Бронников густо покраснел.
Петрович, любивший минуты смущения, вовсе в раж вошел:
— Не пойму, что толку мыться одному, когда за дверями очередь желающих мартышек. Они друг другу уши пятками отдавили, чтоб хоть раз глянуть на настоящего мужика!
— Откуда взял?
— С их отзывов!
— Постыдись, они больные!
— Женщины все одинаковы! И все больные, покуда не увидят натурального мужика. Тут они о болячках забывают. Дай хоть краем глаза увидеть, хоть пальцем потрогать. А еще лучше затащить на ночь, желательно не на одну…
— У меня престарелый контингент. О чем ты тут завелся? — откашливался Бронников.
— И я о том, что рано их в клячи списал. Знаешь, как там одна бабка на двух старух влезла. В дырку глаз вставила и зашлась…
— В чью дырку? — рассмеялся главврач.
— Тогда в дверную. Дальше уж не знаю. Могли тебя на сувенирчики пустить. Предусмотрителен ты, двери закрыл. Не то влетела б эта гвардия спину потереть, что от тебя осталось бы?
— Завидуешь, Петрович? У тебя все тихо, чинно. Ни пошутить, ни поговорить не с кем.
— Тоже всякое случается. Хоть с покойными работаем, но ведь не на погосте! Потому не киснем от скуки.
— Да брось ты!
— Не веришь? Вон вчера что было — мы до ночи хохотали. Привезли к нам двух бомжей. Забросил их сторож на верхнюю полку и таскает мне на вскрытие с нижних. Они уже пованивать стали. Понятно, два выходных отбыли без холода. Свет за долги опять отключили. Я, пользуясь дневным светом, вскрываю одного за другим. Весь ливер в тазы, и на пол их ставлю. Спешу побольше сделать. А тут внезапно сам начальник милиции приехал на американском джипе, с двумя овчарками. Они его, старого черта, охраняют непонятно от кого. Я хохотал: такие красивые псы при таком шелудивом хозяине.
— Ты по сути! Чего вокруг водишь?
— Короче, вошел он в морг, а я его впопыхах усадил на нижнюю полку, откуда только что покойного убрали. На столе он лежал, уже весь вскрытый.
— Покойник или начальник ментовки?
— Мертвец! Генерал вошел. А этот уже на столе, весь распущен, от горла и до помидоров. Некуда больше посадить. На столе разложил для осмотра печень, селезенку покойного, желудок и кишечник вскрыл для изучения. Зайди он через час, все было б иначе, много лучше. Ну что делать? Тут его собачки вошли. Стали из тазиков жрать. А генерал интересуется, что это там собаки едят? Я ему и сказал, мол, покойничью требуху! Что с ним было! Весь посинел. Будто овчарки его родной ливер сожрали. Я и успокоил, мол, зря волнуетесь, я уже его проверил, отставил, чтоб уборщица выкинула. «Сидеть! Не трогать!» — орет он на собак, а они жрут, аж за ушами пищит.
Я начальнику объяснил, что они дорвались до свежатины. Тот зеленеет, а я смеюсь: «Это деликатес по нынешним временам. Скоро вообще перестанут хоронить. Кто откинется, тут же и сожрут хором. Чем человечина хуже свинины или говядины? Ничем! Мясо в некотором случае даже нежней. Особо на ягодицах, готовые лангеты!»
Здесь еще и сторож подошел, все понял и подыграл: «В войну не только в Ленинграде мертвечину жрали, а везде, где голодуха прошла. Оно и в деревнях… Особо сиськи уважали…»
Смотрю, а генерала в штопор скручивает. Губы побелели, представил, как мы со сторожем его разделывать будем. Меня тот страх раззадорил. Это у себя в милиции он герой. А уже в паре шагов побоится в лопухи свернуть. Трусливый человечишко. И за что такому генерала дали? Тот таракан на сержанта не тянул. Мало того что трус, так еще и дурак. Над ним смеемся, а он за чистую монету принимает все. Короче, ему понадобилась справка о причине смерти тещи, умершей полгода назад. Потребовалась та бумажка родне, а оригинал затерялся. Ну, я давай искать по записям в журнале. Сыскал все. Заполняю для него дубликат. И ты подумай, какая невезуха! Верхний покойник отлил свое прямо на генерала.
— Не понял, как это отлил?
— Я ж говорил, что не успел я вскрыть двух бомжей. Ну, сторож их наверх загнал. Время шло. Вот и вытекло все из бомжа на генерала. Если б тот бомж знал, как напугает и что утворит с начальником милиции, не одну бутылку на радости высадил бы. Эх, Юрка! Видел бы, как генерал рванул с лавки и давай нарезать круги вокруг морга. Бегает и орет, а что кричит, не врублюсь. От кого убегает или за кем гонится, вовсе не пойму. Вышел, а он уже на десятом круге шустрит. Потом упал лицом вниз и как начал блевать, чуть мои покойники к нему не выскочили на разборку за осквернение территории. Короче, сбегал он еще в кусты, потом вернулся уже нормальным человеком, взял у меня справку и, уходя из морга, остановился в дверях и спрашивает: «Так, значит, шашлык из человечины вкуснее, чем из свинины?»
Мы со сторожем переглянулись и расхохотались враскат. Он так ни хрена и не понял. Как же работает столько лет такой тупой бездарь, тупоголовый придурок!
— Ты б спросил его, чего он бегал? — усмехнулся Юрий Гаврилович.
— Я и так знаю. Это инстинктивная потребность организма к самоочищению. Иначе этот уродец задохнулся б от самого себя. Поверь, Юрий, он не смог бы объяснить. Он и сам не знал, что с ним происходит. Но впрочем, какое нам до него дело? Я пришел к тебе совсем по другому поводу. Сегодня ко мне привезли странного покойника. При нем была предсмертная записка: «Я не имею больше прав на жизнь, потому что отравил ребенка, совсем невинную девчонку, Наталью. Она умерла в психбольнице города… Я виноват в ее смерти. Цыган». Знаешь, все бы ладно, но труп лежалый, — глянул патологоанатом на Бронникова.
— Она жива. Понимаешь, самое плохое в том, что киллер убил киллера, цепь распалась, но не порвалась. Казалось, преступник уже в руках, а его нет. Множатся лишь преступления. Скажи, как он был убит? — спросил Юрий Гаврилович.
— Выстрелом в ухо. Такой выстрел называют дамским. Уж и не знаю, почему именно бабы предпочитают убивать выстрелом в ухо. Ну да ладно б только это. Кто-то был очень заинтересован в смерти Цыгана. Его не только застрелили, но еще заставили выпить белый мышьяк. На молодого мужика он действует не столь скоро. Кто-то устал ждать и поторопил смерть выстрелом. Прикопав его где-то на время, подбросили на скамейку горсада, где его и подняли рабочие коммунхоза.
— Почему думаешь, что его убили в другом месте, а не в горсаду? — удивился Бронников.
— Я его анатомировал. И несмотря на то что с момента смерти прошло несколько дней, мышьяк был определен сразу. Его заставили выпить. Потому что первая доза не смогла сразу остановить сердце. Она расшатывала желудок, печень, легкие. Но сердце у мужика было могучим и изо всех сил боролось за жизнь. Дали вторую дозу. Кто-то держал парня. На плечах синяки от пальцев. Они стали скручивать в штопор, вторая доза добила бы, но не хватило времени или лопнуло терпение, а может, Цыган слишком громко орал, и решили все ускорить — выстрелом в ухо. Так лишь очень удачливые охотники убивают зверье. Оно и дернуться не успевает перед смертью.
— Интересно, кто его убил?
— Левша! Так сказал следователь. Я ему все выложил. Толковый мужик. Кстати, он выяснил, что Софья тоже левша. Но она в следственном изоляторе. И у нее хватало помощников. А посему выходит, что я не останусь без работы, Цыган не последний в этой печальной истории. Пусть ею занимаются следователи. А тебя могу порадовать! — глянул на Бронникова вприщур.
— Чем?
— Для ваших больных готовят два новых здания. Оба двухэтажные. В них заканчивается ремонт. В зеленой зоне работать будете, в тишине и покое.
— Уж не ты ли припугнул местных тузов? — обрадовался Юрий Гаврилович.
— Сработала твоя жалоба. Скоро приедет комиссия с проверкой. О ней уже кто-то предупредил. Ну и я тебя, тоже заранее. Так что не всегда появляюсь с кладбищенскими новостями! — улыбался Леонид Петрович.
— Почему меня не предупредили о переселении? Тут что-то не так, видно, еще не решили, кто поселится в тех корпусах. А может, конкуренты имеются? — засомневался Бронников.
— Обиделись на тебя за жалобу. Слишком хлестко выстегал ты верхушку. И ведь надо чем пригрозил — прийти на заседание областной думы полным составом! — хохотал Петрович.
