Кто накликал мне злую судьбу…

Завидев Ярового, зэк оборвал песню. И вдруг, прищелкивая мальцами, опять запел фистулой:

Как на Дерибасовской — угол Ришельевской

В десять часов вечера разнеслася весть.

Как у нашей бабушки, бабушки-старушки

Шестеро налетчиков отняли честь.

Гоп- цоп-перверцоп! Бабушка здорова!

Гоп- цоп-перверцоп! Кушает компот.

Гоп-цоп-перверцоп! И мечтает снова,

Эх! Гоп-цоп-перверцоп! Пережить налет…

—

Тьфу ты, черт! — пошел Яровой, смеясь. И, пройдя несколько шагов, увидел идущего навстречу «президента». Тот широко улыбался.

—

Повезло мне, а то я уже не знал, как вам дать знать…

—

А что хотел? — удивился Яровой.

—

Поговорить надо.

—

О чем?

Степан замялся. Потом выдохнул:

— О том же. О чем говорили.

— Я готов, — согласился Яровой.

— Сейчас не стоит…

— Почему же?!

—

Это нельзя быстро. Разговор за несколько минут не сможем! провести. А у меня сейчас времени в обрез, — признался «президент».

—

Тогда давайте вечером. После работы, — предложил следователь.

—

После работы… Вот беда! Не знаю. Мне сегодня надо работы на неделю вперед обговорить. Это как раз до отбоя. Может завтра?

—

Давайте. Утром? К вам на кузню? — предложил Аркадий.

—

Нет. Там подручный. При нем нельзя.

—

Ну, вечером.

—

Опять дело. Завтра баня.

—

Ну как же быть? — спросил Яровой.

—

Вам нельзя уезжать, не поговорив со мной, — заторопился «президент».

—

Назначьте время, — предложил Аркадий.

—

Хорошо. Я сам приду, как только чуть выберусь. Постараюсь сегодня или завтра. Запомните мой условный знак…

—

Зачем. Об этом разговоре начальник не должен знать. Я прошу вас… И о встрече, и об этом разговоре. Ничего. Так надо. Я объясню… Все объясню. Договорились?

—

Согласен.

—

Как только попрошу у вас сигареты, это значит, что я прошу встречу.

—

А где увидимся?

—

Пусть вас не обидит— в бане. Там я полный хозяин и нас никто не услышит.

—

Хорошо, — согласился Яровой. И, немало удивившись неожиданному разговору с «президентом», медленно повернул назад. Решил вернуться в кабинет Виктора Федоровича.

Он шел задумавшись. И вдруг услышал:

—

Аркадий Федорович?

Следователь огляделся.

—

Товарищ Яровой!

Начальник лагеря звал его, просил поторопиться. Следователь ускорил шаги.

—

Что случилось?

—

Сегодня из отпуска, как на счастье, вернулся начальник роты охраны.

—

Ну и что?

—

Так он здесь с тридцать шестого года работает. Всех знает. Может и этого помнит, Скальпа?

—

Конечно, должен знать, — обрадовался Аркадий.

—

Сейчас я узнаю, может, он уже в лагере, — заторопился Виктор Федорович в кабинет к телефону и стал торопливо набирать номер. Поговорив, он повернулся к Яровому. — Нет. Задерживается в Певеке. Лишь завтра вечером будет. Но вам надо поговорить.

—

Я дождусь его, — успокоил начальника Яровой.

—

Кстати, сегодня у нас кино будет… Пойдете?

—

Нет!

—

А зря! Две серии…

—

Тем более не пойду.

—

Почему так?

—

Не люблю видеть конец в начале, — улыбнулся Яровой.

—

Не понял, — растерялся начальник лагеря.

—

Видите ли, многие фильмы, которые растянуты на две серии, хромают одним недостатком. Финал фильма становится понятен на первых же десяти минутах. Вот бы в следствии…

—

Я, вы уж извините, схожу. Четыре месяца мы без кино оставались. Теперь наверстывать будем, — довольно потирал руки Виктор Федорович.

—

Сходите. Все ж какое-то разнообразие.

—

Вы сходите в библиотеку, может, что интересное

най

дете.

—

Не то время. Не до книг.

—

Может, прислать кого, чтоб не скучали? У нас интересные рассказчики имеются. О «малинах» времен нэпа. Познавательно.

—

А фильм?

—

Его еще три дня крутить будут! Успею все посмотреть! — рассмеялся начальник.

—

Тогда— Степана. О тех, кто на Камчатке, хочу спросить поподробнее.

—

Хорошо, сейчас передам.

—

Не торопитесь. Может, он кино предпочтет. Это ведь просьба, а не вызов, — отвернулся Яровой, стараясь казаться равнодушным.

—

Я передам. А там — как он сам. Вы ведь не торопитесь?..

Шло время. Но Степан не приходил. Яровой уже хотел вый

ти

погулять в тундру, как вдруг неожиданно тихо в дверях появился «президент».

—

Вы уж извините, пока нашел своих, чтоб за начальником последили, вон сколько времени потерял, — говорил Степан.

—

Да проходите. Не стойте у двери, — позвал его Яровой.

«Президент» сел у стены.

—

Так что вы мне рассказать хотели?

—

Теперь у нас время есть. Вместе с журналами три с половиной часа кино будет идти, все успею рассказать, — улыбнулся Степан. Подойдя к тумбочке, сказал Яровому. — Я чай поставлю. Можно?

—

Конечно.

—

Сегодня целый день, как проклятый, на руднике торчал. Надо было. До костей продрог.

—

А что там случилось?

—

Нормы выработки повысили. Мужики могли «бузу» поднять. У нас здесь все не только дни, часы до освобождения считают. А они с кубометрами и тоннами одной цепью связаны, — погрустнел «президент». И, сев напротив Ярового, добавил: — А вот теперь пишите, гражданин следователь. Все пишите. Верно пора пришла сказать. Лишь бы Бондарева нам назад не прислали. А то, когда начнет это дело раскручиваться, ваше, по Скальпу, боюсь я, что порядки наши лагерные кое-кому не понравятся…

Яровой хотел сказать Степану о смерти Игоря Павловича, но что-то его сдержало.

—

Когда я прибыл сюда, начальником Бондарев был. А «президентом» — Касатка. Тоже вор. Как и я. Ну, кенты мне о начальнике все рассказали. Ничего не скрыли. И о «суках» его разумеется тоже не смолчали. Показали их. Каждую, чтоб, как маму родную, ночью узнавать мог. Знал я на первом же дне, какая из них на что способна. Какая — более опасная, какая — меньше. Ну и решил своими руками всех поизвести. Помоложе тогда был, горячий… Стал присматриваться, с какой начать. Чтоб другим «сукам» мозги в нужную сторону повернуть. Проучить их смертью собрата. Ну и выбрал одну. Мне он «сукой» из «сук» показался. Но беда в том, что убивать мне никогда не приходилось. Не умел я этого делать. А значит, навыков не было. Про себя решил — задушить. Считая, что и смерть эта легкая и сделать просто. О замысленном своем никому не сказал. Ну а ночью подкрался к спящему «суке» — хвать его за горло. А он как вскинется! Глаза выкатились. Язык наружу. У меня руки и дрогнули. Почуял, как дрожит под пальцами горло, как вспотело. И отпустил я его. Живым. Через час он оклемался и — к Бондарю. Тот тут же в барак пришел с конвоем. «Сука» не видел, кто его душил. А Бондарь давай спрашивать. Все молчат, и я молчу. Бондарь побелел тогда. И посадил всех на подсос. Каждому в день выдавали по двести граммов хлеба и кружку воды. Всем. И старикам, больным, их у нас гоже хватало. И ведь не на день, целых две недели. Ни разу горячего не дали. Даже кипятка. Люди же на руднике, на шахте работали. Под землей. По восемь часов. Иные не выдерживали. Падали без сознания. И не один… С ног, как мухи, стали валиться. А у иных — семьи, дети. И вот тогда я пошел к Касатке. Сказал ему обо всем. Не смолчал, что хочу пой

ти

к Игорю. Сознаться во всем. Пусть я за все ответил бы! И за «суку» ту! Но я сам! Один. А со всех остальных пусть снимает наказание! — побагровело лицо Степана.

Он подошел к закипевшему чайнику. Молча, медленно налил чай по стаканам. Себе и Яровому по маленькому кусочку сахара положил. По зэковской, старой привычке — не сладости ради, сугреву для…