«Соединение, которым командует генерал-майор К.Н. Галицкий, одно из первых приняло на себя удар германских танковых колонн и отразило его... А когда немецкие танковые и моторизованные дивизии, прорвавшиеся на соседних участках, окружили наше соединение, генерал Галицкий... приказал пробиваться на восток. Дни и ночи шли храбрецы по лесам и болотам Советской Белоруссии, уничтожая немецкие обозы, сея панику, нападая с тыла на вражеские части и штабы. Когда бойцы израсходовали боеприпасы, они “перевооружились” отбитым германским оружием. Две трети личного состава своего соединения вывел генерал-майор Галицкий из окружения, нанеся врагу значительно большие потери, чем понес сам»^[198].

Весь путь выхода 24-й стрелковой дивизии из окружения проделал с ней корреспондент газеты «Красная Звезда» старший политрук А. Поляков. Все это время он делал дневниковые записи. После выхода из окружения этот дневник был опубликован в «Красной Звезде», а затем вышел отдельным изданием (в 1941 г.) под названием «В тылу врага». Тогда же эта книга была переведена и издана в Лондоне с предисловием тогдашнего советского посла в Англии И.М. Майского.

Полномочный представитель Советского Союза писал: «Мы были свидетелями того, как во Франции, когда немцы окружали французские части, французские генералы не находили ничего лучшего, чем сдаваться. Когда в первые дни германского нашествия на СССР отряд генерал-майора Галицкого оказался в таком же затруднительном положении, немцы были в полной уверенности, что и русские немедленно сдадутся. Они не учитывали изобретательности, стойкости и храбрости бойцов Красной Армии».

Продолжая развивать дальше эту мысль, И.М. Майский отметил: «...три важных фактора, могущих сыграть важную роль в разрушении даже тщательно разработанных планов механизированной армии Гитлера... Это, во-первых, быстрое приспособление регулярной части к методам действий партизанской войны; дробление крупного отряда на небольшие подвижные части, способные действовать самостоятельно. Огромную роль, во-вторых, играет моральное состояние людей. Когда бойцы Галицкого узнали, что они отрезаны, они не поддались панике и не потеряли мужества. Во время всего их долгого и опасного пути через тыл врага, они сохраняли строжайшую дисциплину и железную решимость не сдаваться. Последним, однако, отнюдь не маловажным, фактором, является тесная связь красноармейцев с населением районов, через которые они шли. Где бы они ни проходили, старики, женщины и дети помогали им повсюду и это как нельзя лучше показывает, как велика солидарность армии и народа в борьбе против фашистских захватчиков»^[199].

Радость встречи со своими войсками тогда, в июле 1941 г., омрачалась тем, что дивизия К.Н. Галицкого вышла из окружения без Боевого Знамени. Это знамя находилось на попечении знаменного отряда под командованием инструктора отдела политической пропаганды дивизии старшего политрука А.В. Барбашева. В конце июня этот отряд оказался отрезанным от штаба дивизии и других ее частей и по этой причине был вынужден действовать самостоятельно. Пробиваясь к своим войскам, старший политрук Барбашев. хранивший знамя, от полученных ран скончался. А знамя, обнаруженное при нем, с риском для жизни прятали местные жители до прихода частей Красной Армии.

Выхода из окружения отряда А.В. Барбашева ждала вся дивизия. В преданности Родине и военной присяге бойцов отряда никто не сомневался, и все надеялись на скорую встречу со своим Боевым Знаменем. Видимо, только поэтому 24-я стрелковая дивизия не была расформирована, как соединение (часть), утерявшее Боевое Знамя. Во второй половине июля 1941 года по приказу главнокомандующего войсками Западного направления дивизия была пополнена личным составом и вооружением и продолжала воевать с фашистами.

Содержание истории с Боевым Знаменем дивизии многие годы преподносилось искаженно. Некоторые журналисты, не зная доподлинно все детали и подробности этого факта, писали о том, что Самаро-Ульяновская Железная дивизия была расформирована за утерю знамени. На самом же деле все эти слухи являлись неправдой, а дивизия, пополненная людьми и вооружением расформированной 17-й стрелковой дивизии, продолжала оставаться одним из боеспособных соединений Западного фронта. Из сказанного видно, что вопрос о чести дивизии не стоял. К тому же ее командир генерал-майор К.Н. Галицкий и другие руководители дивизии вскоре после выхода из окружения были выдвинуты на более высокие должности. Однако ложный слух, пушенный журналистами, долгие годы тиражировался. Судьба же Боевого Знамени дивизии выяснилась уже в октябре 1943 г.

А Кузьма Никитович получил новое назначение сразу же после вывода своей дивизии из окружения. В целом Галицкий был доволен достигнутым: дивизия выполнила свой долг, ее действия по достоинству оценили и Военный совет армии, и маршал С.К. Тимошенко. А главное состояло в том, что впереди ждали новые боевые задачи, к выполнению которых части дивизии были готовы. Но выполнять эти задачи К.Н. Галицкому уже не пришлось — его назначили командиром 67-го стрелкового корпуса.

Как все это происходило, Кузьма Никитович рассказал в своих воспоминаниях: «Ранним утром 19 июля я ждал приезда секретаря Мозырьского обкома партии и председателя облисполкома. Нам предстояло обсудить ряд вопросов, связанных с мероприятиями по приведению дивизии в боеспособное состояние. В это время вошел майор Подорванов (начальник штаба дивизии. — Н.Ч.) и положил на стол телефонограмму, подписанную начальником штаба 21-й армии генералом Горловым. Она содержала приказание немедленно прибыть в Гомель на Военный совет армии. Связавшись по телефону с генералом Горловым, доложил, что жду руководителей области и попросил разрешения прибыть позже. Ответ: выехать немедленно.

Я был в недоумении: что могло случиться за сутки, прошедшие с момента моего отъезда из штаба армии? Пришлось выехать, поручив майору Подорванову встретить руководителей области. Быстро добрался до Гомеля. И едва вошел к командующему, как Федор Исидорович (Кузнецов. — Н.Ч.) в ответ на мое приветствие протянул мне руку и сказал:

— Маршал Тимошенко назначил вас командиром 67-го стрелкового корпуса. Обстановка требует, чтобы вы немедленно выехали в корпус и вступили в командование.

Он показал мне на карте положение частей корпуса. И тотчас же вслед за этим вместе с членом Военного совета подписал мне предписание. Затем добавил:

— В дивизию ехать не разрешаю. Все указания ей даст начальник штаба армии. Вам выделена машина. Поедете с офицером связи. — И крепко пожал мне руку. — Желаю боевых успехов»^[200].

Безусловно, Кузьме Никитовичу хотелось знать, какие задачи в ближайшем будущем будет решать вверенный ему 67-й стрелковый корпус. Эти сведения он получил от начальника штаба армии генерала В.Н. Гордова. Оказалось, что противник прорвал оборону наших войск в районе Могилева, форсировал Днепр и стремится окружить западнее Смоленска 16-ю и 20-ю армии. Выполняя приказ Ставки, командование фронта решило нанести по немцам ряд контрударов на флангах прорвавшейся к Смоленску немецкой группировки. Далее В.Н. Гордов сказал Галицкому, что их 21-я армия участвует в выполнении этой задачи. Она должна наступать в направлении Бобруйска с целью овладения им и выхода в тыл Могилевской группировке противника, что должно было оттянуть часть средств гитлеровцев на себя и тем самым облегчить положение советских войск под Смоленском.

Что же касается положения и задач 67-го корпуса, то он, находясь на правом фланге армии, имел задачу разгромить бы-ховскую группировку противника. Корпус уже, как и вся 21-я армия, с 13 июля наступал на позиции врага, однако его продвижение было незначительным. Его сосед слева, 63-й стрелковый корпус под началом комкора Л.Г. Петровского, достиг больших успехов — он форсировал Днепр, овладел Рогачевом, Жлобином и продвинулся на бобруйском направлении до 16 км. В направлении Старые Дороги с целью перерезать коммуникации противника выдвигалась кавалерийская группа в составе трех дивизий под командованием генерал-полковника О.И. Городовикова.