В основном здесь были обычные гражданские люди, которым повезло, и теперь они эвакуировались в глубокий тыл… Женщины, дети, старики… Они, уставшие и измученные, спали вповалку на двухъярусных нарах «теплушки», установленных по обе стороны некогда товарного вагона…

Девушка повернула голову и увидела, как в углу, прямо на полу, сидит женщина со спящим годовалым ребенком на руках, а рядом с ней, опустив голову на колени женщине, спит мальчик, лет шести…

«…Господи! - Подумала она вяло. - Когда же это все закончится? Когда же они домой-то вернутся… И будет ли еще тот дом?.»

Она поднялась, поправила на плечах шинель, подошла к женщине, и легонько коснулась пальцами ее плеча:

- Женщина… - Прошептала она тихо, и, увидев, как та открыла глаза и с тревогой посмотрела на ней, проговорила. - Не волнуйтесь!..

- Немцы? - Спросила женщина и прижала к себе детей.

- Нет! Не волнуйтесь! Все в порядке! - Девушка в форме наклонилась и проговорила тихо, чтобы не разбудить малыша. - Там место есть, на нижнем ярусе… Идите туда… А то здесь, возле дверей, еще ребенка застудите…

- А вы как же?

- А я и так доеду… Не долго уже осталось… Всего-то до утра… Идите-идите! Там и детям удобнее будет!

- Спасибо тебе, милая! - Ответила женщина. - Как звать-то тебя?

И девушка улыбнулась в ответ:

- А вот так и звать - Мила… Или Людмила Сизова, если по документам…

- Знакомое имя… - Женщина наморщила лоб. - Что-то я о тебе слышала…

- Вряд ли… - Улыбнулась еще раз Мила. - Ну, вы идите, устраивайтесь, а я уж тут… Воздухом подышу… Вон май-то какой!.. Скоро совсем уж тепло станет…

Она посмотрела, как женщина с детьми устроилась на ее месте, потом поплотнее запахнула шинель на груди, подняла воротник, закрываясь от довольно холодного еще, майского ветра, который задувало в приоткрытый дверной проем «теплушки», поудобнее оперлась плечом о стенку вагона, и проговорила едва слышно:

- Слышала… - Ухмыльнулась она. - Может и слышала…

Она смотрела в ночь, в никуда…

Тугой ветерок трепал и лохматил ее коротко стриженные волосы, но девушка уже не обращала на это никакого внимания… По ее отрешенному взгляду было видно, что она уже была не здесь…

Да так и было на самом деле - Мила уже летела прочь из душной «теплушки» за своей мыслью, по волнам воспоминаний…

…То была темная степная ночь…

И тот состав остановился тогда посреди степи в Бессарабии… Дернулся раз-другой, лязгнули буфера вагонов, таких же «теплушек», в которой ехала Мила и теперь…

Разница была лишь в том, что тогда она ехала на фронт…

…Сгружались из эшелона в непроглядную темноту Бессарабской степи… Молча, сгружались, и были слышны в этой тишине, да и то лишь изредка, только позвякивания металла о металл…

После духоты теплушек степная ночь ошеломляла и опьяняла терпкими запахами полыни, клевера и ковыля…

Люда Сизова еще совсем недавняя выпускница университета, абсолютно городской житель, еще не успела освоиться с такой темнотой, когда не видно даже собственных рук, со степью, со всеми этими, такими новыми для нее запахами и звуками, когда…

Поблизости ухнули орудия…

- Что это? - Спросила она у кого-то. - Это немцы или наши?

Да только никто не стал отвечать…

Послышалась команда:

- Полк! В колонну по четыре! Становись!

Так, в колонне они прошли несколько сотен шагов и остановились около невысокого холма, вокруг которого полки стрелковой дивизии выстроились в большое каре…

Посредине на холме стоял высокий человек, и поблескивал в призрачном свете своим пенсне - это был командир дивизии генерал-майор Петров. А прямо над ним развивалось, трепыхало на легком ветру, полотнище знамени…

- Может, знамя вам и не видно сейчас… - Услышала Люда тогда, посреди той ночи. - Но я его знаю! Выцветшее, продырявленное… И имя на нем Чапаева - он брал его в руки! Этому легендарному знамени столько же лет, сколько нашей революции! Поклянемся же Родине, бойцы, Чапаю прогнать Гитлера с нашей земли!..

На этом знамени, той ночью, поклялись все… Поклялась и снайпер, сержант взвода снайперов, Люда Сизова. Поклялась не щадить своей жизни, так же, как не щадил ее легендарный Чапай…

А комдив продолжал:

- И помните, красноармейцы, какая вам оказана честь! Вы теперь бойцы и командиры 25-й имени Василия Чапаева стрелковой дивизии! Она приняла бой в первую же ночь войны… А теперь берите лопаты, отправляйтесь рыть окопы… …Еще несколько дней назад, она, выпускница университета приехала из Киева в Одессу, чтобы закончить здесь свою дипломную работу.

И тут ее застигла война… В тот проклятый день - 22 июня 41-го года…

Люда поступила тогда так, как в эти дни поступали тысячи ее сверстников - она бросилась в военкомат, чтобы уйти добровольцем на фронт.

И долго убеждать работников военкомата не пришлось…

Помогло Сизовой ее удостоверение о том, что она Мастер Спорта по стрельбе, и второе - об окончании снайперской школы Осоавиахима, а снайперы фронту были очень нужны… До войны она специально, в тайне от своего тренера, окончила эту снайперскую школу, потому что мечтала уехать по «комсомольской путевке» в далекий Мадрид и сразиться с фашистами на земле Испании…

Но теперь они пришли сюда, и уже с опытом войны… …Людмилу зачислили в снайперский взвод…

Вот тут и началось самое для нее тяжкое…

Мало было обладать меткостью стрельбы спортсмена - необходимо было научиться терпению и хладнокровию! Стать мастером точной, снайперской стрельбы было совсем не просто!.. Те знания, которые она приобрела в «снайперской школе», конечно же, помогали, но… Молодая, горячая и влюбленная, она, бегая на занятия в Осоавиахим еще под мирным небом, не понимала, для чего ей нужны были ей все эти премудрости!

«…Прицелился, выстрелил, попал! - Думала она. - Чего еще надо?..»

Но Люда справилась и с этой, не самой простой задачей…

Справилась потому, что рядом с ней тогда был умный, умелый и опытный командир взвода двадцатипятилетний лейтенант Василий Ковтун, который повоевал и в Испании, в 12 интернациональной бригаде, и в Финляндии, и носил на своей груди два ордена… Именно он-то и научил ее тогда вести наблюдение, чувствовать винтовку, как живое существо, вести поиск… Именно он, лейтенант Ковтун, и научил ее, необстрелянную девчонку, быть настоящим снайпером…

…Мила настолько глубоко ушла в свои воспоминания, что даже не заметила, как к ней неслышно подошла рыжеволосая, с длинными косичками до пояса, девушка в толстой вязаной кофте, которая была ей явно не по размеру.

Она протянула Миле большую, слегка помятую алюминиевую кружку:

- Чаю не хотите? Правда, он уже холодный совсем… - Проговорила девушка, и, словно застеснявшись чего-то, опустила глаза. - Но заварка совсем свежая, вчера заваривала!

Она одной рукой протягивала кружку, а другой укутывала горло большим воротником кофты:

- Прохладно, что-то. А еще ехать и ехать…

Мила, словно очнувшись, от нахлынувших на нее воспоминаний, посмотрела на это веснушчатое, конопатое улыбающееся лицо и проговорила, в ответ, невольно улыбнувшись:

- Уже скоро… Утром прибудем на место… Спасибо тебе!.. Иди спать, красавица… Иди, отдыхай…

Она взяла из рук девушки кружку, отхлебнула большой глоток холодного терпкого чая, и…

Словно опять нырнула в пучину своих воспоминаний…

А девушка с рыжими косами…

Она, немного замявшись, постояла смущенно несколько минут рядом с Милой, робко поглядывая в ее сторону, словно узнав ней кого-то, а потом, поняв, наверное, что разговора между ними так и не будет, тихонько, едва не на цыпочках ушла вглубь «теплушки». И много странного и непонятного было бы в ее поведении для тех, кто мог бы не спать в эти часы…