Полковник Эдвардс предположил, что, возможно, члены гангстерского синдиката, которые в свое время орудовали в гаванских казино, захотят и смогут выполнить это падание. Его подчиненный Джим О’Коннелл рекомендовал в качестве посредника между ЦРУ и синдикатом Роберта Мэхью.
Ежемесячно Мэхью получал от ЦРУ 500 долларов. Управление оплачивало также аренду его конторы, поскольку «он всегда должен быть под рукой на случай необходимости». В задачу Мэхью входило улаживать ситуации, когда управление «не хотело, чтобы был замешан и пойман человек, связанный с ЦРУ или правительством».
Когда О’Коннелл решил «прощупать» Мэхью насчет «кастровского дела», тот работал исключительно на Говарда Хьюза. Хьюз нанял Мэхью, чтобы он присматривал за его подружками. С течением времени их отношения стали настолько близкими, что Хьюз попросил Мэхью отказать всем другим клиентам и переехать в Лос-Анджелес, предложив ему 500 тысяч долларов в год. На этот раз в его задачи входило, как скромно говорил Мэхью, быть «советником по политическим и государственным вопросам».
Предложение О’Коннелла заняться «делом Кастро» Мэхью готов был принять с радостью. Но ему необходимо разрешение босса. Уговорить Хьюза оказалось совсем не трудно.
Мотивы Хьюза не носили идеологического характера. он просто хотел с помощью Мэхью расширить и укрепить связи своей деловой империи с ЦРУ в обмен на правительственные льготы. А в отношении Кубы он строил свои собственные планы. Его бывший помощник рассказывал, что Хьюз рассматривал Кубу без Кастро как идеальное место, где можно уклоняться от налогов. Хьюз намеревался, вспоминал Мэхью, как только не станет Кастро, ринуться на Кубу, скупить казино (так он поступил впоследствии в Лас-Вегасе), открыть увеселительные парки на побережье и построить собственный аэропорт, сев, таким образом, на трон новым королем кубинского туризма. И поскольку бухгалтерия в казино замечательно поддается всякого рода манипуляциям, он рассчитывал превратить все предприятия в одно сплошное уклонение от налогов. Успех этих замыслов будет, конечно, зависеть от сделки с гангстерским синдикатом, против которой миллиардер вовсе не возражал. Хьюз восхищался гангстерами: в 1931 году он экранизировал роман Бена Хекта «Шрам на лице», посвященный Аль Капоне, а позднее всячески поддерживал карьеру киноактера Джорджа Рафта, которому так полюбились роли гангстеров, что он согласился выступать в качестве «хозяина» в гаванском казино Майера Лански. «Хьюз с большим уважением относился к мафии,— вспоминал его бывший помощник.— Я думаю, что он надеялся стать партнером Лански». Вот так миллиардер включился в тайную войну.
Мэхью, О’Коннелл и Роселли встретились в Майами для разработки деталей операции. По одобренной ими «легенде» Роселли под вымышленным именем Джон Рэлстон должен был выдавать себя за представителя интересов уоллстритовских бизнесменов, владевшего никелевыми рудниками и другой собственностью на Кубе и желающего заполучить все обратно.
Никакая игра воображения не помогла бы принять Роселли за дельца с Уолл-стрит. Но в управлении и не надеялись, что его «легенда» будет выглядеть правдоподобно, и, по правде говоря, вовсе не хотели этого. ЦРУ считало, что гангстерское подполье располагало прекрасными возможностями, полностью отвечающими нуждам ЦРУ, которые определялись ходовой в управлении аббревиатурой CYA. ЦРУ планировало использовать тягу поп-культуры к мафии, чтобы отвлечь внимание от себя, когда один из заговоров с целью убийства увенчается успехом. Любой американец, посмотревший фильм о нравах мафии, мог с уверенностью крупного специалиста судить о том, как ребята из синдиката поступили бы с кем-нибудь вроде Кастро, который посягнул на их территорию. А ведь Гавана — это вам не игра по мелкой где-нибудь в пригородах Чикаго, а самый настоящий печатный станок, который ежегодно производил сотни миллионов долларов прибыли от игорного бизнеса, наркотиков и подпольных абортов. Полагаясь именно на такой ход мыслей обывателя, «министерство пропаганды» ЦРУ чувствовало себя в безопасности: американскому сердцу «Крестный отец» [38]несравнимо милее Джеймса Бонда, и выдать убийство Кастро за месть гангстеров было бы совсем нетрудно.
Сохранившиеся с 50-х годов связи Роселли с гаванским игорным бизнесом делали его подходящим кандидатом для такого задания. В 1960 году он все еще поддерживал прочные контакты в контролируемом политиканами профсоюзе поваров и барменов, пенсионный фонд которого во времена Батисты был использован для строительства гаванского отеля «Хилтон» — точно так же, как миллионы из пенсионного фонда профсоюза водителей грузовых автомобилей вкладывались в сооружение предприятий индустрии азарта в Соединенных Штатах. Закадычные дружки в профсоюзе могли предоставить ему курьеров для посылки на Кубу с целью осуществления подготовительной работы и поисков в окружении Кастро подходящего кандидата, готового пойти «на дело».
Несколько дней спустя, на этот раз уже в великолепном отеле «Фонтенбло», они обсуждали технические детали покушения на Кастро. Роселли привел с собой двух друзей, которые, по его словам, могли помочь выполнить это задание. Он представил их О’Коннеллу как «Сэма Голда» и «Джо». И только в конце недели, когда порядком струхнувший Мэхью показал ему в воскресном приложении «Пэрейд» к газете «Майами тайме» статью о начатой властями кампании против организованной преступности с фотографиями «Сэма» и «Джо», О’Коннелл понял, что он встречался с одним из главарей чикагской мафии Сэмом «Момо» Джанканой и его майамским коллегой Сантосом Траффикапте, числящимися в розыске. Но к тому времени, признавался потом О’Коннелл, «мы уже влезли в это дело по уши».
ЦРУ предполагало, что мафия просто прикончит Кастро — как в кино,— однако, по мнению Роселли, Джанканы и Траффиканте, расправа с главой государства требовала несколько большей изобретательности и искусства, чем, скажем, с Альбертом Апастасиа [39], Роселли хотел, чтобы дело было сработано «тихо и чисто», и предложил подсунуть Кастро «хитрую пилюлю» — если ЦРУ сумеет изготовить смертоносный, но медленно действующий яд, то взявшийся за эту «работу» парень сумеет скрыться.
ЦРУ сразу схватилось за эту идею и призвало на помощь незаурядный талант Джозефа Шайдера из отдела технической поддержки, который создал доведенную до совершенства партию пилюль, содержащих ботулинический токсин; испытанные на обезьянах пилюли «принесли желаемый результат». В феврале 1961 года Шайдер вручил их О’Коннеллу.
О’Коннелл передал пилюли Роселли, который, согласно докладу специальной сенатской комиссии по расследованию деятельности разведывательных органов 1975 года, вскоре сообщил, что они доставлены «приближенному к Кастро официальному лицу, желающему иметь долю в игорном бизнесе». Через несколько недель это «официальное лицо» возвратило пилюли, объяснив, что его сняли с занимаемой должности. Но Роселли и О’Коннелл решили, что он просто «струхнул».
Роселли принялся искать другого человека, который взялся бы за это дело.
Рискованное предприятие почти сразу же начало сталкиваться с трудностями, которые объясняются весьма просто: как и во многих других деловых сделках, мафию обуяла жадность. ЦРУ дало ей в руки несколько козырей, и она, пытаясь выторговать себе от правительства всевозможные льготы, пустила их в ход много раньше, чем ЦРУ могло предполагать. Однажды это чуть не привело к разрыву между ЦРУ и «Корпорацией убийств». А поводом послужили дела сердечные.
Сэм «Момо» Джанкана влюбился. Предметом его пылкой страсти была певица Филлис Макгуайр. Джанкана подозревал, что она неравнодушна к комедийному актеру Дэну Рауэну. Эти терзания мешали ему работать. В попытке облегчить любовные муки Джанканы Мэхью переговорил по-свойски со старинным приятелем по службе в ФБР Эдвардом Дюбуа, который держал частное сыскное агентство в Майами. То, что за этим последовало, О’Коннелл позже назовет «чистой комедией». Дюбуа, получив от Мэхью пять тысяч долларов, почерпнутые из фондов ЦРУ, отправил одного из своих частных детективов в Лас-Вегас, где тот должен был обыскать номер, снятый Рауэном в отеле «Ривьера», и установить подслушивающий аппарат в телефоне с тем, чтобы Джанкана сам мог убедиться, кому принадлежит сердце мисс Макгуайр. Однако детектив действовал неосторожно и горничная обнаружила его проделку. Он был арестован местным шерифом, а разъяренному Роселли пришлось внести за него залог. «Все пошло насмарку, все «крыши», которые я так старался соорудить, чтобы все было тихо, спокойно»,— горестно причитал Роселли, Джанкана не разделял его досады. «Он так хохотал, что чуть не подавился сигарой»,— вспоминал Роселли.
