Она прижалась к нему, раздвигая ногой его бедра и обвив шею руками. Мягкая ткань рубашки наэлектризовывала ее нежные соски, они отвердели и даже заболели, а его возбудившаяся плоть опаляла даже через одежду.

— Я тоже считаю тебя красивым.

Он ухмыльнулся:

— Ни разу не слышал.

— Я так считала и считаю. В первый же раз, встретив тебя, я решила, что ты самый симпатичный морской пехотинец… Самый красивый мужчина. И глаза… Твой взгляд преследовал меня.

Этот замкнутый красавец заинтриговал ее, очаровал так, как не мог ни один мужчина. Она лежала ночами напролет, думая о нем, а принимая небрежные поцелуи Грега, задавалась вопросом, насколько приятнее были бы поцелуи Теда. Если бы только тогда услышать от него то, что услышала сейчас…

Оторвавшись от любимого, она запечатлела невинный поцелуй на его щеке, вытянула подол рубашки из джинсов и стащила ее через голову. Его горячая шелковистая кожа приманивала поласкать не только сильные грудные мышцы и брюшной пресс. Женские руки опустились к джинсам, пальцы расстегнули пряжку и чуть потянули вниз язычок молнии.

— Есть что-то маняще сексуальное в мужчине, одетом в тесные, полинявшие джинсы, — прошептала она и склонилась, целуя его пока лишь в пупок.

— В самом деле, зачем же ты пытаешься снять их? — Он потянулся к ней, но Дорис увернулась от нетерпеливых рук и опустилась на колени. На нем были любимые старые кроссовки. Она распустила шнурки, сняла с него обувь и носки. Взглянув вверх, женщина увидела дразнящую картину того, что таили тесные джинсы: полинявшая почти до белизны ткань, туго натянутая пахом, распалила бы самое искушенное воображение. Это было невероятно внушительное зрелище, достаточно возбуждающее, чтобы почувствовать слабость в коленках.

Дорис и не собиралась вставать на ноги.

Присев на пятки, она провела рукой по его ногам. Это были конечности бегуна — мускулистые, сильные, твердые, но при всей их мощи она почувствовала, как задрожали мышцы бедра, когда ее рука, поднялась выше. Она нежно гладила выпуклость, скользила пальцами с легким нажимом по набухшей плоти. Когда ее рука скользнула под ткань и повторила долгую, медленную ласку, он судорожно втянул в себя воздух. Она освободила его от остатков одежды и поцеловала в самое интимное место.

Любовник громко застонал, но не стал останавливать сладострастницу. Расставив ноги, вцепившись руками в ее плечи и закрыв глаза, он позволил исследовать таинства, скрывавшиеся под джинсовой тканью, позволил искушать себя, вкушать, покусывать.

— Дорис, — почти жалобно протянул он.

Она почувствовала нетерпение в его голосе, какое-то неясное сочетание мольбы и укора, самопорицания. Женщина подняла голову — их глаза встретились. Тед не пошевельнулся, не оттолкнул, но и не притянул к себе. Он позволил ей решить самой, как далеко зайдет всепоглощающая страсть.

А Дорис хотела его всего-всего.

До капли.

— Когда тебя ждет дочь?

Дорис подняла кисть Теда, чтобы увидеть часы, и вздохнула.

— Я обещала прийти в десять-одиннадцать.

Он решил уточнить время: стрелки показывали половину одиннадцатого.

— Как жаль, что ты не можешь остаться на ночь.

Она села в постели — с взлохмаченными волосами, сонная, томная и влюбленная до конца.

— Извини, милый, но я не могу ни остаться, ни пригласить к себе, пока Кэт дома.

— Понимаю. — Это было бы неприлично и создало бы дополнительные проблемы с Элизой Джеймсон, если бы она узнала, что ее дочь развлекается с мужчинами по ночам в одном доме с Кэт. Он даже и не думал просить ее об этом. И все же, как чудесно было бы проводить ночь за ночью вместе. Чтобы не приходилось вскакивать сразу же после занятия любовью, одеваться и отвозить любимую домой.

Но только одно могло позволить им спать вместе каждую ночь — это брак. Если они поженятся и будут жить рядом с Кэт. Если они станут семьей.

Брак… А что, если он соберется с духом, чтобы просить ее руки, а ей достанет его и собственной любви, чтобы принять предложение? Что, если по прошествии десяти лет и после таких метаморфоз в их жизни Дорис Джеймсон наконец — и навсегда — станет его женой?

Когда-то он уже обдумывал это — только слишком легкомысленно, не готовый или не сумевший добиться своего. А ведь отчаянно жаждал брака с Дорис, но так же безнадежно, как и прожил всю жизнь, как желал бы видеть во здравии своего отца и иметь нормальную любящую семью, как хотел бы недопущения ошибок, совершенных в отношении Джуди. Постоянно хотеть и не иметь. Нуждаться и не получать.

Если бы он попросил тогда Дорис выйти за него замуж, она все равно убежала бы к Грегу. Опомнившаяся вчерашняя девица и выскочила за него так быстро, что голова пошла кругом, а ей — лишь бы не думать о браке с Тедом.

Но то было десять лет назад. Сейчас она уже не прежняя наивная и напуганная девочка, не пытается убедить себя, что любила Грега.

Однако и в любви к своему первому мужчине пока не торопится признаться.

Дорис выскользнула из постели и по пути к ванной комнате собрала свою одежду. Платье, колготки, нижняя юбка и лифчик лежали там, куда были брошены, напоминая о стриптизе. Пока она была в ванной, любовник оделся и ждал ее в гостиной.

Что, если он попросит ее выйти за него, а она ответит отказом? Что, если считает, что он годится лишь для того, чтобы проводить с ним время, развлекаться в койке, но не подойдет ей как муж или как отчим для дочери Грега? Может, она предпочитает оставаться скорбной хранительницей памяти о погибшем, а не создавать новую жизнь с ним, Тедом?

Не находя ответа, он остановился перед полкой с фотографиями. Вот отец — образцовый глава семьи, которого только и можно представить. Вот Грег, не получивший никакого шанса показать себя преданным и любящим семьянином. А это — Джуди. "Она симпатичная, — сказала Кэт, потом бессознательно добавила: — Похожа на меня". В самом деле, сестра была симпатичной, такой тонкой и женственной, такой милой, ласковой и печальной одновременно. И действительно, есть определенное сходство с Кэт. У них одинаковый цвет волос и глаз, то же, не по возрасту умудренное выражение во взгляде. Совпадение, разумеется. Такое ему известно. В первые месяцы жизни в Виргинии, в Норфолке, когда на глаза попадалась женщина с короткими каштановыми волосами, глубокими темными глазами и загорелой кожей, он вздрагивал всякий раз, воображая на мгновение, что видит перед собой Дорис.

Всего лишь совпадение.

— Как я выгляжу?

В дверях спальни красовалась очаровательная, готовая к парадному выходу напомаженная дама. Ее вопрос был вызван не восхищением собой, а, скорее, обеспокоенностью.

— По мне очень заметно, в чьей койке я провела последние два часа?

Любовник удовлетворенно сострил:

— Ты выглядишь, как женщина, которая весьма старательно отлюбила все, что возможно за столь короткое время.

— Так это заметно? — Она попыталась изобразить уже явное смущение, но это не очень-то получилось — ее выдавал восторг, светящийся в глазах. — Я готова.

Он забрал дамскую сумочку с кофейного столика и, пройдя в переднюю, с сожалением распахнул перед гостьей дверь.

Подсаживая ее в машину, он заметил:

— Ты пахнешь, как я.

— А ты благоухаешь мною. Никто и не заметит разницы.

Обратная поездка была слишком короткой.

Войдя к себе, Дорис переговорила с соседкой, поджидавшей ее на веранде и уже уложившей Кэт спать. Проводив безотказную няньку, гулящая мать подошла к возлюбленному, неловко переминавшемуся перед расставанием.

— Ну, мне пора домой, — уныло произнес он.

Она схватила его за руку и притянула к себе.

— А нужно ли тебе возвращаться?

— Нам обоим пора уже баиньки.

— В одно время, но в разных постелях, — печально улыбнулась женщина. — Как несправедливо, а?

Да уж какая тут справедливость!

— Завтра приходи обедать к нам.

— Может, вывезем куда-нибудь Кэт?

— Нет, приходи, я приготовлю обед. Побудем дома, предаваясь ленивой расслабленности.