— Прекрати строчить в Москву. Иначе останешься без работы и о тебе никто не вспомнит и не поможет. Успокойся. Все ждем…
Чего ждут — не сказали. Но Юрий Гаврилович понял: обращаться в Москву бесполезно, просить у своих — бессмысленно. Он был в отчаянии, когда зашел Петухов. Иван, глянув на главврача, мигом понял, что тот не в настроении, и спросил, в чем дело? Юрий Гаврилович поделился горем, а Петухов посоветовал поговорить с Сидоровым. Мол, патологоанатом свое заведение под приличное учреждение подогнал. Хотя денег ему никто не давал и в карманах всегда пусто.
— Пусть поделится секретом, как удалось ему провернуть в морге такой ремонт. Только по телефону его не спрашивайте. Он не скажет правду. Тут к нему нужно заявиться иль его к себе вытащить.
— Скажет ли? Да и повод нужен, чтоб пришел.
— Подумайте и найдете! — улыбался Иван хитро.
— Надо обмозговать, — согласился Бронников и спросил: — Как там твои альтернативщики справляются, не убежали еще от нас?
— Оба работают. Они спасение для меня. И управляются быстрее и лучше других. Им не надо подсказывать, что делать. Сами полы моют, постели перестилают, больных купают, кормят, выводят на прогулку. Помогают медсестрам уколы делать. До блеска убирают в палатах. И все тихо, без шума и крика. Больные их полюбили обоих.
— А сами они как?
— Устают, конечно, но пока не жалуются.
— Сколько палат за ними закрепил?
— Все отделение. Восемь палат.
— А чем заняты прежние санитарки?
— Я их к Лидии Михайловне отправил. Она жаловалась на то, что ее санитарки не успевают. Порой, когда нужно, их не дозваться. А случается, сами знаете, всякое! Теперь и там порядок. Я мысленно много раз благодарил вас за мальчишек. Они очень кстати появились у нас.
— Обещают еще прислать. Мне для мужского корпуса хорошо бы таких же.
— Наши санитарки выматываются, устают, жалуются. А ребята легче переносят дежурства. И всюду успевают. С ними без мороки.
— Хоть в одном помогли сверху! — рассмеялся Бронников.
Он решил для себя позвать Леонида Петровича, не придумывая лживый повод. И позвонил, не откладывая на завтра:
— Лень! Увидеться нужно. Нет, психи пока не собираются меня урывать, и ты не готовь стол для моего вскрытия, не спеши! Я еще не все от жизни взял.
— А чего ты от нее хочешь? Чтоб каждый второй ребенок, встретившийся на улице, говорил тебе: «Здравствуй, папа?»
Бронников рассмеялся:
— Не согласен! Вот если каждый первый…
— Нуда! И все с диагнозами: «паранойя», «шизофрения», «эпилепсия»…
— Какой же диагноз мне поставишь?
— Давно не видел. Вот встретимся, скажу!
— Но помни: твои клиенты тебя не защитят. А у меня два корпуса! И все за меня стеной встанут.
— Той самой, где приговор приводят в исполнение? Придержат, чтоб не убежал?
— Это за что меня так? — помрачнел главврач.
— Как так за что? Столько баб и мужиков за решеткой держишь, а увидеться не даешь. У меня они рядом лежат. Пачками. Никто ничего не запрещает им. Вон вчера генерал за своей мамашей приехал. Так мы ее еле разыскали в леднике средь мужиков. Какой поднялся кипеш!
— С чего? — удивился Бронников.
— Орать начал генерал, зачем его бабку осквернили — положили голую к мужикам!
— А ей вечернее платье понадобилось?
— Мало того! Аж кулаками по столу стучал, что я его мамашу в одну кучу с бомжами сунул. Мол, благородную женщину опозорили! Кто вам право дал осмеять ее? А я и спроси, мол, перед кем? Он на покойников указал.
Так этим и вовсе плевать. Бомжам городские бабы не нужны. Тогда он на себя пальцем показал, мол, перед ним опорочили. Я ему у виска покрутил, назвал адресок твоей больницы, посоветовал обратиться немедля. А генерал чуть не до пены зубами скрипит. Почему его бабка к похоронам не готова? Я и ответил, мол, эти услуги платные. Обращайтесь к санитарке, если согласится, везите одежду и гроб для покойной. А нет, хоть сейчас в машину заберите. Вон ее халат и тапки, в чем взяли из больницы. Увозите домой, там сами помоете, оденете, уложите. Слышал бы ты, как он зашелся. Не захотел старую домой тащить. Решил хоронить из морга. Ну а санитарка моя уперлась. Сказала, раз бабка от рака померла, к ней пальцем никто не прикоснется. Болезнь гнилая и заразная. Так генералу пришлось раскошелиться. Иначе уже не в общество бомжей, а в солдатскую казарму повезли б старуху, чтоб подготовили ее ребятки в последний путь…
— Я представляю, как они одели б ее! — хмыкнул Юрий Гаврилович.
— Это ладно! Но что услышала б о сыне, предположить не сложно.
— И чем закончилось?
— Увез свою старуху сегодня. Не поверишь, на бронетранспортере увезли. Обещали хоронить с военными почестями. Тьфу, козел! Здесь с нашей санитаркой за каждую копейку торговался. А солдатикам пыль в глаза пустил. Мерзавец! Не мог похоронить старую тихо, на деревенском кладбище, рядом с родней. Но ведь это нужно отвезти, организовать поминки, ему тратиться не хотелось, вот и прокатился на халяву даже здесь, — возмущался Леонид Петрович. Он пообещал Бронникову прийти завтра, если не случится что-то непредвиденное.
Но неприятность произошла в больнице.
Юрий Гаврилович был в мужском корпусе, когда в женском поднялась суматоха. Две старухи шизофренички поругались. На это никто не обратил внимания, и тут, совсем внезапно, одна бабка ударила вторую. Та развернулась и влепила обидчице кулаком в висок. Завязалась драка, вначале больные в палате посмеивались, подбадривали бабок, те набирали обороты, и драка разгоралась злая, яростная.
— Я тебе, сука, макушку выдеру! Чего мою дочь цепляешь? Она чище всех твоих!
— Отцепись с ней! Я про тебя сказала, какой сама была по молодости!
— Я честной была! И замуж девкой вышла, не то что ты, шлюха подворотная!
— Кто шлюха? Я? Сама блядища! — Старуха подняла подол юбки и достала корявой ногой обидчицу. Та пошла напролом буром.
Больные хотели растащить старух, успокоить. Но не получилось. Старух давно не навещала родня. Скопившуюся на нее обиду нужно было на кого-то вылить. Распиравшая ярость не давала покоя. Тут же подходящий случай подвернулся, вот и сцепились старые. В глазах не искры, молнии сверкают. Тут и позвали больные Семку и Ромку, чтоб старух угомонили, пока они головы друг другу не откусили.
Ребята мигом влетели в палату. Бабки уже дошли до крайней точки кипения. Одежда порвана в лоскуты, лица побиты, сами кружат по палате, вцепившись друг другу в волосы. Растащить не удалось. Пальцы рук переклинило. Попробовали разлить водой, тоже не получилось. Накинули одеяла. Обе стали задыхаться, но рук не ослабили. Все-таки оттащили одну. Бабка ошалело уставилась на Семку и ударила его кулаком в глаз. Парнишка отлетел к стене с воем, держась за глаз. Ромка ухватил за руку вторую бабку, попросил больных позвать Петухова. Уже вдвоем кое-как связали старую, поволокли к койке, но та, изловчившись, укусила Ромку за плечо. Другая старуха насела на Семку и колотила чем попало. Вот она ухватила пластмассовую бутылку с квасом, размахнулась и ударила с силой мальчишку по голове. Тот зашелся в вопле, а потом затих. Эту бабку сунули за решетку, закрыли наглухо. И только после этого подошли к Семке. Тот лежал без сознания. Ромка плакал навзрыд.
— Что ж теперь скажу его матери? Как приду к ним? Почему его, лучше б меня достали, — дрожал мальчишка.
— Не трясись, успокойся. Лучше помоги перенести в ординаторскую, — сказал Петухов и, осмотрев парнишку, обронил коротко: — Конечно, пусть Юрий Гаврилович глянет, но мне кажется, что сотрясение мозга есть, да и глаз проверить нужно. Короче, придется отправить в больницу.
Юрий Гаврилович, осмотрев Семку, всех успокоил. Сказал, что серьезнее синяков ничего не будет. Но пару или тройку дней парню нужно отдохнуть.
— Домой ему не стоит ехать. Вон у нас есть свободная палата, занимайте ее вдвоем. И живите. Заодно подлечим, наблюдение обеспечим. Ему сейчас покой нужен и уход. Думаю, все обойдется. Хотя… Если считаете нужным, вызовите врача «Скорой помощи».
