Гильда, отрывки из сочинений или вымыслы Ненния, неясные намеки саксонских законов и хроник и религиозные сказки почтенного Беды были с тщанием собраны, а иногда и украшены фантазией позднейших писателей, произведения которых я не намерен ни критически разбирать, ни принимать за руководство. Однако со стороны историка Римской империи естественно желание следить за происходившими в римской провинции переворотами, пока он не потеряет их из виду, а со стороны англичанина естественно желание описать, как утвердились в Британии варвары, от которых он ведет свое имя, свои законы и, быть может, даже свое происхождение.
Почти через сорок лет после того, как прекратилось владычество римлян, Вортигерн, как кажется, достиг верховной, хотя и непрочной, власти над британскими князьями и городами. Этого несчастного монарха почти все единогласно обвиняли за его малодушную и вредную политику, побудившую его призвать грозных иноземцев для того, чтобы при помощи их отражать нашествия внутренних врагов. Самые серьезные историки рассказывают, что послы от Вортигерна отправились к берегам Германии, что они обратились с трогательной речью к общему собранию саксов и что эти воинственные варвары решились помочь флотом и армией просителям с отдаленного и незнакомого им острова. Если бы Британия действительно была совершенно незнакома саксам, то чаша испытанных ею бедствий была бы менее полна. Но римское правительство не было в состоянии постоянно охранять эту приморскую провинцию от германских пиратов; самостоятельные и разрозненные мелкие государства, на которые она распалась, часто подвергались нападениям этих хищников, а саксы со своей стороны, вероятно, иногда вступали в формальные союзы или в тайные соглашения с скотами и пиктами с целью грабежа и опустошения. Вортигерн мог только делать выбор между многоразличными опасностями, со всех сторон грозившими его престолу и его народу, и едва ли было бы справедливо обвинять этого монарха в том, что он предпочел соглашение с теми варварами, которые были всех сильнее на море и потому были всех опаснее в качестве врагов и всех полезнее в качестве союзников. В то время как Генгист и Горса плыли с тремя кораблями вдоль восточного берега, их склонили обещанием большого жалованья принять участие в обороне Британии и, благодаря своей неустрашимости, они скоро избавили эту страну от вторжений каледонцев. Этим германским союзникам был отведен для поселения безопасный и плодородный остров Танет, и они были в изобилии снабжены, согласно договору, одеждой и съестными припасами. Этот любезный прием привлек еще пять тысяч воинов, прибывших вместе со своими семействами на семнадцати кораблях, и зарождавшееся влияние Генгиста усилилось благодаря столь значительным подкреплениям. Хитрый варвар убедил Вортигерна, что для него было бы очень выгодно завести в соседстве с пиктами колонию верных союзников - и третий флот из сорока кораблей, отплывший из Германии под предводительством сына и племянника Генгиста, опустошил Оркадские острова и высадил новую армию на берегах Нортумберланда или Лотия, на противоположной оконечности доставшейся им в добычу страны. Нетрудно было предвидеть, к каким это приведет пагубным последствиям, но не было возможности их предотвратить. Взаимное недоверие скоро возбудило раздоры между двумя народами и довело их до взаимного ожесточения.
Саксы преувеличивали все, что они сделали и вынесли для пользы неблагодарного народа, а бриты сожалели о щедрых наградах, которыми не могли насытить жадность этих высокомерных наемников. Взаимные опасения и ненависть разрослись в непримиримую вражду. Саксы взялись за оружие, и если правда, что они воспользовались беззаботностью праздничного веселья, чтобы изменнически умертвить своих противников, то они этим совершенно уничтожили то взаимное доверие, без которого невозможны международные сношения ни в мирное, ни в военное время.
Замышлявший завоевание Британии, Генгист убеждал своих соотечественников воспользоваться этой благоприятной минутой; он описывал им яркими красками плодородие почвы, богатство городов, трусливый нрав туземцев и выгодное положение обширного уединенного острова, со всех сторон доступного для саксонских кораблей. Колонии, которые основывались в Британии одна вслед за другой в течение ста лет переселенцами, выходившими из устьев Эльбы, Везера и Рейна, состояли преимущественно из трех храбрых германских племен или народов: из ютов, древних саксов и англов. Сражавшиеся под личным знаменем Генгиста, юты присваивали себе ту заслугу, что они проложили своим соотечественникам путь к славе и что они основали в Кенте первое независимое королевство. Честь этого предприятия принадлежала первым саксонским выходцам, и как законам, так и языку завоевателей было дано национальное имя того народа, который через четыреста лет дал Южной Британии ее первых монархов. Отличавшиеся своей многочисленностью и своими военными успехами англы присвоили себе ту честь, что дали постоянное название стране, большая часть которой находилась в их власти. Варвары, которых привлекала туда надежда грабежа на суше и на море, мало-помалу смешались с народами, входившими в этот тройственный союз; фризы, впавшие в искушение вследствие своего соседства с берегами Британии, в течение непродолжительного времени могли соперничать с могуществом и репутацией природных саксов; о датчанах, пруссаках и ругиях упоминают лишь слегка; а проникавшие до берегов Балтийского моря бродячие гунны могли отплыть на германских кораблях для завоевания новой для них страны. Но это трудное дело не было подготовлено или исполнено соединенными силами всех этих народов. Каждый неустрашимый вождь набирал приверженцев в числе соразмерном с его репутацией и с его средствами, снаряжал флот из трех, а иногда и из шестидесяти кораблей, выбирал место для высадки и в дальнейшем образ действий сообразовался с ходом войны и с тем, что ему внушали его личные интересы. При вторжении в Британию многие из этих героев были побеждены и пали жертвами своего честолюбия; только семь победоносных вождей усвоили или по меньшей мере удержали за собою титул королей. Завоеватели основали саксонскую гептархию, состоявшую из семи самостоятельных государств, и семь семейств, из которых одно продолжалось в женском поколении до нашего теперешнего государя, вели свой священный род от бога войны Водена. Некоторые полагали, что эта республика королей управлялась генеральным советом и высшим сановником. Но такая искусственная система управления была бы несообразна с грубыми и буйными нравами саксов; их законы ничего об этом не говорят, а их неполные летописи представляют лишь мрачную картину кровавых внутренних распрей.
