— Если доверишь, конечно, — зарделась Римма, зная привередливость и подозрительность матери.
— Доходы пополам, расходы тоже! Но главное, чтоб я больше не слышала о твоих повешениях. Либо ты берешь себя в руки и живешь человеком, либо не марай мне душу и отваливай на все четыре, без захода в дом! Если возвращаешься, вернешься мамкой и дочкой, навовсе! И ничего не утворять без совета, как и надобно в семье! Не то макуху долыса ощиплю, слышь, доча? Стерва ты моя недоделанная! Ну, иди ко мне, хвороба горькая! Говно собачье! Дай хоть обнять тебя, дуреху! Ну, здравствуй, выдра моя облезлая! Чего ж так боялась, глупышка? Ведь ты хоть какая, а моя кровинка! Самая лучшая и милая! Ты да Ксюнька! Кто ж еще родней? Нас так мало! Жить нам нужно. Чем дольше, тем лучше. Зачем уходить от нас? Мы любим тебя! И нету свету без тебя в этой подлой жизни. Не доверяй своему сердцу, не пошевелив мозгами. Знай, малышка, истинная любовь за деньги не покупается. Она и в нужде солнцем греет. Был бы жив твой отец, подтвердил бы и рассказал. Нам с ним имелось что вспомнить. А тебя есть за что любить. То я тебе не как мать, по-бабьи говорю правду! — Она выпустила дочь из объятий.
Римма смотрела на врачей глазами, полными благодарности. Вот так впервые поговорила с матерью. Все поняла, все дошло, со всем согласилась без споров.
Ее вскоре выписали из больницы под расписку матери. Та обещала ежемесячно привозить дочь на обследование, беречь ее от стрессов и нежелательных встреч.
Елизавета Николаевна, увозя домой дочь, звонко расцеловала врачей. И сказала на прощание Бронникову:
— Вот ведь всю жизнь стыдилась я появляться даже вблизи дурдома, чтоб никто не принял за стебанутую. А судьба вона как подсуропила, пришлось прийти. И диво! Именно тут увидела людей, по-настоящему умных и добрых, сердечных… Как жаль, что за стенами больницы очень мало таких…
Они уехали все втроем. Римма долго махала рукой из окна машины.
— Вот и эта навсегда покинула нас! — вздохнул Юрий Гаврилович вслед. И добавил: — А ведь счастье как раз в том, что уехала сама, домой, насовсем!
— Думаете, больше не полезет в петлю? — тихо спросил Петухов.
— Теперь уверен. У нее прекрасная мать, такая не даст в обиду своих. А и Римма изменится скоро.
— Интересно, а что эта мамка утворила с зятем?
— С бывшим зятем? Мне она рассказала сразу. Потом лишь услышал от нее подробности. Ну и женщина, скажу тебе! Преклоняюсь перед такими! — хохотнул Юрий Гаврилович.
— Что ж она с ним отмочила? — спросил Иван.
— Не убила, нет, она применила их! Ты же помнишь, Елизавета Николаевна говорила о даче за городом? Так вот там домишко не слабый. В два этажа и все коммунальные удобства. Построила с расчетом на дочь и внучку! Внутри все готово. Даже евроремонт сделала. А вот снаружи решила отойти от пещерных условностей и там, где был все годы участок, вздумала отгрохать бассейн. Как тебе задумка бабья? Причем он будет крытым. Купаться и плавать в нем можно круглый год. Размеры намечены приличные — все шесть соток под бассейн отвела. Ну и глубина стандартная, на два с половиной метра. Сейчас там земляные работы идут, копают котлован. Как думаешь, кто?
— Бульдозер, конечно! Или экскаватор!
— Шалишь! Андрей с бабкой! В четыре руки!
— Эти до конца жизни не справятся, — отмахнулся Петухов.
— Еще как стараются, не разгибаясь пашут! Елизавета предъявила им счет на кругленькую сумму. За все годы! Потребовала вернуть. Иначе, прямо сказала, пришлет свою «крышу». Этих ребяток Андрей знал. Понимал, те ждать и шутить не станут. Включат счетчик и, коль вовремя не отдашь, укоротят на голову его и мать. Возник вопрос — что делать? За недавнюю сладкую жизнь надо рассчитаться. А как? Те деньги, что имелись, не покрыли б и трети, но и подыхать не хотелось. Андрей пришел к бывшей теще вымаливать жизни. Свою и бабки. Елизавета думала недолго. Взяла с него расписку о долге, Андрею куда деваться, свидетелей до хрена! Она их в тот же день кинула на дачу, чтоб отрабатывали, не теряя времени.
— Долгонько ей бассейна не видеть.
— Не скажи! Елизавета Николаевна женщина умная. Сумму долга впрямую увязала со сроком выполнения работ. Чем
быстрее, тем меньше сумма долга. Так они с бабкой даже ночами при прожекторе вкалывают. Другого выхода нет. Там даже имеется сторож с собаками. Но псы только того старика слушаются. Во деловые! Они у него вроде своей «крыши». Не то слово, взгляд понимают. Любую команду мигом выполнят. А и сам дед как перец с табаком — смесь гремучая, под стать Елизавете Николаевне. У него кулак срывается без совета с головой. Язык — не приведись на такой нарваться. Изгадит так, что до конца жизни не отмоешься. Вот он приставлен хозяйкой следить за Андреем и старухой.
— Пожалеет. Старики — народ мягкий. Не зятя, так бабку пощадит, — предположил Петухов.
— Только не этот! Еще в зятьях Андрей часто прикалывался к деду, доставал его и унижал. Тот терпел. Но еще тогда предупреждал, мол, не доводи до кипения, вломлю. И однажды нарвался Андрей. Вломил ему старик. Ну, потом хозяйка заставила извиниться перед зятем. Теперь старик реванш возьмет за все!
— Нет! Бассейн копать вручную? Неоригинально!
— Елизавета Николаевна с ним не спешит. К тому ж не забывай, Ваня! Сам факт, что попали в рабы, причем надолго, убивает больше, чем усталость. А ну с шести утра и до полуночи каждый день вкалывают, без выходных и праздников, в любую погоду. Еще сторож материт в каждый след. Чуть что не так, кнутом по спине погладит, от всей души, не скупясь. С дедом не поговоришь и не поспоришь. Он, кроме Елизаветы Николаевны, никого не признает.
— А Римму?
— Та во взаимоотношения с рабочими не лезет. Ее дело — бухгалтерия.
— Но узнала, где ее бывший муж?
— Понятное дело! Но свидеться не захотела. Она приехала за своими вещами в квартиру свекрови и увидела на диване и на кресле вещи чужой женщины. Посмотрела на постель. А и там следы любовных утех. Вот тут-то и оборвалось все, что связывало с Андреем, Куда делись любовь и жалость? Даже вспоминать не хочет. Работает у матери. Все время дома. Мужиков возненавидела. Не только знакомиться, смотреть не хочет. Опять же время и это вылечит. Еще немного, и стихнет боль. Все наладится у нее, придет в норму…
Через месяц Елизавета Николаевна привезла, как и обещала, свою дочь на первую проверку в больницу.
Громко постучала в дверь главврача и, не дождавшись разрешения, шагнула в кабинет, вытащила из-за спины Римму, поставила перед Бронниковым и сказала, отдышавшись:
— Здравствуй, Гаврилович! Вот, привезла к тебе на проверку свою мандавошку! Ну, она у меня уже в бабы вылупается! Уже базарить умеет! Раньше только гундела! Нынче пиздюлей навешать сумеет. Учить пришлось лично! В этой блядской жизни баба обязана уметь махаться, иначе саму втопчут. Верно, дочка? — повернулась к Римме.
Та озорно глянула на главврача, кивнула, согласившись с матерью.
— А что? Суметь за себя вломить тоже нелишне! — произнесла она с усмешкой.
— Уже приходилось? — спросил Бронников.
— Конечно! Я, ничего не зная, приехала на дачу отдохнуть, легла на солнце позагорать, а этот козел решил меня огулять. Я ему как вмазала, он в бассейн с крыши улетел кувырком. С того дня не прикипает. Я ему пообещала зубы выбить, а мать — прибавить долг. Сразу перестал оглядываться в мою сторону и про любовь забыл. Ну и я не езжу больше на дачу.
— Долго еще ему копать бассейн?
— Половина уже готова, так мама говорит.
— Помимо денег, я забираю у них квартиру. Они себе уже сыскали комнатуху на окраине, рядом со свалкой. Когда закончат бассейн, туда переберутся, подальше от наших глаз. Не видя друг друга годами, мы быстро успокоимся.
Бронников с Петуховым осмотрели, проверили Римму. Она хорошо загорела, поправилась и отдохнула. Женщина уже не выглядела усталой, анемичной, как прежде.
— Ну что, Римма? Замечаний нет. Есть только предложение! — усмехнулся Петухов.
