— Вот мне и велели обыскать все и забрать наши баксы. Ну а если ты станешь рыпаться, урыть без раздумий. Но… С тобой все понятно. А вот баксы шмонать надо!
— Ты не первый говоришь о них. Думаешь, я не искала? Глянь, каждую доску в полу поднимала, под подоконниками, стены простукивала. В ванной проверила. Чуть с головой не влезла в унитаз. Под ванной шарила. Все глухо как в танке. Даже намеков нет. А где он их затырил, я без понятия. И, честно говоря, я не верю, что Олегу их давали.
— Ну, тут без темнухи! На моих глазах, — отозвался Игорь.
— Слушай! Вот квартира! Я тебе честно сказала, где искала деньги. Не веришь, ищи сам! — предложила баба.
— Может, в его вещах?
— Вон они, в шифоньере! Я сто раз смотрела все.
— А в книгах?
— Он не читал. Я не видела его за чтивом.
— В его столе?
— Он мой, но тоже все осмотрела.
— Год прошел, как его нет. Мы все проверили. На счета в банки не клал, это точно. У нас там свои люди имеются. Прокрутили б… Одна и последняя надежда осталась, но и тут пусто. Не забрал же он их с собой? — усмехнулся гость.
— Игорь! Ищи где хочешь! От этих денег я ничего не имела. Не знаю, сколько их и есть ли они.
— А вот в этом диване смотрела?
— Конечно. Видишь, он новым материалом оббит, прежний порвался. Стулья тоже пустые. Матрац три раза перебрала. И подушки.
— Досадно! Основная часть есть, совсем немного не хватает, чтобы выкупить корешей. И отцепились бы от тебя все, одним махом, оставили б в покое. Тут же как назло…
Закурил мужик, задумался:
— Корефаны ему дали за дело. Он сунул липу, и мужики попухли. Если теперь бы их отмылить от ходки, я к тебе насовсем слинял бы от своих. Ничего! На жизнь мы заработали б. Я в частной охране приморился б, говорят, там мужики неплохо зашибают.
— А сколько они предполагают найти у Олега?
— Двадцать штук зеленых…
— Ой, мамочки, да весь модуль с товаром и половины того не стоит! — всплеснула руками Антонина. И спросила: — Что будет с тобой, когда без денег придешь? Убьют тебя?
— Другого намылят к тебе. И «хвост» привяжут, чтоб следил, что покупаешь, сколько тратишь. Шикуешь иль нет. Если что-то заподозрят, тогда… крышка.
— А ты не вступишься?
— Я о нас обоих. От тебя ни на шаг. Ты мне шибко по кайфу. Спасибо корефанам, что помогли найти тебя. — Вздохнул тяжко и подумал: «Только бы не отняли…»
Игорь, как считала банда, прошел все огни и воды, и даже медные трубы. Воевал в Афганистане, в Чечне. Несколько раз был ранен, но в госпиталях все срасталось, и его снова тянуло на подвиги.
У него не было никого. Что такое родня? О таком он слышал, но сам не имел ни единой души, кого мог бы назвать родственником. Его никому не подкинули, не продали. Мальчишку нашли под чужим забором бродяги. Он был завернут в газеты, которые успел обмочить, и орал во все горло, оказавшись голяком на земле. Возле него собралась собачья свора. Животные и рады б, да не знали, как помочь маленькому человеку, а потому, оглушительно лая на все голоса, собаки звали на помощь людей. Сжалились над мальчишкой бродяги.
«Ладно! Питает нас Бог, и этот средь всех вырастет!» Жевали картошку и пихали в рот ребенку. У того еще не было зубов. Случалось, ему везло — кормили жеваной сосиской, хлебом. А когда сорвали с веревки чье-то постиранное одеяло, завернули в него пацана. Три месяца он жил у бродяг, но простыл. И те, испугавшись, что мальчонка умрет, подбросили его в приют. Там он и остался. Ни даты рождения, ни фамилии и имени не было у него.
Кто его родители? Даже бездомные псы взвыли бы от удивления беспредельной, лютой жестокости людей. В собачьей своре самые паршивые суки не бросали под чужим забором своих щенков. Растили и выкармливали, пока те не научатся промышлять самостоятельно.
Лишь в детском доме, избавив мальчишку от кучи вшей и грязи, отмыв его и вылечив, ему дали имя и фамилию. Одели, обули, выучили и вырастили.
Не зная о себе ничего, Игорь до боли любил собак и бродяг. Делил с ними хлеб и тепло.
В детском доме Игорь усвоил основное — умение защищаться и с детства прекрасно дрался. Любил валить здоровяков, но с самого нежного возраста питал слабость к девчонкам. Никогда их не обижал. Может, потому и его любили. Еще до школы мечтал стать военным, но не любил учиться.
Он с малолетства играл в войнушку и ничуть не испугался, попав в Афганистан. Резкий, вспыльчивый, он часто ходил в разведку, случалось, вступал с душманами врукопашную. Игорь никогда не был побежден. Он умел драться по-особому, непредсказуемо и дерзко, за что не только свои, даже душманы прозвали его бешеным. Игорь покинул Афганистан в числе последних и все жалел, что война закончилась.
Вернувшись в свой город, он нигде не смог найти ни жилье, ни работу. Может, потому подался контрактником в Чечню. Вернулся и купил себе квартиру.
О-о, как тяжко пришлось ему в поисках работы. Человека, побывавшего в двух переделках, не хотели принимать нигде.
Игорь просился в частную охрану. Но на эти должности было слишком много желающих. И тогда он решился — поехал в Чечню еще раз.
«Отчаянный ты парень! Если повезет и вернешься живым, сам тебя устрою на работу», — пообещал военком, но умер, не дожил до возвращения Игоря. А тот, отдохнув с неделю, снова стал искать работу.
В этот раз уже полегче пошло. Ему хоть что-то предлагали. Не устраивала лишь зарплата. Она казалась унизительно низкой.
Парень ожесточался. И вот как-то в пивбаре за кружкой пива с ним заговорил один из тех, кого в городе звали крутыми. Слово за слово, рассказал Игорь о себе. Собеседник признался, что и он побывал в Чечне и ему не находилось места в городе. И тоже предлагали работу с хреновыми заработками.
— Ты давай к нам, братан! Задышишь кайфово. Заодно оглядишься. Не ты работу, она тебя искать станет. Сам выберешь, что лучше. У нас все корефаны при деле. Друг друга держим и помогаем, как там — в Грозном, Гудермесе… И ты не тяни резину. Я сейчас позвоню, скажу о тебе, может, сегодня определишься.
Вышел из пивбара. Игорь за ним. Ему предложили встретиться для разговора. Он так боялся опоздать на «стрелку», что пришел заранее. Это оценили. И уже со следующего дня его взяли в крутые.
Нелегко и непросто воспринял он их правила и отношение к жизни. Случалось, не соглашался и спорил. Тогда его высмеивали. Подметив за Игорем слабину к женщинам, предупреждали зло:
— Телок надо иметь, а не жалеть. Семьями обзаводятся лохи и отморозки, но не мы. Если не доходит до тебя, отваливай и дыши сам.
Он несколько раз всерьез хотел завязать с крутыми. Но куда идти? Найти работу в городе с приличным заработком никак не удавалось.
— Слышь, Игорь, чего мечешься? Что тебе у нас не по кайфу? В бабках купаешься, имеешь все, о чем мечтал. Какого хрена еще надо? Мы тоже не пальцем деланы, и нам бывает тошно от всего, но кто толкнул в крутые, как не сами горожане? Ты попробуй устройся на приличное место. Откажут! Напомнят Афган и Чечню, а потом назовут бандитом, мол, там иные не воевали. Будто все мы просились туда! Под пули, под ножи и пытки, на муки! Сколько оттуда не вернулось! Они тоже бандиты? Нас не просто не хотят брать на работу, а боятся словно зверей. Вот мы и заставляем уважать себя, считаться с нами, с каждым! Вон посмотри, сколько наших братанов по городу бедствуют. Калеки! Без ног или без рук. А крутой не должен быть слабым иль увечным. Толпа разорвет и растопчет, осмеет. Потому им тяжелее всех и нет выхода. Пенсия за увечья меньше милостыни, оттого с нами не считаются. Уважение должно идти сверху, а его нет! Вот и глумится толпа, забывая главное, что мы — ее часть, сыновья, братья, чьи-то любимые в недавнем прошлом. Не от всех отвернулся город. Иные с родителями дышат. Но таких мало. Большинство канают как волки-одиночки. Конечно, на нас вешается бабье, в основном путанки. Знают стервы, что получат свое, если по-теплому. Но ведь и они отвержены. И с ними, как и с нами, никто из горожан не станет здороваться белым днем. Им стыдно! Слышь, братан?! Нам западло! А потому кого жалеть? Мы каждый свой день вырвали из лап смерти! А жить, как нам мечталось на войне, так и не привелось. Думаешь, мне не больно? Еще как! Но надо терпеть и доказать наше! Мы не отнимаем, мы берем свое, то, что потеряли на войнах! А забрали немало! Доверчивую молодость, здоровье и мечту! Кто возместит или вернет? Вон и меня сеструха выперла из квартиры. Ей стыдно жить со мной под одной крышей! Соседи, знакомые, сослуживцы и друзья отвернулись. Сочувствуют, как ей приходится? А я сам себе стирал и готовил. Куска хлеба у нее не взял ни разу. Зато теперь она звонит, и это после того, как ушел от нее в свою квартиру. Мол, помоги, дай на компьютер сыну, я тебе со временем верну! Конечно, дал! Не ее, племяша жаль. Может, он умнее будет, — говорил один из крутых.
