Но Гитлер понимал, что без спецов хорошей армии не создашь. А министр рейхсвера генерал Вернер фон Бломберг горячо симпатизировал фюреру. Он приказал чинам рейхсвера отдавать честь членам военных формирований НСДАП и функционерам, одетым в партийную форму. 25 февраля 1934 года Бломберг отдал приказ, чтобы все военнослужащие носили на мундирах имперского орла, держащего в когтях свастику. 28 февраля 1934 года Бломберг распорядился изгнать из рейхсвера всех евреев и запретил в дальнейшем принимать их на службу. А с 1 апреля 1935 года военным было запрещено жениться на женщинах неарийского происхождения. Отказываться от услуг таких профессионалов, как Бломберг, Гитлер не собирался.
Но фюрер также попытался успокоить и Рема с его штурмовиками. 1 декабря 1933 года Рем был введен в правительство в качестве министра без портфеля. Гитлер внушал штурмовикам: «Вся ваша жизнь будет борьбой. Вы родились в горниле схваток, не надейтесь, что мир наступит сегодня или завтра». И сердечно поздравил «друга Эрнста» с Новым, 1934 годом. Но тогда же он решил ввести всеобщую воинскую повинность в рамках рейхсвера, что перечеркивало надежды руководителей СА, что основой армии станут штурмовые отряды.
Рем между тем начал выставлять вооруженную охрану армейских штабов и направил в министерство рейхсвера меморандум, где оборона страны объявлялась прерогативой СА, а рейхсверу отводилась только роль военной подготовки населения. Разумеется, генералы с этим согласиться не могли. И Гитлер тоже понял, что с «другом Эрнстом» пора кончать. Уже в начале января 1934 года он вызвал к себе начальника гестапо Рудольфа Дильса и поручил ему собрать компромат на Рема и других руководителей СА, а также о совершенных СА террористических актах. При этом фюрер подчеркнул: «Это самая важная задача из всех, которые когда-либо ставились перед вами».
А 2 февраля 1934 года Гитлер выступил с большой программной речью перед гаулейтерами в Берлине, где не только утвердил «фюрер-принцип» в жизни национал-социалистического государства, но и явственно бросил камень в огород Рема и его товарищей: «Те, кто утверждает, что революция не закончена, — дураки. К сожалению, у нас в движении есть люди, которые понимают под революцией постоянный хаос... Главное — подбор людей способных и со слепым повиновением претворяющих в жизнь правительственные распоряжения. Партия — это своего рода орден. Она должна обеспечить необходимую стабильность всего немецкого будущего... Первый фюрер был избран судьбой; второй фюрер должен с самого начала иметь за собой верное, скрепленное клятвой объединение единомышленников. Нельзя избирать того, кто опирается на самостоятельную преобладающую силу!
Фюрер всегда может быть только один... Такая организация, обладающая внутренней жесткостью и силой, будет держаться вечно, ее никто не сможет свергнуть. Сплоченность внутри движения должна быть небывало крепкой. Мы не имеем права вести борьбу между собой; посторонние не должны знать о наличии у нас разногласий! Народ не может нам слепо верить, если мы сами будем разрушать это доверие. Даже последствия неверных решений должны сглаживаться безусловной сплоченностью. Никогда один авторитет не должен использоваться против другого...
Поэтому никаких ненужных дискуссий! Проблемы, относительно которых в руководящих органах еще нет ясности, ни в коем случае не должны обсуждаться публично, ибо в противном случае их будут решать народные массы. В этом было безумие демократии, это сводит к нулю ценности,всякого руководства...
У нас есть право в каждый определенный момент вести только одну битву. Одна схватка должна следовать за другой. Правильно говоря, верна не поговорка «много врагов — много чести», а «много врагов — много глупости». Кроме того, народ не может одновременно вести дюжину битв. Соответственно мы можем дать народу в данный период только одну идею, чтобы он сосредоточился на ней. Как раз во внешнеполитических вопросах надо иметь за собой весь народ как загипнотизированный, вся нация в этой борьбе должна быть прямо-таки по-спортивному охвачена страстью игрока; без этого не обойтись. Если в борьбе участвует вся нация, то в случае поражения она вся оказывается в проигравших. Если же она не проявляет интереса к борьбе, то в проигравших оказывается только руководство. В первом случае гнев народа направлен на врага, во втором случае — на собственного вождя».
Вождь, на которого должен был обратиться народный гнев, был Гитлером уже намечен. Это — Эрнст Рем. Уже 21 февраля Гитлер доверительно поделился с британским консервативным политиком Энтони Иденом, посетившим Германию, своими планами: сократить СА на две трети, и у оставшихся в строю в мирное время изъять оружие. А 1 марта на совещании с руководством рейхсвера, СА и СС фюрер объявил, что роль штурмовиков сводится главным образом к «политическому воспитанию нации», в отношении армии функции штурмовых отрядов сводятся к допризывной подготовке молодежи. При этом Гитлер недвусмысленно пригрозил раздавить всякого, кто будет мешать осуществлению его планов. И призвал штурмовиков и военных примириться друг с другом.
На людях Рем был лоялен к Гитлеру и даже пригласил всех присутствующих на «завтрак примирения», но среди своих единомышленников не скрывал, что буквально кипит от гнева. Рем назвал фюрера «невежественным ефрейтором» и призвал не соблюдать только что достигнутого с рейхсвером соглашения о разграничении предметов ведения. Гитлер же, по словам Рема, это «вероломный человек, которого, как минимум, надо отправить в отпуск». Рем не знал, что в его «ближний круг» затесался предатель. Обергруппенфюрер СА Виктор Лутце, руководитель штурмовых отрядов на севере Германии и оберпрезидент Ганновера, поспешил доложить Гитлеру о крамольных высказываниях своего шефа. После этого судьба Рема была окончательно решена. Дальнейшее было делом техники.
В начале марта Рем предложил Гитлеру включить несколько тысяч командиров штурмовых отрядов в состав рейхсвера. От такого пополнения Гинденбург и генералы рейхсвера были совсем не в восторге, и Гитлер отказал Рему, не желая создавать конфликтную ситуацию в офицерском корпусе. Тогда Рем все чаще стал говорить о необходимости «второй революции» и установил контакты со Шлейхером, что не укрылось от внимания гитлеровской СД (службы безопасности) и никак не улучшило положение главы СА. Отставной генерал и канцлер был уже давно отыгранной картой.
Тем временем здоровье престарелого Гинденбурга ухудшалось, и все чаще вставал вопрос о том, кто же будет его преемником на посту президента Германии. На совещании Гитлера с руководством рейхсвера на борту крейсера «Дойчланд» Бломберг заявил, что фюрер должен стать преемником Гинденбурга. Теперь Гитлер не сомневался в том, что военные его поддерживают. Ведь они хотели сильной армии, избавленной от пут Версаля, и верили, что Гитлер сделает все для создания такой армии.
Рем между тем устраивал марши и парады штурмовиков, интенсифицировал их военную подготовку и закупал за границей оружие. Однако сколько-нибудь четкая программа действий у него отсутствовала. Ведь кумиром штурмовиков был не только Рем, но в первую очередь — Гитлер. Бросить их в бой против фюрера не было никакой возможности. Скорее Рем рассчитывал убедить Гитлера осуществить «вторую революцию», оттеснить от власти прежние элиты, передав власть «старым бойцам». Он хотел продемонстрировать фюреру, что штурмовики могут быть мошной военной силой, ни в чем не уступающей кадрам рейхсвера. Рем самоуверенно заявлял, что под его началом состоят 30 дивизий.
Уже в феврале 1934 года Бломберг отказался от старых принципов кастовости в формировании офицерского корпуса. Теперь главной предпосылкой карьеры стало не происхождение из старинного офицерского рода, а «понимание сути нового государства». Ко дню рождения Гитлера Бломберг не только разразился верноподданнической статьей, но и переименовал казармы полка имени Листа в казармы имени Адольфа Гитлера.
Напряженность в отношениях между СА и партийным руководством нарастала. В начале июня ее почувствовал Гинденбург. Он сказал Папену: «Положение скверное, Папен. Попытайтесь привести дела в порядок». Часть правых националистов увидела спасение от «народной армии» и «национал-социалистического государства» штурмовиков в реставрации монархии. Папен агитировал Гинденбурга включить в свое завещание пункт о желательности возвращения императора на трон. Но Гитлер еще в выступлении в годовщину своего прихода к власти категорически отверг идею реставрации.
